Джон Норман - Заговорщики Гора [ЛП]

— Только рабыня может просить, чтобы её купили, — заявил Десмонд.

— А я и есть рабыня, и я хочу быть вашей! Пожалуйста, Господин, купите меня! Купите меня!

Два щелчка, и на моих щиколотках сомкнулись браслеты кандалов, цепь которых проходила под центральным стержнем. А потом он ушёл, оставив меня одну. В первые мгновения я принялась дергать и тянуть ноги из кандалов, но добилась лишь того, что натёрла лодыжки. Затем, заплакав от боли и обиды, прекратила это бесполезное и опасное занятие. Опасное, потому что рабыне не позволено уменьшать свою ценность, даже таким, казалось бы незначительным образом. Мне оставалось только надеяться, что я не буду наказана.

— Вы должны простить нас, — сказал Клеомен, лидер охотников, обращаясь к Астринаксу. — Мы понятия не имели, что ваши фургоны окажутся на пути нашей загонной охоты.

— Ничего страшного, — отмахнулся Астринакс, под чьей туникой, кстати сказать, на правом бедре, была спрятана перевязанная рана, оставленная клыком одного из, в беспорядке бегущих мимо фургонов, тарсков.

Конечно, охотники казались обеспокоенными, и даже раскаивающимися. Они не стали разбивать свой собственный лагерь, а притащили на веревках туши двух убитых тарсков к нашим фургонам. Также они оказали помощь с ремонтом оглобли фургона.

Жир тарска каплями падал в огонь, шипел и вспыхивал. Мы с Евой крутили вертел, на который была насажена туша.

Джейн носила бурдюк с пагой, торопясь к тому из мужчин, которые её подзывал.

Как же далеко занесло нас от нашего прежнего мира, от эксклюзивного колледжа, от изысканного престижного женского сообщества. Мне подумалось, что парни, знавшие нас прежде, вряд ли были бы рассержены, если бы увидели нас такими, в ошейниках, босых и полуголых. Я думаю, что они были бы даже рады видеть нас такими, особенно, если бы им дали понять, что ошейники были на нас по-настоящему. Но разве мужчины не хотят видеть нас именно такими? Но если это так, то почему они не держали нас такими? Уверена, у них было достаточно власти, чтобы сделать это. Как бы то ни было, на Горе с нами именно так и поступили, здесь мужчины делают всё, что им понравится, поступают сообразно своим желаниям, по крайней мере, с таким как мы.

