Джон Норман - Заговорщики Гора [ЛП]

— Могу ли я говорить, Господин? — осторожно поинтересовалась я.

— Можешь, — разрешил он, переходя ко мне.

— Здесь какая-то ошибка, — сказала я. — Мы — рабыни Леди Бины, почтенной гостьи этого дома. Мы принадлежим ей!

— Нет тут никакой ошибки, — буркнул мужчина. — Головы не поднимать.

В следующий момент я почувствовала, что между моей шеей и ошейником был просунут толстый изогнутый кусок металла, и поняла, что по другую сторону ошейника была и вторая половина инструмента, соединённая с первой. У этого инструмента имелось две крепких рукояти, в данный момент широко разведённых, которые вот-вот будут сведены. Мужчина держал рукояти ближе к концам, обеспечивая себе наибольший рычаг. Я ощутила, что он напряг руки, потом ещё больше усилил давление, и я услышала хруст ломающегося металла. Мужчина отложил свой инструмент и, растянув в стороны половинки перекушенного ошейника, снял его с моего горла. Со знакомым звуком ошейник упал в инструментальный ящик. Через пару мгновений точно так же была обслужена и Ева.

— Становитесь на колени, — скомандовал он, а затем, окинув нас оценивающим взглядом, сказал: — А теперь просите меня принять ваши туники, и передайте их мне должным образом.

Признаться, без своего ошейника, я почувствовала себя неуютно, если не сказать испуганно.

— Я прошу вас принять мою тунику, Господин, — проговорила Джейн, стянув с себя тунику и протянув её ему.

Её руки были вытянуты вперёд, а голова опущена вниз между ними.

Мы с Евой, последовав примеру своей подруги, произнесли идентичную ритуальную фразу и точно так же предложили наши туники товарищу, который отвернулся и покинул комнату.

Мы озадаченно уставились друг на дружку.

— Мне страшно, — призналась я.

— Мне тоже, — сказала Джейн, тревожно озираясь на входную дверь.

Ева же расплылась в улыбке и встала. Она приняла горделивую позу и, указав на своё горло, сказала:

— Смотрите, я — свободная женщина!

— Покажи-ка мне своё левое бедро, — раздражённо бросила Джейн, и Ева тут же успокоилась и опустилась на колени рядом с нами.

Она была отмечена точно таким же клеймом, что носили и мы с Евой.

Несколько енов спустя дальняя дверь открылась снова, и оттуда появился мужчина, в котором мы признали одного из охотников из отряда Клеомена, только это был другой, не тот, который сопровождал нас сюда. Мы поспешили принять первое положение почтения. В последний момент я успела заметить, что вслед за ним в комнату вошла женщина.

— На колени, — скомандовал мужчина.

Женщина стояла рядом с ним, немного позади и слева от него.

— Нора! — не удержалась я от восклицания.

— Нора! — обрадовано вскрикнула Джейн.

— Нора! — всхлипнула Ева с облегчением.

А потом я поймала на себе её взгляд, и в страхе отпрянула назад, моментально почувствовав себе ещё большей гореанской рабыней, чем была. Её первой реакцией, когда она увидела нас, стоящих на коленях, и смогла ясно рассмотреть, кто именно оказался перед нею, было удивление, но затем, почти немедленно, на её лице появилось выражение удовольствия и удовлетворения, а уж когда её взгляд упал на меня, её глаза сверкнули враждебностью и триумфом.

— Эти рабыни что, знают тебя? — уточнил мужчина.

— Да! — ответила она, не сводя с меня торжествующего взгляда.

— «Да»? — переспросил он.

— Да, — повторила Нора и быстро добавила: — Господин.

