Джон Норман - Мятежники Гора [ЛП]

Уже покидая стадион, я с тревогой заметил в небе двух тарнов, удалявшихся на север.

Но с этим я мало что мог поделать.

— И не сметь мне противоречить, — подпустив в голос раздражения, бросил я охраннику, дежурившему на дороге, ведущей к дворцу. — Ты что, не слышал, что сегодня произошло? Была похищена дочь сёгуна. Этим вечером никакого праздника не будет.

— У меня нет полномочий освобождать приговорённых, — снова попытался возразить охранник.

— Здесь я — полномочия, — строго сказал я. — Я пришёл с приказом от сёгуна. Отвязывай их от столбов, снимай соломенные куртки и связывай их одной верёвкой, а я отведу их к назначенному загону.

— Кто Вы такой? — осведомился мой оппонент.

— Это трудно понять по моей одежде? — нетерпеливо поинтересовался я.

— Так одеваются тайные палачи сёгун, — неопределённо пожал плечами охранник.

— Может, Ты хочешь, чтобы я снял маску? — спросил я.

— Но вас не должны знать в лицо, — пробормотал он, а потом, видя, как я потянулся к маске, словно собираясь стянуть её с головы, закричал: — Нет! Нет, благородный воин! Не надо.

Но моя рука уже сжалась на маске, давая понять, что я готов открыть своё лицо.

— Мне будет стоить головы, если я увижу ваше лицо, — простонал мужчина.

— Совершенно верно, — буркнул я.

— Я немедленно займусь приговорёнными и свяжу их в караван, — пообещал он.

— И передашь их в моё распоряжение, — добавил я.

— А куда Вы собираетесь их определить? — поинтересовался часовой.

— Это что, любопытство? — прорычал я.

— Нет! — тут же поспешил заверить меня он. — Нет, благородный!

Мужчина, более не мешкая, подозвал других охранников, дабы те помогли ему. Приговорённых было двадцать человек, привязанных к столбам и почти полностью закутанных в большие соломенный плащи, подобные тем, который крестьяне носят в ненастье. Конечно, в данный момент, солома была сухой как трут.

— А всё-таки жаль, — вздохнул один из охранников.

— Не могу не согласиться, — поддакнул я.

— Мы-то надеялись на роскошный праздник и ужин, — сокрушался он.

— Так и было запланировано, — сказал я.

— Хорошо ещё, — добавил охранник, — мы не начали добавлять подкрашенную смолу и разноцветные масла.

— Да, — согласился я, — это, действительно, удачно.

Я заключил, что он имел в виду некие дополнения к соломенным плащам, конечно, излишние при обычной казни, рядовом приведении приговора в исполнение, и связанные с праздничной составляющей намеченного на вечер действия, по-видимому, способствовавшему более красочному, более жестокому и длительному горению.

Вскоре все двадцать несчастных были надёжно связаны, как каждый сам по себе, так и все вместе. Толстые связки соломенных плащей остались без дела лежать у столбов.

Охранник, окинув взглядом караван узников, со вздохом сказал:

— Ничего, мы можем сжечь их позже, когда ситуация сложится более удачно и благоприятно.

— Возможно, — не стал разочаровывать его я.

— Возможно, даже, — мечтательно продолжил он, — мы сможем добавить к ним того тарнсмэна и Сумомо. Вот тогда это будет настоящий праздник.

— Возможно, — кивнул я.

— Сколько людей Вы возьмёте для сопровождения? — спросил он.

— Ни одного, — отрезал я.

— Уверен, пара конвоиров не помешает, — не отставал охранник.

— Место, определённое для их содержания, — пояснил я, — должно остаться тайной.

— Я понял, — кивнул он.

В моём заявлении о том, что местоположение заключённых будет держаться в секрете, в принципе, не было ничего необычного. Тому есть две основных причины. Во-первых, это делается для того, чтобы, если не пресечь, то значительно усложнить попытки связаться с узниками, поддержать их, отбить или устроить побег. Во-вторых, это, предположительно, внушает страх остальному населению. Кто может знать, куда увели пленников, сколько они там будут находиться и что с ними делают в этих тайных местах? Это одно из тех средств, с помощью которых власть может держать население в страхе, напряжении и покорности.

— А я вот не понял, — раздражённо буркнул я, поднимая глефу, — уж не думаешь ли Ты, что я, носитель маски, выбранный, чтобы исполнять приговоры сёгуна, неспособен пасти стадо из двадцати тарсков, связанных и беспомощных?

— Нет, благородный, — отпрянул охранник.

— В таком случае, — сказал я, — я не буду лишать тебя головы.

— Благородный добр, — пробормотал он.

У меня не было ни малейшего желания продолжать разговор с охранником, и я взмахом руки дал ему и его товарищам понять, что они свободны и могут удалиться. Асигару, у которого я позаимствовал одежду и маску, отдыхал в соседнем сарае со связанными руками и ногами, и с кляпом во рту. Я не стал ломать ему шею. Думаю, спустя некоторое время, он должен был прийти в сознание. Рано или поздно, конечно, его пропажу должны были заметить и организовать поиски.

