Джон Норман - Контрабандисты Гора [ЛП]

— Пройдя эту проверку, Ты докажешь свою ценность, надёжность, решимость и лояльность.

— Говорите, — кивнул я.

— Остёр ли твой кинжал? — осведомился он.

— Да, — ответил я.

— А его лезвие достаточно заточено? — спросил он.

— Им можно резать утреннюю дымку, — заявил я. — Он может пустить кровь даже туману.

— Отлично, — улыбнулся Тиртай.

— В чём суть проверки? — поинтересовался я.

— Завтра утром, прежде чем большой корабль отдаст швартовы, — сказал он, — прежде, чем на него погрузят рабынь с того берега, Ты должен пересечь реку, войти в конуру за частоколом и перерезать горло одной рабыне. Ты всё понял?

— Да, — кивнул я.

Трудно спать на голом, сыром, холодном полу. Если мне и удавалось заснуть, то ненадолго. В конуре корабельного лагеря у нас, по крайней мере, были одеяла. Если эти рабыни были настолько особенны, думала я, то почему о них не заботятся лучше? Или это должно было внушить им, что они, несмотря на всю свою особенность, оставались только рабынями? Впрочем, учитывая то, как меня приковали, даже будь у меня одеяло, я вряд ли смогла бы им укрыться. Проснувшись в очередной раз, я задумалась, который был ан. Дверь в конуру была закрыта, но мне показалось, что сквозь щель у порога виднеется отсвет искусственного освещения. Вчера вечером, когда дверь закрыли, я отчётливо слышала скрежет двух, поставленных на место засовов. Я решила, что на дворе ещё была ночь.

Где-то слева от меня во сне простонала одна из девушек.

Итак, я убежала, но недалеко. За что была наказана плетью. Поймавший меня мужчина выпорол меня прямо на берега Александры. Я не знала, ждёт ли меня дальнейшее наказание, и если да, то какое. Они не считают нужным ставить нас в известность даже относительно этого.

Вчера я слышала, что вымпел готовности был спущен с флагштока. Следовательно, корабль полностью подготовлен к отплытию и началу похода вниз по течению Александры. Я предположила, что рабынь, которых держали за частоколом, должны будут незадолго до отхода переправить на ту сторону реки. Вероятно, будет их ожидать лодка, или даже несколько лодок. Мне вспомнилось, что я видела лодки как на северном, так и на южном берегу.

— Они придут за нами! — услышала я испуганный голос рабыни, донёсшийся откуда-то из темноты.

И снова наступила тишина.

Теперь я была уверена, что мне не показалось, и в щели под дверью действительно видны отблески света. А потом я ясно услышала мужские голоса и топот снаружи. Спустя некоторое время, с той стороны двери послышался скрежет. Один за другим оба засова были выдвинуты из своих скоб. Дверь качнулась, отворилась наружу, и я увидела четыре или пять мужских фигур в сопровождении охранника, державшего лампу в поднятой руке. Также я услышала звон цепей.

— Рабыни на выход! — раздалась команда. — Встать в колонну по одной. Лицом к воротам. Первой самая высокая девка, остальные по росту.

На дворе было ещё совсем темно. Рассвет даже не начинался.

Порядок построения караван был обычным. Рабынь чаще всего выставляют по росту в порядке убывания. У гореан развито чувство меры, гармонии, уместности и красоты, и это может проявляться в неисчислимом количестве нюансов, от проектирования городов с их яркими зданиями и стенами, подъездами и колоннами, длинными, в пасанг длиной, аллеями, наполненными музыкой ароматов и мелодией цветов, до формы ваз и ламп, от орнамента на щите или пряжки на сбруе кайилы, до замысловатой, тонкой резьбы на ручке обычного инструмента или скромной деревянной ложки.

Вскоре я осталась в конуре одна. Дверь закрывать не стали, и я видела в свете висевшей снаружи лампы, мужчин и девушек. Та рабыня, которая ещё недавно носила платье, стояла ближе к концу колонны.

Я видела, как рабынь заковывали в караван, а когда с этим закончили, я узнала, что было в одном из маленьких ящиков, принесенных вчера зашедшими в частокол мужчинам. Там оказались наручники, которыми рабыням сковали руки за спиной. Ещё немного позже, выяснилось и то, что было содержимым второго ящика. Рабские капюшоны. Один за другим, их натянули на головы рабынь. Какой беспомощной чувствуешь себя в таком капюшоне, какой смущённой и дезориентированной, насколько во власти рабовладельцев!

Потом ворота частокола открыли и я увидела, что снаружи ожидали двое мужчин с факелами.

— Приготовиться к движению, — объявил охранник, державший лампу над головой.

— Нет, нет! — услышала я. — Пожалуйста, Господа! Не уводите меня, Господ!

Это был голос той, которая ещё недавно была одета в платье. Какой испуг звучал в её голосе. Чего она так боялась? Куда она думала, что её могла бы отвести? По-видимому, на корабль. Или её могли отвести куда-то в другое место? Что она думала, могло бы быть сделано с нею? Уж не думала ли она, что её судьба может отличаться от того, что ждёт любую из них? Что в ней могло быть такого особенного? Или она, действительно, была не простой рабыней?

— Куда вы нас ведёте? — кричала рабыня.

— Успокойся, — шикнула на неё другая рабыня, — они отведут нас на корабль!

— На большой корабль! — добавила её соседка.

— Нет! — закричала Убара.

— Только не на корабль! — присоединилась к её истерике ещё одна рабыня.

— Я не хочу на Конец Мира! — выкрикнула другая девушка.

— Избейте нас, продайте, увезите нас в любое другое место! — взмолилась третья. — Только не на корабль.

— Пощадите нас! — стенала четвёртая. — Мы всего лишь рабыни!

— Вперёд, — скомандовал охранник, не обращая внимания на их истерики. — Идти осторожно.

— Господа! — крикнула я им вслед.

Я была растеряна, я не могла взять в толк, что происходило. Казалось бы, вымпел готовности был спущен, и большой корабль мог отдать швартовы в любой момент.

Конечно, девушки моей прежней конуры в корабельном лагере боялись попасть на большой корабль. Похоже, что рабыни, содержавшиеся за частоколом, тоже испытывали подобный трепет. Мне казалось довольно очевидным, что рабынь, как здешних, так и из корабельного лагеря, должны были погрузить на большой корабль. В конце концов, разве они не были рабынями, живым товаром, который можно было продать или обменять хоть на Дальних островах, хоть на Конце Мира, хоть где-то ещё, в зависимости от того, где могло лежать место назначения той могучей конструкции, что замерла в готовности к походу вниз по реке к Тассе?

Почему, задавалась я вопросом, их закрыли капюшонами? Уверена, с точки зрения мер безопасности в этом не было никакой необходимости. Они были скованны в караван, а их руки надёжно удерживались за спиной наручниками. Тогда я предположила, что это могло бы быть сделано, чтобы ещё больше прояснить им тот факт, что они были рабынями. Но с другой стороны, размышляла я, так ли нужно было для этой цели скрывать их лица? Версию относительно того, что их скрывали из-за того, что их красота могла иметь некий непредвиденный эффект на сильных мужчин, я всерьёз не рассматривала, поскольку, хотя они и были красавицами, но в корабельном лагере мне случалось встречать немало девушек, которые ни в чём им не уступали, а то и превосходили. Итак, пришла я к выводу, скорее капюшоны были нужны для того, чтобы их не отличили одну от другой, чтобы их не опознали. Но был ли какой-нибудь смысл, спросила я себя, в том, чтобы скрывать обличие этих рабынь? Какая разница, опознают кого-либо из них или нет?