Фургоны были хорошо освещены светом костра, тени на их бортах исполняли загадочный танец. Со стороны могло показаться, что компания старых знакомых выбралась на пикник, и приятно проводит вечер в невинном веселье. Мужчины чинно сидели со скрещенными ногами, а для Леди Бины соорудили некое подобие стула, сплетённое из веток. Будь она гореанкой по рождению, она, скорее всего, степенно стояла бы на коленях, тем способом, который принят среди свободных женщин, а в данной ситуации, здесь, в таком месте, несомненно, на какой-нибудь циновке или одеяле. Она непринуждённо болтала с мужчинами, причём её вуаль была надета крайне небрежно. Лорд Грендель, в то время, когда они проживали в Аре, неоднократно пенял ей за её безответственное отношение к вуали, но Леди Бина, как и многие свободные женщины, считала, что имеет право поступать так, как ей понравится. Они, в конце концов, свободны. Порой казалось, Лорд Грендель относился к ней с почти частнособственническим вниманием. Если бы он не был животным, по определению неспособным к таким эмоциям, то можно было бы предположить, что он любил её. Она периодически немного приподнимала вуаль, чтобы пригубить из кубка. Это могло бы выглядеть скромно, если бы не взгляд её голубых глаз, сверкавших поверх ткани. Некоторые женщины из низких каст пьют прямо через вуаль, отчего на ткани напротив рта появляются разноцветные разводы. Лично мне это казалось вульгарным и некультурным. Впрочем, моё мнение никого здесь не интересовало, да и мне самой не было никакого смысла беспокоиться о таких вещах, поскольку мы должны ходить с раздетым лицом, как животные, коими мы и являемся. Один из наиболее смущающих и шокирующих моментов, которые могут произойти со свободной женщиной, состоит в том, что с неё могут сорвать вуаль, выставив её лицо на всеобщее обозрение, открыв его пристальным взглядам окружающих. Работорговцы и завоеватели, зачастую, прежде чем лишить свободную женщину вуали, связывают ей руки за спиной. Насколько беспомощной она чувствует себя тогда, будучи неспособна как-то помешать раздеванию своего лица. Бывает и так, что похитителей не радует то, что они видят, когда вуаль сорвана. Известны случаи, когда некоторых женщин оставляли раздетыми, со связанными сзади руками и привязанной к шее табличкой с надписью вроде «Никчёмный товар», «В неволе отказано», «Недостойна ошейника» или что-то в этом духе. Когда она, отвергнутая и оскорблённая, снова вернётся к своим одеждам и статусу, горе любым девушкам, которые могли бы оказаться в её собственности. Леди Бина, как нетрудно догадаться, пила не пагу, а ка-ла-на, причём делала она это с заученной деликатностью. Полагаю, что в тот момент её заботил не столько вкус напитка, сколько создаваемый ею образ гореанской свободной женщины. Леди Бина была прилежной ученицей, и со всем рвением стремилась усвоить то, что она принимала за культурные правила приличия. Само собой, во время пребывания в Аре она была предельно внимательно к наставлениям Леди Делии, компаньонки Эпикрата. Она, кстати, пила то, что вам известно под названием «лёгкое ка-ла-на». В большинстве гореанских домов, как мне удалось узнать, проявив любопытство и толику настойчивости, имеется сосуд для смешивания, в котором более крепкое или «тяжёлое» ка-ла-на разбавляют водой, в пропорциях зависящих от традиций дома, ситуации, пожеланий гостей и так далее. Фактически неразбавленное, «тяжёлое ка-ла-на» подают за ужином, если предполагается, что он должен завершиться оргией. Обычно это имеет место только на частных вечеринках разгулявшихся мужчин, беззаботных, шумных товарищей, безрассудных гуляк, склонных устраивать пирушки того вида, которые сложно себе представить без девушек-флейтисток, рабынь-танцовщиц и прочих увеселений. Иногда такие вечеринки выплёскиваются на улицы, что приводит к нарушению спокойствия, беспорядкам и актам вандализма.

По мере того, как мясо пропекалось, Лик своим обоюдоострым ножом, отрезал от туши куски и, подцепив кончиком ножа, укладывал на деревянные блюда, которые с Евой разносили пирующим. Встав на колени, и низко склонив голову, мы протягивали угощение мужчинам.

Я приложила максимум усилий, чтобы добраться и обслужить Десмонда из Харфакса первой. Думаю, что у меня неплохо получилось встать перед ним на колени, по крайней мере, я постаралась, чтобы это выглядело изящно, подобающе и покорно. Мои поза и выражение лица, всё моё поведение было соответствующим и выражало рабскую покорность. Конечно, он не мог видеть того, что было внутри меня, того, что я была покорна не только внешне, но и внутренне. Я была покорна в своём сердце. Я сама хотела быть покорной. Многие женщины моего прежнего мира облили бы меня за это презрением, порицали бы меня. Возможно, они даже потребовали бы меня наказать за то, что я была той, кем была, за то, что я не разделяла их взгляды и ценности. За несоблюдение их, продиктованных мне правил, они потребовали бы для меня самых ужасных социальных и экономических санкций, потребовали бы заставить меня подражать им, несмотря на очевидную нищету их жизни, на все их страдания и одиночество. Как бы то ни было, я сочла такие вещи пустыми. Скорее я стремилась быть покорённой. Я хотела быть завоёванной и принадлежащей. Я сама хотела, чтобы мне не было оставлено никакого иного выбора, кроме как повиноваться со всем возможным совершенством. Я хотела подвергаться наказанию. Я хотела подчиняться, я хотела владельца.