Джон Норман - Контрабандисты Гора [ЛП]

— Ну вот, — констатировала рабыня, убирая миску, — всё закончилось.

Мне вспомнилось, как быстро и неглубоко она опустила миску в корыто с едой. Миска, кстати, и так была очень маленькой, простой, сделанной из глины и просто обожжённой в печи, даже неглазурованной. К тому же кусок был отколот, так что и без того невеликий объём уменьшился дальше некуда. По-видимому, одетая в платье рабыня намеренно выбрала именно эту миску.

Она встала и несколько раз провела пальцем по дну миски, собирая остатки каша, которые тут же слизала. Затем она отвернулась и покинула конуру, чтобы вернуть миску куда-нибудь снаружи.

А я так и осталась голодной.

— Мы всё видели, Лаура! — возмущённо сказала одна из рабынь.

— Тебе же почти ничего не досталось, — заключила другая.

— Позови охранника и пожалуйся, — посоветовала третья.

— Нет, — отказалась я, — он же Господин!

У меня не было никакого желания испытать на себе ещё и его плеть.

— Мы поддержим тебя, — пообещала четвёртая. — Зови, не бойся!

— Нет, — покачала я головой.

— Тогда мы сделаем это сами, — заявила пятая.

— Смазливую Убару разденут и как следует выпорют, привязав в дверном проёме, — сказала вторая.

— И это будет не в первый раз, — засмеялась пятая.

— Не надо, — попросила я, — не делайте этого! Пожалуйста, не надо этого делать!

— Что здесь произошло? — спросил охранник, входя внутрь и грубо сжимая своей рукой плечо одетой в платье рабыни.

Рядом с ним девушка казалась маленькой и испуганной.

— Убара не накормила варварку! — ответила ему одна из рабынь.

— Нет же, она съела свою еду! — не поддержала её другая.

— Говори! — потребовал охранник, встряхнув несчастную рабыню так, что та чуть не потеряла равновесие.

— Я хорошо накормила её, как мне было приказано! — заявила рабыня, явно испуганная донельзя. — Полную миску, как вы и приказали! Я не ела её еды.

«Итак, красотка, — подумала я про себя, — при всей твоей прошлой причастности к высшей касте, или чему бы то ни было ещё, при всех твоих претензиях и превосходстве, теперь Ты всего лишь испуганная рабыня, притом ещё и лживая».

Охранник, подтащив одетую в платье рабыню ко мне, коротко бросил:

— Говори.

Было очевидно, что он относился к красивой, смуглкожей рабыне, как минимум, с презрением. Я видела, что она для него была не больше, чем одной из кейджер, а возможно даже такой, которая постоянно вызывала его недовольство. Пожалуй, подумала я, он не увидел бы ничего неправильного в том, чтобы раздеть и примерно наказать её. Я бы не исключала, что это именно ему пришла в голову идея нарядить её в платье, чтобы сделать из нё объект для зависти и насмешек. Разумеется, это дело рабовладельца, решать, должна ли рабыня быть одета, и если одета, то как и до какой степени. Такие мелочи, как и многие другие, помогают рабыне крепко держать в памяти, что она — рабыня.

— Я поела, Господин, — сказала я. — Я довольна.

Некоторые из рабынь, находившихся в тот момент в конуре протестующее вскрикнули. Одетая рабыня, чью руку охранник отпустил, удивлённо уставилась на меня, а затем, когда мужчина ушёл ей взгляд наполнился презрением.

— Ты не донесла на меня, — констатировала она.

— Верно, — кивнула я.

— Ты побоялась так поступить, — заключила рабыня в платье.

— Нет, — отказалась я.

— Почему Ты не отправила её под плеть? — спросила друга девушка.

— Она просто побоялась, — презрительно бросила одетая рабыня.

— Нет! — воскликнула я.

— Тогда, почему? — настаивала другая девушка.

— Плеть — это очень больно, — объяснила я.