Она была поразительно красивой рабыней, с прекрасными чертами лица, длинными тёмными волосами и фигурой, за которую покупатели не поскупились бы на серебро, увидь её на сцене торгов. Как это было со всеми нами, мужчины проследили за тем, чтобы улучшить её внешность. Она и на Земле была потрясающе привлекательной девушкой, а уж теперь её привлекательность возросла многократно. Впрочем, я нисколько не сомневалась, что и я сама, и другие девушки, такие как Джейн и Ева, оказавшись на Горе тоже стали гораздо привлекательнее. Конечно, я не уверена, какие именно факторы, могли вызвать эти преобразования, но я подозревала, что к этому, по крайней мере, частично, могли иметь некоторое отношение естественность и открытость, честность и отсутствие лицемерия, характерные для гореанского мира. Нора была в камиске, таком же, какой носила Мина. Её шею окружал тёмный металлический ошейник, точно такой же, какой мы видели на шее Мины. Судя по словам Леди Бины, сказанным на тропе, после того, как она осмотрела надпись на ошейнике, это был кюрский ошейник.

— Ты же знаешь меня, Нора! — воскликнула Джейн. — Я — Джейн, Джейн. Мы же жили в одном корпусе!

— Вспомни меня! — попросила Ева. — Я — Ева! Ева из колледжа!

— Мы так рады видеть тебя снова! — сказала Джейн.

Ева даже прослезилась от радости.

Нора продолжала разглядывать нас. Она принесла с собой некие предметы, частично это была ткани, частично металл. Правое запястье девушки охватывала петля, с которой свисал хлыст. Её лоб был перечёркнут лентой, завязанной на затылке. Она носила талмит.

Глядя на эту узкую полоску простой скрученной ткани, я почувствовала, как меня охватывает страх.

— Я так счастлива! — призналась Джейн.

— И я тоже! — вторила ей Ева.

Боюсь, если бы в комнате не присутствовал свободный мужчина, мои подруги вскочили бы на ноги и попытались заключить Нору в свои объятия.

— Ну а Ты, Аллисон, — поинтересовалась Нора, — разве Ты не счастлива видеть меня?

Я в страхе опустила голову.

— Стойте на коленях прямо! — потребовала Нора. — Ещё прямее. Поднимите головы!

Мы немедленно встали на коленях как положено, и подняли головы, после чего Нора бросила на пол перед нами три круглых металлических предмета.

— Наденьте на них ошейники, — попросила она.

Ошейник на женщину почти всегда надевает мужчина. Найдётся немного вещей, которые заставляют женщину глубже осознать, прочувствовать свой пол, чем тот момент, когда мужчина запирает ошейник на её горле. Ошейник действует на многих уровнях. Прежде всего, он, конечно, является идентификационным устройством, объявляющим неволю женщины, и часто идентифицирующим её владельца. Но более тонко, это — символ её женственности, того, кто она, для чего она, и так далее. Это — символ естественных отношений, подчинения женщины мужчине, или, в пределах институтов цивилизации, опирающейся на природу, в пределах законности культуры, не оторванной от природы, отношений рабыни и рабовладельца.

Ошейники на нас надевали без малейшего намёка на мягкость.

Каждая из нас услышала щелчок замка своего ошейника.

На каждой из нас теперь снова был ошейник. Но теперь это был кюрский ошейник.

Я предположила, что тот факт, что мужчина, который запер ошейники на наших шеях, оказался одним из охотников Клеомена, не был ни случайностью, ни совпадением. Ещё за много дней до этого момента, около наших фургонов, мы имели возможность познакомиться с мужчинами того вида, у которых хватало смелости седлать и править двуногим охотничьим тарларионом, с мужчинами того сорта, которые, вооружившись тонкой пикой, не побоятся помериться силами с волтайским тарском. Насколько же мы, женщины, существа маленькие и нежными, возможно, красивые, отличались от них, больших и сильных, нетерпеливых и одержимых, требовательных, бескомпромиссных и опасных. Было очевидно, что в мире, где есть такие мужчины, какими в массе своей были гореане, мы могли только принадлежать и носить их ошейники.