Джон Норман - Мятежники Гора [ЛП]

— Насколько я понял, — заключил я, — всем троим, Ичиро, Таджиме и Пертинаксу удалось скрыться.

Долго же мне пришлось ждать этой информации. Похоже, Сумомо доставляло удовольствие до последнего оттягивать этот момент.

— К сожалению, — вздохнула Сумомо. — Конечно, мы можем надеяться, что они были сильно ранены.

— Рискну предположить, — сказал я, — вашего отца такой результат не сильно расстроил. У него есть планы на тарновую кавалерию, которые могли бы быть поставлены под угрозу, в случае если бы Таджима или Пертинакс были ранены, а тем более убиты. Думаю, Вы не забыли, с какой честью он их принимал и даже пожаловал золотыми цепями.

— Но я была похищена ими! — возмутилась девушка. — Я, его дочь!

— У него много дочерей, — пожал я плечами.

— Животное! — прошипела она.

— Мне кажется, — улыбнулся я, — вас послали сюда, в сад, чтобы заверить меня в том, что жизни и здоровью мои друзей ничто не угрожает.

— Да, — сердито буркнула Сумомо.

— Вы могли бы сделать это немедленно, — заметил я.

— Просто я не была расположена делать это, — заявила она.

— Вам не стоило давать слово вашим похитителям, — покачал я головой, — я имею в виду обещание соблюдать тишину, повиноваться и так далее.

— Для меня было целесообразно так поступить, — отмахнулась дочь сёгуна. — Это притупило их бдительность.

— Но только не Пертинакса, — усмехнулся я.

— Да, — признала она, — с Пертинаксом это не сработало.

— Вы не сдержали своего слова, — констатировал я.

— Конечно, — ничуть не смущаясь, признала Сумомо. — Слова иллюзорны, всего лишь колебания воздуха, появившиеся на мгновение, а затем унесённые ветром.

— Будь ваши похитители мудрее, — сказал я, — они раздели бы вас, заткнули рот, связали руки за спиной и вели бы к месту рандеву на двух поводках, время от времени, если в этом возникла бы необходимость или желание поторапливали бы ударами упругой хворостины.

— Возможно, — проворчала она.

— И затем отвезли бы вас, привязанной к седлу, словно рабыня, в замок Темму, где с вами поступили бы как со шпионкой.

— Но я здесь, — напомнила мне она, — в безопасности, в саду моего отца.

— Возможно, для вас было бы лучше быть привязанной поперёк седла, как рабыня, — заметил я.

— Я не понимаю, что Вы имеете в виду, — отозвалась Сумомо.

— Что Вы подумали о той рабыне? — поинтересовался я.

— Рабыни — животные, — презрительно бросила моя собеседница.

— Рискну предположить, что её поведение говорило о её отзывчивости, — заключил я.

— Она была отвратительна, — сморщилась Сумомо, — беспомощная и подмахивающая вне себя от потребностей.

— Рабские огни тлеют в животе любой женщины, — пожал я плечами.

— Только не в моём, — заявила она.

— Просто пока никто не поставил себе цели их раздуть, — усмехнулся я.

— Вы — животное, — процедила девушка.

— А Вы ещё не носили ошейник, — добавил я.

— Очевидно, вам не дано понять разницы между свободной женщиной и рабыней, — заключила Сумомо.

— Свободная женщина — не что иное, как рабыня без ошейника, — парировал я.

— Мне понятна ваша точка зрения, — кивнула она.

— Но относятся к ним, конечно, по-разному, — признал я.

— Конечно, — поддержала такой тезис моя собеседница.

— У вас ведь был разговор с Таджимой, — напомнил я, — в саду, в ночь ужина.

— Это было неприятно, — поморщилась она. — Оскорбительно. Он был пьян и лепетал нелепости.

— Как по-вашему, почему он столь многим рискнул, — осведомился я, — чтобы вывести вас из дворца?

— Ради выкупа, — предположила Сумомо.

— Вряд ли, — не согласился я. — С какой стати ему было рисковать золотыми цепями и предполагаемыми солидными трофеями, уже не говоря о гневе сёгуна?

— Для чего же тогда? — полюбопытствовала девушка.

— Чтобы защитить вас, — ответил я, — чтобы спасти от долгой, учительной смерти.

— Вы так же безумны, как и он, — засмеялась она.

— Я интересовался данным вопросом, — не обращая внимания на её замечание, продолжил я. — Говорят, такие казни могут длиться недели.

— К таким казням, — отмахнулась она, — приговаривают только тех, кто смог серьёзно рассердить сёгуна.

— А также и в тех случаях, — добавил я, — когда кто-то его сильно подвёл, например, серьёзно подвергнув опасности его планы.

— Верно, — согласилась Сумомо.

— Остерегайтесь, — посоветовал я.

— Значит, Вы полагаете, что это похищение было не ради перспективы выкупа? — уточнила она.

— Совершенно верно, — подтвердил я. — Ни о каком выкупе он не думал.

— Превосходно, — самодовольно констатировала моя собеседница.

— Что же в этом превосходного? — полюбопытствовал я.

— Позвольте мне, дрогой гость, — усмехнулась Сумомо, — кое в чём вас просветить. Презренный Таджима, низкий воин, не могущий похвастаться прекрасным происхождением и знатной семьёй, посмел вожделеть руки дочери сёгуна.

— Вовсе нет, — осадил её я. — Он просто хотел заполучить контракт той, кто, как он верил, была простой контрактной женщиной.

— Я хорошо играла эту роль, — заявила она.

— Я бы даже сказал превосходно, — не мог не признать я.

— Интерес презренного Таджимы, — продолжила девушка, — не был для меня секретом. Да и для других, я думаю, этот факт не остался незамеченным! Порой это смущало. Уж слишком часто он ошивался поблизости, хотя бы чтобы просто мельком взглянуть на меня! Но чаще это было забавно. Мы с Ханой часто шутили по этому поводу.

— Вы, — сказал я, — хотя и женщина, к тому же пани, да ещё и представляясь простой контрактной женщиной, совершенно не заботились о том, чтобы скрыть своё презрение. Более того, Вы часто высмеивали и дразнили его, да ещё и делали это публично. Если его внимание было для вас нежеланно, то почему Вы тогда просто не избегали или не игнорировали его? Скорее всё выглядело так, словно Вы хотели навязаться, влезть в его мысли и мечты. Разве ваши действия не были провокационными? Каковы могли бы быть рациональные побуждения такой враждебности? Признаться, мне было трудно понять те чувства, пыл, ненависть, которые Вы проявляли столь свободно.

— Он так отчаянно хотел меня, — рассмеялась Сумомо.

— Действительно, отчаянно, — согласился я.

— Я обворожила его своей красотой, — заявила она, — тем самым ещё больше усилив его страдания.

— С какой целью? — поинтересовался я.

— Мне так захотелось, — хмыкнула дочь сёгуна.

— Я смотрю, Вы считаете себя красавицей, — констатировал я.

— Конечно, — признала она. — Я одна из самых красивых женщин. Сотни мужчин склоняли передо мной свои головы, и томились от страсти в моём присутствии. Даже даймё. Так расцените наглость простого воина, ни имеющего никакого отношения ни к одной из великих семей, посмевшего столь смело смотреть на меня!