Одетая рабыня, лицо которой исказилось от ярости, склонилась надо мной и прошептала:

— Ты — дура. Я тебе ничего не должна!

— Я ничего и не ожидаю, более того, я ничего не хочу от такой как Ты, — сказала я.

— От такой как я? — удивлённо переспросила она.

— Возможно, Ты родилась в высшей касте, — сказал я, — возможно, нет, откуда мне знать, но я вижу в тебе немного, что могло бы указывать на высшую касту. Может быть Ты красива, но теперь Ты — рабыня, маленькая, мелочная, жестокая, амбициозная, эгоистичная и к тому же лживая.

— Замолчи, рабыня! — прошипела она.

— Рабыня имеет право говорить так с рабыней, — ответила я.

— Я не рабыня! — закричала она.

— Рабыня! — усмехнулась я.

И тут одетая в платье рабыня с криком бросилась ко мне. На меня посыпались удары кулаков, потом в ход пошли ногти. Другие рабыни вскочили на ноги и помчалась к нам, торопясь защитить меня. Когда они схватили Убару, она уже вцепилась в мои волосы и яростно трясла мою голову. Я пыталась отстраниться насколько позволяли цепи. В какой-то момент я испугалась что задохнусь, поскольку тяжёлый ошейник, прикованный к стене, вдавился мне в горло. Наконец, девушки смогли разжать пальцы Убары, и вынудить её отпустить мои волосы. Она вскрикнула от боли, поскольку теперь её саму оттаскивали от меня за волосы.

— Отпустите меня! — потребовала она, но две девушки крепко удерживали её за руки, а ещё одна тянула её за волосы, причём так сильно, что голова одетой рабыни была запрокинута назад, вынуждая её смотреть в потолок конуры.

Другие рабыни тоже были рядом. Они столпились вокруг, зло сверкая глазами на возмутительницу спокойствия. Я заметила, что несколько девушек заглядывали внутрь через дверной проём.

— Очень надеюсь, что у неё останутся шрамы, — сказала одна из рабынь, обращаясь к Убаре, — тогда тебе точно отрежут нос!

— Нет, нет! — закричала та, заметно бледнея. — На ней нет шрамов, даже следов нет!

— И кто Ты теперь, после того как Ты напала на прикованную рабыню? — осведомилась другая девушка.

— На ней нет следов! — крикнула одетая рабыня.

Зато на мне осталось множество царапин, к счастью, явно поверхностных. Я не думала, что мне был нанесён какой-либо непоправимый ущерб. Это происшествие не столько повредило мне, сколько разозлило. Моя противница била меня боковыми поверхностями кулаков, и к счастью её силы были всего лишь силами женщин. Да и мои спасительницы подоспели вовремя, не дав ей нанести мне сколь-нибудь серьёзного вреда. Её укус на моём плече болел, но не кровоточил. Вкус крови я всё-таки почувствовала, но это я сама в суматохе случайно прикусила губу.

— Пусть ей отрежут нос! — мстительно сказала одна из рабынь.

— Нет! — заплакала Убара.

Рабовладельцы, как известно, редко вмешиваются в ссоры своих рабынь, однако, с другой стороны, они озабочены тем, чтобы ценность товара не упала. Девушке не может быть сделано что-либо, что могло бы понизить ту цену, которую она могла бы принести на торгах. Например, пять упругих ремней рабской плети специально сделаны такими широкими, чтобы наказать проштрафившуюся рабыню, и наказать сурово, но при этом не оставить после себя долго незаживающих следов своего внимания. К счастью для женщин и, я предполагаю для их хозяев, если они принадлежат, их ссоры очень редко, в отличие от разногласий мужчин, приводят к появлению каких-либо постоянных шрамов или увечий. Свободные женщины могут порвать друг дружке вуали или потерять туфли, рабыни могут разорвать или лишиться туники. Максимум, что может иметь место, в результате женской ссоры, это неприятности вроде оскорблённого достоинства, царапины, укусы и вырванные волосы.