Джон Норман - Мятежники Гора [ЛП]

— Я прибыл, чтобы искать совета у своего командира, — признался Таджима.

— А Ты полностью уверен, что обнаружил шпиона? — уточнил я.

— Да, — кивнул он.

— Где, каким образом? — поинтересовался я.

— В крепости я часто подолгу дежурил на внешнем парапете. Я был уверен, что именно оттуда было проще всего передать сообщение врагу. Чего проще, незаметно бросить вниз записку, а под стеной её подберёт лазутчик неприятеля. Вероятность того, что световой сигнал со второго, с третьего парапета или даже из окна замка, будет замечен намного выше.

— Именно по этой причине я предложил закрыть внешний парапет, и не пускать туда никого до исполнения уловки с ритуальными ножами.

— Скрываясь в тени, — продолжил Таджима, — я видел, как вниз, в долину, была сброшена записка.

— Вот видишь, если бы Ты к этому времени полностью восстановился и находился здесь, — сказал я, — Ты не смог бы сделать это открытие.

— А что если я не рад этому открытию? — спросил он.

— Кто шпион? — осведомился я.

Но Таджима только молча смотрел на меня.

— Лорд Окимото, — заключил я.

— Лорд Нисида, — ошарашил меня он.

— Это невозможно, — покачал я головой.

— Невозможно, — согласился Таджима.

— Конечно, невозможно, — поддержал его я.

— Он — ваш друг, — вздохнул пани.

— Даже несмотря на это, — сказал я. — Это невозможно в принципе. Он был комендантом тарнового лагеря, он обеспечивал формирование тарновой кавалерии и её обучение. Я знаю его лучше всех из пани, может быть за исключением тебя. Он верен Лорду Темму. Он последний на кого могло бы пасть подозрение. Он — человек чести. Я, не задумываясь, доверю ему свою жизнь.

— Мне очень жаль, — развёл руками Таджима.

— Ты ошибаешься, — заявил я. — или чего-то недопонимаешь. Если и есть предатель в высших эшелонах, то это, конечно, Лорд Окимото, толстый, хитрый, коварный, подозрительный, злобный, неприятный, скрытный Лорд Окимото, надутый тарск. Он кузен сёгуна, и именно он является тем, кто может извлечь максимальную пользу от предательства. Он — следующий претендент на звание сёгуна.

— Лорд Окимото, — напомнил Таджима, — согласился на уловку с ритуальными ножами.

— Это сделал Лорда Нисида, — уверенно сказал я.

— У Лорда Окимото, — настаивал мой собеседник, — лёгкая рука. Вы когда-нибудь видели его картины и роспись?

— Не будь наивным, — поморщился я.

— Не может быть злодеем тот, кто так искусно пользуется кистью, — заявил Таджима.

— Если бы бешеный слин умел рисовать, — заметил я, — он не перестал бы быть бешеным слином.

— Я очень сожалею, — вздохнул мой друг.

— Если шпион существует, — настаивал я, — то это — Лорд Окимото.

— Нет, — покачал головой Таджима. — Это — Лорд Нисида.

— То есть, Ты хочешь сказать, что своими глазами видел Лорда Нисиду на парапете, видел, как он бросил вниз записку или что-то ещё? — сердито спросил я.

— Конечно, нет, — подтвердил мои подозрения Таджима. — Лорд Нисида — даймё. Он не пошёл бы в парапет сам, по крайней мере, не пошёл бы без сопровождения. Его отсутствие или присутствие, было бы немедленно замечено.

— Значит, это кто-то из его окружения, — заключил я. — Кто?

Мне было очевидно, что Таджима не горел желанием называть имя.

— Кто? — потребовал я ответа.

— Сумомо, — наконец, выдавил он.

— Тогда, — хмыкнул я, — шпион — это она. Или же она работает на шпиона, или на целую организацию.

— Верно, — не мог не согласиться Таджима.

— И это снимает подозрения с Лорда Нисиды, — подытожил я. — Она действует независимо, или, по крайней мере, независимо от Лорда Нисида.

— Нет, — покачал головой мой собеседник.

— Почему нет? — поинтересовался я.

— Вам не понять, Тэрл Кэбот, тарнсмэн, — сказал Таджима. — Вы не знаете наших путей. Она — контрактная женщина. Её контракт принадлежит Лорду Нисиде. Она служит ему. Она полностью зависима от него. Он определяет её действия. Это — наш путь. Вы не знаете наших путей. Лорд Нисида — шпион.

— Я этому не верю, — отрезал я.

— Почему нет? — спросил он.

— Я его знаю, — ответил я.

— И Вы можете заглянуть в сердце человека? — осведомился Таджиму.

— Думаю да, — кивнул я, а потом, подумав, добавил: — Иногда.

— Я вижу, — буркнул он.

— Но Ты молодец, — похвалил я. — Теперь мы знаем, что Сумомо, по крайней мере, вовлечена в эти вопросы.

— Мне очень жаль, — вздохнул Таджима.

— Почему? — не понял я.

— Она очень красивая, — пояснил он.

— Как маленький, ядовитый ост, — констатировал я.

— Осталось ещё одно, последнее дело, о котором мне следует рассказать, — сказал Таджима, — хотя сообщать вам об этом я совсем не рад.

— Говори уж, — махнул я рукой.

— Вас освободили от командования, Тэрл Кэбот, тарнсмэн, — сказал он.

— Она красива, не правда ли? — поинтересовался мой собеседник.

— Я бы даже сказал, рабски красива, — не мог не согласиться я.

— Что, настолько красива? — удивился он.

— Несомненно, — заверил его я.

— Цвет её волос, форма и цвет глаз, — заметил мужчина, — необычны для островов.

— Насколько я понимаю, — кивнул я. — Она — рабыня, не так ли?

— Конечно, — подтвердил он.

Девушка очень аккуратно, придерживая правый рукав левой рукой, налила чай из сине-белого керамического чайника в мою крошечную чашку.

— Мне она стоила фукуро риса, — похвастался он.

— Из замка Темму, — добавил я.

— Конечно, — усмехнулся мужчина.

— Интересно, стоит ли она фукуро риса, — улыбнулся я.

Рука девушки дёрнулась, тело напряглось, вспышка гнева на мгновение исказила миловидное лицо, но, почти немедленно, она вернула себе самообладание. Подобная неосмотрительность в рабыне приемлемой не является. И за меньшее её может ждать плеть.

Меня порадовала её реакция. Ошейник не уменьшает тщеславие женщины, скорее он может его увеличить, возможно, к её удивлению, в конце концов, не каждую женщину находят стоящей ошейника. Как хорошо должна думать женщина о своей женственности, когда она находит, что она заключена в ошейник! Ошейник сам по себе — знак качества, гарантия, свидетельство и символ того, что его носительница был найдена интересной, что она достаточно желанна, чтобы быть прикованной цепью в ногах кровати хозяина. Она — животное, владеть которым — удовольствие. Пусть она понимает это. Она, конечно, не свободная женщина и, соответственно, имеет конечную ценность. И она сама прекрасно знает о том, что она — объект, товар, и что её ценность может быть измерена, объективно, на основе состояния рынка и покупателей, с точки зрения монет, как и ценность других объектов или предметов потребления, например, тарсков, са-тарны, риса и так далее. Две свободных женщины, глядя друг на дружку, могут расценивать себя превосходящей соперницу, более красивой, более желанной и волнующей, но если они окажутся в ошейнике и обнажёнными выставлены на торги, как это подходяще для такого товара, маловероятно, что покупатели дадут им такую же оценку.