— Следуйте за мной! — скомандовал я, обращаясь к связанным узникам, и направился к группе хозяйственных построек, расположенных недалеко от дворца.

Я даже не оглядывался назад, будучи уверенным, что караван последует за мной. Как правило, простолюдины пани вежливы, бесстрастны, отстранённы и смиренны, по крайней мере, пока их не доведут до предела, достигнув которого, они могут стать столь же скрытными и хитрыми как урт, коварными как ост, опасными как загнанный в угол слин, жестокими как ларл, взбесившийся, обнаружив на своей территории метки конкурента. Я планировал открыться Харуки сразу, как только мы оказались бы вне поля зрения охранников. Только он знал, где находился спрятанный вход в секретный туннель, который вёл с территории дворца в сад. При некотором везении у нас был шанс скрыться в туннеле до темноты, после чего каждый был бы предоставлен сам себе. Пожалуй, я слишком долго злоупотреблял терпением сёгуна, и теперь настал самый подходящий момент распрощаться с его гостеприимством, причём сделав это изящно.

— Лучше всего брести по воде, — сказал Харуки. — Тогда не останется никаких следов.

Сотни рисовых полей, остроконечными, геометрическими озерами, отражая шары лун, усеивали пейзаж на пасанги вокруг земель Лорда Ямады. Ту же самую картину можно наблюдать во владениях многих даймё и, конечно, вокруг местных деревень, большинство из которых подконтрольны тому или иному даймё.

Единственным оружием, которое у меня имелось в наличии, был кинжал танто, позаимствованный у какого-то парня, которому не посчастливилось покидать стадион вместе со мной. Правда, он не был воином, так что обеспечить меня двумя мечами он не смог. От глефы я отказался. Это оружие было слишком большим, чтобы его можно было бы носить скрытно. Я подумал, что преследователи будут исходить их предположения, что я, скорее всего, сохраню оружие, следовательно, всякий мужчина, вооружённый глефой, будет объектом особого внимания и тщательной проверки. Глефа является своего рода комбинацией острого копья и топора. Ей можно одним ударом обезглавить мужчину, однако в гуще боя, когда ты сражаешься плечом к плечу с товарищами, возможность нанести такой удар выпадает крайне редко. Чаще всего глефой работают колющим и рубящими ударами, но она может быть использована и как метательное оружие, однако в сражении это делается редко, всё же глефе недостаёт лёгкости и быстроты дротика. По проникающей способности она уступает типичному гореанскому копью, распространённому на континенте. В целом, по технике применения, как в обороне, так и в атаке, это оружие близко к тяжёлому шесту, с той лишь разницей, что на один из концов насажен длинный, широкий клинок. Кроме того, так же как пика или алебарда, глефа может использоваться для того, чтобы взламывать строй противника или, когда необходимо, держать его на расстоянии. Водись на островах пани высокие кайилы, то, я нисколько не сомневался, к глефе был бы добавлен крюк, как у алебарды, чтобы стаскивать всадника с седла, отдавая его во власть кинжала. В городах континентального Гора каждая улица содержит отряд ополчения, участники которого периодически тренируются, чтобы в случае необходимости поддержать городской контингент постоянных войск. Обычно вооружение таких ополченцев ограничивается ножами, палицами, заострёнными шестами и камнями. Некоторые города содержат ещё полувоенные отряды, состоящие из пращников и лёгких лучников, выступающих застрельщиками сражения. В качестве снарядов пращники могут использовать камни или металлические шарики. Эти парни куда опаснее, чем многим может показаться, особенно, когда их много и они бьют с короткой дистанции. Представьте себе тучу из тысяч их снарядов обрушивающуюся на противника. Это может показаться смертельным градом. Ведь любой из этих, подобных шершню снарядов, почти невидимых в полёте, может выбить глаз, проломить голову или сломать рёбра. Тачаки, кстати, обычно избегают прямых столкновений с врагом, по крайней мере, если речь не идёт о массовом сражении, и ставят на лук и метательные кайвы, их седельные ножи. Хотя в комплекс их вооружения входят щит и пика, но они чаще всего используются для фехтования с одиночным противником, как правило, с другим тачаком, или для нападения на малочисленных пеших врагов. В сражении, если оно имеет место между крупными отрядами, атаку кайиловой кавалерии может остановить построенная в каре пехота с помощью длинных пик, упёртых торцом в землю и направленных снизу в грудь животных. Нарвавшиеся на такой частокол кайилы становятся неуправляемым и, вероятно, сбросят своих всадников и, в конечном итоге, погибнут от потери крови. Впрочем, как уже было упомянуто, тачаки редко соглашаются сойтись со своими противниками врукопашную. В этом просто нет необходимости. В этом смысле они, по-своему, напоминают касту крестьян, мастеров большого лука.