Джон Норман - Заговорщики Гора [ЛП]

Один из часовых схватил бедро тарска и вцепился в него зубами. Я видела, как его клыки глубоко вошли в мясо, а затем огромный кусок был оторван окорока, и длинный тёмный язык обернулся вокруг него и затолкал в зубастую черноту. Через мгновение мне было предоставлено понаблюдать, как этот кусок прошёл, скользя вниз, под мехом горла. Кюры не были склонны тратить время на пережёвывание пищи, не больше чем ларл или слин. Всё время пока кюр разделывался с мясом, он не сводил с меня своего взгляда. Я предположила, что в дикой природе плотоядное животное, пожирая добычу, вероятно, тоже старается делать это настолько быстро, насколько может. А процесс пережёвывания может потребовать определённого времени, терять которое непозволительная роскошь. Похоже, природа здесь предусмотрела определённую компенсацию. Такой кусок мяса, и даже намного меньший, человека бы просто задушил. Но с другой стороны структура человеческого горла такова, что оно способно к произнесению тонкого и теоретически бесконечного разнообразия звуков. Таким образом, тот же самый орган, который с одной стороны может представлять опасность или увеличивать риск, с другой стороны предоставляет существенное преимущество.

Я поскорее отвела взгляд от питающегося кюра.

Обычно, когда у дверей дежурили люди, я задерживалась, чтобы полюбоваться окрестностями и побыть на свежем воздухе. Но теперь, когда на посту стояли кюры, я думала только о том, чтобы поскорее покинуть это место. Мне было отлично известно, что некоторые кюры смотрели на людей как на еду.

Я отступила ещё на несколько шагов вглубь прохода.

Тарсковые окорока были сняты с крюков, бурдюк с водой лежал на полке, и один из часовых поднял ярмо и швырнул его над моей головой. Он упал в нескольких шагах позади меня, откатившись к стене коридора.

Я предположила, что это было актом презрения, что-то вроде отодвигания тарелки в сторону, или сбрасывания подноса на пол, но я даже не подумала возражать. Я даже была рада, что мне не придётся снова приближаться к кюрам, чтобы забрать ярмо. В прошлый раз один из часовых протянул мне его, однако когда я взялась за его конец, зверь его не выпустил. Теперь уже и я боялась убрать с него руки. Ярмо превратилось в пугающее звено, связывавшее меня с ним. Кюр, не отрывая глаз, смотрел на меня. Я же поспешила опустить взгляд вниз, и увидела, как его две шестипалых, похожих на щупальца лапы переместили на хорт ближе ко мне, потом ещё на хорт. Он постепенно приближался ко мне. И тогда, испуганно вскрикнув, я выпустила ярмо и отбежала назад на несколько шагов. Затем я повернулась, чтобы держать его в поле зрения. А кюр положив ярмо у своих ног, молча, указал на него, намекая, что я должна вернуться и подобрать его. Пригнувшись, не отрывая глаз от зверя, я осторожно начала приближаться к ярму. Но когда я уже протянула руку, чтобы взяться за дерево, он внезапно дёрнулся в мою сторону и взревел так, что я с воплем ужаса рухнула на живот и, прикрыв голову руками, замерла на полу. В тот момент я испугалась, что моё сердце может остановиться от страха, и я умру прямо там. Когда я, наконец, решилась поднять голову, зверь уже отвернулся и спокойно разговаривал со своим товарищем. Вцепившись в ярмо, я сначала отползла подальше, а потом бросилась бежать по проходу к кухне, где меня ждала порция еды и питья. Насколько я поняла, кюр просто пошутил.

Подойдя к стене, я подобрала ярмо, лежавшее в нескольких шагах от дверей.

Я уже собиралась возвращаться на кухню, чтобы вернуть ярмо на место и перекусить самой, как услышала резкие звуки кюрского языка и, повернувшись, увидела Гренделя, стоявшего в дверном проёме, и двух кюров, направивших на него свои большие арбалеты. А затем часовые набросили на него петлю и притянули руки к телу, после чего повалили на пол и связали. Когда связанный Грендель под конвоем двух кюров с арбалетами в руках проходил мимо меня, опустившейся на колени, наши глаза встретились, но я не смогла прочитать в них, что скрывалось за его тёмной, глубокой невозмутимостью.

Произошедшее было для меня загадкой, единственное, что я поняла из этого, это то, что Грендель очевидно попал в немилость.

— Все пропало, — сокрушённо проговорил Десмонд из Харфакса.

— Что случилось, Господин? — спросила я.

— Гренделя схватили, — ответил он. — Его казнь уже назначена. Его выведут из Пещеры и убьют, а тело оставят на съедение слинам и ларлам.

— Но он же предатель нашего дела, — удивилась я отчаянию Десмонда. — Он должен был собрать силы для завоевания Гора.

— Ты маленькая дура, не заслуживающая даже камиска и ошейника, которые на тебя по недоразумению надели, — закричал на меня он. — Это именно от Гренделя мы узнали о заговоре, о планах кюров и об их конечных целях. Именно Грендель рассказал нам о листах с кодами каиссы, и обеспечил нас необходимыми материалами, предоставил место и время, требуемые, чтобы скопировать их. Именно благодаря ему у нас появилось более ясное понимание загадки карт, хотя у него самого тогда не было ясности относительно того, как передавались сообщения. Благодаря ему нам позже удалось использовать это изобретение кюров для наших собственных целей. Теперь мы тоже можем применять карты с той же целью, что и они. И кюры даже не подозревают о нашей способности делать это. Грендель регулярно снабжал нас информацией. Именно он по существу стоял за нашим маленьким противозаговором. Именно он был моим руководителем, связывавшимся со мною обычно через Астринакса, а я был всего лишь его доверенным лицом.

— Почему через Астринакса? — удивилась я.

— Потому что тот постоянно находился при Леди Бине, а Грендель часто наведывался к ней, чтобы контролировать условия её содержания и безопасность. Подозреваю, что он охотно умер бы за неё.

Я вспомнила, что Леди Бина, действительно, находилась под опекой Астринакса.

— Но он, говоря со мной, — сказала я. — заявлял о своём презрении к Леди Бине, и даже хвастался своим предательством и жадностью.

— А Ты, дура, ему и поверила.

— Да! — воскликнула я.

— Ты принадлежишь ошейнику, — бросил Десмонд.

— Да, — признала я, — но не по этой причине.

— И Ты в нём останешься, — добавил он.

— Почему? — спросила я.

— Потому, что Ты ему принадлежишь, — заявил Господин. — На живот!

— Да, Господин.

— Ты не достойна того, чтобы целовать мои ноги, — презрительно сказал он. — Целуй пол передо мной.

Я повиновалась. И тут я почувствовала, что мои бёдра начали нагреваться. Я почувствовала, как на меня накатывает слабость, делавшая меня совершенно беспомощной.

— Как ещё он мог бы выбраться из своей камеры? — поинтересовался Десмонд из Харфакса. — Как ещё он мог получить свободу передвижения, чтобы иметь возможность организовать оппозицию, попытаться и выступить против тёмных планов Агамемнона и разбить их?