Джон Норман - Заговорщики Гора [ЛП]

Я проскользнула в дверной проём, оставшись незамеченной. Сказать, что я была напугана, это ничего не сказать. Я пересекла порог без разрешения. Теоретически, я знала, что уже только за это меня могли выпороть, растянуть на дыбе или даже убить. Мину за это кюры собирались съесть заживо, и если бы не вмешался Трачин, пожелавший выкупить её и имевший для этого монеты, так бы и произошло.

Оказавшись снаружи, я принялась испуганно озираться.

Обычно я определяла гореанское время по звону сигнальных гонгов, общественных или расположенных в доме. Однако Грендель, пока мы жили в Аре, научил меня определять время по маленькому хронометру, который он держал в своём кошельке. Несомненно, он не забыл об этом, и, наверняка, это имело немаловажное значение. Ночью у меня было время, чтобы обдумать его странные слова о том, чтобы идти к шестому ану. Очевидно, что раз уж он сказал мне, что идти надо будет всего несколько енов, не предполагалось, что мне придётся попытаться продержаться на ногах в течение нескольких анов, до наступления шестого ана почти сутки спустя. Тогда что он мог иметь в виду? Я была плохо знакома с принятыми на Горе направлениями, казавшимися для меня тёмным лесом, к тому же, у меня не было компаса, да и я в любом случае была не в состоянии прочитать надписи на нём. Единственное, что я знала наверняка, это то, что стрелка гореанского компаса всегда указывала на Горы Сардара. Так что, поразмыслив немного, я догадалась, что Грендель давал мне направление, в котором мне следовало двигаться. Также, было ясно, что он принял как данность, что я его пойму. Его уверенность во мне, хотя и льстила, вовсе не была гарантирована, поскольку в этом вопросе хватало подводных камней. Я привыкла думать о времени с точки зрения ударов гонга, а не стрелок хронометров. Кстати, о гореанских хронометрах я знала крайне мало, ведь тот случайный урок в Аре был очень коротким. Оставалось попытаться вспомнить его максимально точно. Самым опасным моментом было то, что хронометры, с которыми я была знакома в своём прежнем мире, не только по-другому делили день, но и отмечали его части в другом порядке. На Земле стрелки хронометров движутся слева направо, тогда как в ваших хронометрах всё с точностью до наоборот. Таким образом, ваше понятие «по часовой стрелке» будет противоположно тому, к которому я привыкла. Поэтому, думая о гореанском времени с точки зрения хронометра, я всегда представляла его по аналогии с хронометрами моего прежнего мира, таким образом, в моём представлении пятый ан находился справа от двадцатого, а не там, где он должен находиться с вашей точки зрения, то есть слева. Но Грендель-то, конечно, должен был думать с точки зрения гореанского хронометра. Соответственно, если бы большой гореанский хронометр был помещён перед входом в пещеру, и нужно было двигаться к шестому ану, необходимо было бы идти налево, а не направо. В любом случае, едва оказавшись за дверями, я метнулась туда, где предположительно должен был лежать воображаемый шестой ан.

Я не услышала ни окрика, ни рева, раздавшегося за моей спиной, и предположила, что внимание часовых всё ещё сосредоточено на забавном зрелище двух поссорившихся рабынь.

Мой путь пролегал по неровной, предательской местности, загромождённой множеством скал и пересечённой щелями. Местами приходилось протискиваться в узкие проходы между валунами и острыми обломками. Подъёмы и спуски были усыпаны камнями и местами огорожены узкими выступами скал. Передо мной были то скалы, залитые ярким утренним солнцем, то вдруг, через мгновение, я оказывалась перед почти непроницаемой тенью, подобных пещере проходов между скалами. В таких местах можно было легко спрятаться, либо что-нибудь спрятать. Временам, оказавшись на возвышенности, я оглядывалась назад, ища взглядом вход в Пещеру. Я пытался держать направление, отчаянно надеясь, что оно было верным, что я правильно поняла намёк Гренделя. Внезапно я вспомнила ларла, которого видела однажды, стоя у больших дверей, возможно, одного из множества подобных хищников, обитающих поблизости от Пещеры. Я испуганно сглотнула и продолжила двигаться дальше. Мои ноги болели, ведь никаких сандалий у меня не было. Также меня начало знобить, камиск был крайне неподходящей одеждой для прогулок в горах в это время года. Я чуть не соскользнула в щель, но вовремя прижалась к скале, и медленно, тщательно выбирая куда поставить ногу, пробралась вперёд. Могучие валуны были рассеяны вокруг, некоторые свежие, зазубренные, другие старые, сглаженные за столетия ветрами и дождями. Могли ли ножи расширяющейся, замерзая в трещинах, воды, вырвать на свободу камни, некоторые их которых были величиной с небольшую гору? Я задавалась вопросом, не был Волтай в своём далёком прошлом свидетелем океанов льда проходивших у его ног, океанов, которые могли нести на своих спинах скалы, словно караваны каменных кораблей. Какие силы, спрашивала я себя, могли породить могучий Волтай.

Я торопилась обойти валун, когда вскрикнув от страха и неожиданности, я погрузилась в протянутые руки огромной, мохнатой фигуры, прижавшей меня к себе. Её ноздри, раз за разом, то расширялись, то почти закрывались, втягивая запах с моей шеи и плеч. Массивная лапа прижалась к моему рту, так что и не могла издать ни единого звука. Всё, что я могла, это немного корчиться. Но затем, он отпустил меня, и я смогла отстраниться. Трудно было с чем-то перепутать эти провалы высохшей ткани, в которых когда-то пылали большие, блестящие глаза.

— Вы живы! — прошептала я.

Конечно же, он не мог понять меня, потому что у него не было переводчика. Но, похоже, что услышав мой голос, он испытал что-то вроде шока или изумления. Конечно, ему были знакомо звуки, издаваемые людьми, его похитителями, зеваками в зоопарке. Он слышал человеческую речь и в доме Эпикрата, и в Пещере, возможно, даже до своего пленения, и после короткого возвращения, вплоть до изгнания оттуда. Теперь, увидев перед собой этого зверя, не изголодавшего до крайности, не полумёртвого, а сытого и настороженного, я поняла, чем объяснялись частые отлучки Гренделя из Пещеры. Он кормил и поддерживал слепого кюра. Это был один из его собратьев, пусть и предавший его, но это предательство было понято и прощено Гренделем. Именно для того, чтобы вернуть этого покалеченного, ослеплённого зверя к его товарищам, Грендель и предпринял рискованную экспедицию в горы Волтая, экспедицию, неожиданно открывшую тайны огромного политического и военного значения. Конечно, теперь у меня не было сомнений, что целью моего похода в горы должен был стать контакт с этим зверем, которого мы договорились называть Терезием.

Он словно рассматривал меня.