Джон Норман - Контрабандисты Гора [ЛП]

— Например, убежать? — уточнила одна из девушек.

— Да, — кивнула я.

— Эй, Убара! — прилетел внутрь конуры мужской голос.

Одетая в платье рабыня, у которой были нелады то ли с остроумием, то ли с рассудком, должно быть, уже подвергалась наказанию за нерасторопность, судя по тому с какой скоростью она подскочила и поспешила наружу, где опустилась на колени перед охранником. Первым делом она склонила голову к его ногам, и лишь после этого выпрямилась, чтобы внимать его словам.

Признаться, увидев эту рабыню на свету, я была поражена. До сего момента, она сидела далеко от двери в самом тёмном углу конуры. Только теперь я смогла рассмотреть, что она была невероятно красивой женщиной. Торги за такие лицо и фигуру могли дойти до золота. У неё были длинные тёмные волосы и гладкая смуглая кожа. Может, она и была безумной, подумала я, но она была такова, что я легко смогла бы представить её прикованной цепью у подножия трона Убара. Она могла бы быть женщиной адмирала или рабыней полемарка. Если все здешние рабыни были такими как она, пришло мне в голову, то это полностью подтвердило бы слухи, ходившие об этом месте, насчёт того, что частокол предназначался, чтобы обезопасить необычайно красивых рабынь, призовых рабынь. Её внешность и выражение лица намекали на то, что в дни своей свободы она могла входить в высшую касту. Конечно, теперь, как у рабыни, у неё нет никакой касты. Она — собственность, животное, имущество.

— Нет! — воскликнула она. — Я не буду!

— То есть как не будешь? — поинтересовался охрана.

— Конечно, я повинуюсь, Господин! — тут же пошла на попятный рабыня. — Но не заставляйте меня делать это! Не надо настолько оскорблять и унижать меня, прошу вас! Я — высокая рабыня! Я была из высшей касты! За меня могут дать золото! Возможно, меня сочтут достойной сандалий!

— Иди, возьми миску, — приказал ей мужчина. — Пойди к корыту, зачерпни из неё и накорми варварку.

— Пожалуйста, нет! — попросила девушка.

— Живо, — прорычал охранник.

— Да, Господин.

Некоторые из рабынь, как остававшихся в конуре, а также и те, которые гуляли снаружи, обрадовано засмеялись, очевидно, удовлетворённые замешательством красивой, смуглокожей рабыни.

Спустя несколько енов, очевидно, кипя от недовольства, но с маленькой миской в руке, которую она на мгновение сердито сунула в корыто с едой, одетая рабыня, называемая здесь Убарой, то ли в качестве оскорбления, то ли шутки, вернулась в конуру. Некоторые из её сестёр по неволе снова прыснули смехом.

— Самки слина! — прошипела вошедшая девушка.

— Давая, корми варварку, низкая рабыня! — смеясь, бросила ей одна из её соседок.

— Сумасшедшая в прекрасном платье, достойная быть компаньонкой высокого торговца, самая низкая среди нас! — прокомментировала другая.

— Эй, варварка тебя заждалась, — подразнила её третья. — Пора сломить свою гордость и кормить её!

— Простите меня, Госпожа, — попросила я. — Это не было моим желанием.

Даже при том освещении, что бы было в конуре, я смогла рассмотреть, что глаза у рабыни были тёмными, очень подходившими к короне её великолепных блестящих волос, ниспадавших на её плечи и спину. В тот момент, когда она выходила из конуры, я обратила внимание, что её волосы, несмотря на их длину, были подрезаны «рабским пламенем». Это довольно необычно. «Рабское пламя», как правило, используется, когда волосы средней длины, чуть ниже плеч. А когда она подошла вплотную ко мне я увидела, что её глаза были ещё и глубокими и красивыми, но я также не могла не отметить, что в данный момент они потемнели от гнева. У меня не возникло ни малейших сомнений, что тому, кто захотел бы забрать этот приз со сцены аукциона, пришлось бы расплачиваться золотом.

— Вот, — буркнула одетая рабыня, поставив миску на пол передо мной.

— Госпожа! — возмутилась я. — Я же не смогу дотуда дотянуться.

— Какое невезение, — усмехнулась она.

Прикованная так, я не могла ни соединить руки, ни поднять их ко рту.

— Тебе не стоило убегать, — бросила она.

— Я голодна, Госпожа, — объяснила я.

— Ну так ешь, — пожала плечами рабыня.

— Пожалуйста, Госпожа! — попыталась разжалобить её я.

— Корабль скоро отходит, — сказала она. — Я слышала, что вымпел готовности поднят. Возможно, на корабле тебя накормят.

— Эй Ты, низкая рабыня, а ну корми её! — потребовала одна из девушек.

— А то мы сейчас позовём охранника! — предупредила другая.

— Не надо звать охранника, — тут же заозиралась одетая рабыня, явно напуганная этой угрозой. — Я всего лишь разыграла её. Это — всего лишь невинная шутка.

— Корми её, — прикрикнула на неё третья девушка.

— Да буду я, буду, тарскоматки, — буркнула рабыня в платье.

Что бы там ни говорили остальные обитательницы конуры, лично я не думала, что эта рабыня страдала дурным остроумием, или, тем более, безумием. Я не заметила ни малейших признаков этого. Не знаю, как другие, а я разглядела в ней высокий интеллект и ум. Я бы сказала, что в её манерах сквозил некий аристократизм. Насколько я поняла, её происхождение для остальных оставалось тайной. В том, что она была представительницей одной из высших каст, я нисколько не сомневалась. То, что ей поручили кормить меня, вероятно, должно было оскорбить её, унизить, и помочь ей лучше понять тот факт, что она, точно так же как и все остальные, была рабыней. Конечно, понять это было не столь уж трудной задачей. Неужели она не знала об ошейнике, окружавшем её шею? И у меня не было ни малейших сомнений в том, что под её платьем я нашла бы маленькую, выжженную там букву, на левом бедре, чуть ниже ягодицы. Возможно, у неё действительно имелись амбиции или претензии. Конечно, она могла грозить ужасами, причинить которые, была совершенно не в состоянии, могла притворяться, что однажды, если не теперь, была очень важной персоной, могла презирать других рабынь как низших. Но как она могла не признавать себя рабыней, или не думать о себе как о рабыне? Неужели она могла думать о себе как о кардинально отличающейся от других, как если бы она могла бы быть свободной, а они простыми рабынями? Неужели она решила, чтобы может поставить себя на свободную сторону неизмеримой пропасти, отделяющей людей и граждан от собственности и животных? Несомненно, это не могло не вызвать негодования среди её сестёр по цепи. Но такое поведение не казалось мне признаком безумия, и, разумеется, не являлось основанием для возможных амбиций или претензий.

Одетая рабыня положила руку на мой затылок и, придерживая мою голову на месте, сунула маленькую миску к моим губам.

— Жри, варварская тарскоматка, — процедила она.

Я чуть не задохнулась. Но в конечном итоге мне в рот попало очень немного, большая часть каши стекла по щекам.