Джон Норман - Заговорщики Гора [ЛП]

При них не было переводчиков, так что, ни охранники, ни Терезий, понять меня не могли.

Грендель, владевший гореанским без всякого переводчика, конечно, мог меня понять, но у него не было никаких причин снабжать охранников переводом. Боюсь, поступи он так, и исполнение приговора могло бы ускориться без лишнего официоза и долгих речей.

Однако я была уверена, что моего выражения, тона, гримас и жестов, которыми я сочла целесообразным сопроводить свои эпитеты в их адрес, было вполне достаточно.

Я повернулась и побежала назад, к проходу среди валунов, полагая, что после моей оскорбительной, грубой провокации, начнётся ответное преследование. Такая реакция, характерная для многих животных, знакома даже людям. Далее я полагала, что последовать за мной мог только один из них. Второй, несомненно, должен был остаться с Гренделем, ноги которого не были связаны.

Я даже представить себе не могла, как стремительно может перемещаться кюр. Вскоре я услышала за своей спиной скрежет когтей по пологому склону скалы. Когда кюр встаёт на четвереньки, он может двигаться гораздо быстрее, чем может бежать человек. К счастью для меня, зверь не выпустил из рук свой топор, так что вынужден был передвигаться на двух ногах. Но даже в этом случае очень немногие из людей могли опередить его. Конечно, расстояние, которое требовалось преодолеть мне, было намного меньше того, которое, должен был пробежать преследовавший меня кюр, но даже при этом я успела запрыгнуть за угол скалы, позади которой поджидал Терезий, на считанные мгновения раньше него. Внезапно до меня дошло, что меня больше никто не преследует.

Я обернулась и тут же поспешила отвести взгляд в сторону. Терезий медленно откручивал голову зверя от тела, затем раздался хруст и он положил тело и голову у отвесной скалы. Их нельзя было заметить снаружи, вплоть до того момента, пока не окажешься в проходе.

Только тогда, я набралась смелости, чтобы посмотреть на него снова.

Потом я изобразила движение, словно собираюсь выйти в щель между скалами, но Терезий зарычал, и я остановилась. Определив мои намерения по звуку движения, он указал за свою спину, и я вернулась в проход, отойдя приблизительно футов на двадцать или тридцать назад, подальше от угла скалы. Тогда Терезий нащупал и поднял топор конвоира, и я вдруг потеряла его из виду. Он исчез позади каких-то валунов. Не могу сказать, что его исчезновение меня обрадовало. Разумеется, я предпочла бы иметь его, пусть и слепого, между собой и горлом прохода, поскольку я небезосновательно ожидала скорого появления другого охранника, теперь настороженного и любопытного. Он обязательно должен был появиться там, конечно после того, как Грендель будет обездвижен, по-видимому, с помощью привязи, наложенной на его лодыжки. Мне самой довелось познакомиться с такими узлами ещё во время моего нахождения в доме Теналиона. Это весьма распространённый способ дать понять связанной рабыне, что такое быть неподвижной и беспомощной. Я не думала, что конвоир, оставшись в одиночестве, ударит Гренделя, пока тот не будет надёжно обездвижен, ведь он мог бы дёрнуться, и даже вскочить или убежать. А когда тот будет связан, то не будет и нужды в спешке. К тому же, ему наверняка было любопытно узнать куда мог подеваться его товарищ. Неужели он всё ещё гонялся за разозлившей его, своенравной кейджерой?

Прошёл один ен напряжённого ожидания, потом второй, а затем я услышала хриплое рычание кюрского языка. Прошёл ещё один ен прежде чем он позвал снова, на этот раз в его ворчании слышалось раздражение.

На некоторое время наступила тишина. Я едва могла дышать. Я была уверена, что он приближается, и в какой-то момент ощутила, что он подошёл вплотную к проходу, а то и зашёл внутрь. Вдруг я увидела лезвие топора, высунувшееся из-за выступа скалы. За ним появилась рукоять, а затем и всё оружие целиком, зажатое в мохнатых лапах кюра. Не думаю, что я смогла бы убежать от него, даже если б очень захотела.

Было очевидно, что зверь был озадачен. Он видел меня, стоящую в проходе в нескольких шагах от него, но пока не мог видеть того, что осталось от его товарища.

Как бы это не показалось абсурдно, но он сказал мне что-то на кюрском.

Мне оставалось только покачать головой. Ни я не могла понять его, ни он меня, если бы я вдруг смогла выговорить хоть слово.

Кюр приблизился ко мне ещё на пару шагов, а затем, внезапно, застыл на месте, поднял голову и с шумом втянул воздух в свои широкие тёмные ноздри. Я была уверена, что он почуял кровь.

А потом я не удержалась от крика и закрыла глаза. Топор первого конвоира, зажатый в руках Терезия, появившегося сзади из-за валуна, обрушился на второго охранника, замершего в узком проходе. Удар, насколько я поняла, получился не слишком удачным, поскольку Терезий не мог видеть своего противника, хотя и более-менее точно представлял, где тот находился. Впрочем, хотя лезвие и не попало в центр головы, оно, снеся часть черепа вместе с левым ухом, разрубило плечо и наполовину углубилось в рёбра. Можно было не сомневаться, что топор, приготовленный для исполнения приговора, был хорошо наточен, тем не менее, я думаю, что это был удар такой силы, нанести который за исключением кюра вряд ли кто-либо способен.

Я стояла в нескольких футах от места действия, и всё же кровь долетела и окропила скалы рядом со мной. Весь проход, вокруг упавшего кюра, был залит его кровью. Терезий присел около убитого им зверя и сдёрнул с трупа его сбрую. Затем он бросил ремни мне и нетерпеливо заворчал. Грендель всё ещё не присоединился к нам, следовательно, сделать это он был неспособен.

— Да, — прошептала я, вытащив из ножен кюрский нож, — да.

Клинок был обоюдоострый, длиной приблизительно четырнадцать хортов, но рукоять, сделанная для руки кюра, была слишком большой для меня, так что мне пришлось держать обеими руками. Терезий снова зарычал, по-видимому, предупреждая меня от того, что он, должно быть, интерпретировал как потерю времени. С максимальной осторожностью пробираясь по проходу мимо распростёртого на камнях тела, я выбирала место, куда поставить ногу. Терезий не был столь скрупулезен, и мех его ног и рук был пропитан кровью. Через пару мгновений, миновав проход, я добралась до того места, где лежал связанный по рукам и ногам Грендель. Нож легко рассёк ремень привязи, стягивавший его лодыжки, а в следующий момент и верёвки на его руках. Кюр сел и, оглянувшись на двери, протянул лапу, в которую я вложила нож.

Вот для его ладони рукоять ножа оказалась впору. Он снова бросил взгляд назад, а затем подтолкнул меня к проходу, из которого я появилась.

Когда мы добрались туда, то увидели, что Терезий тащит тело второго кюра, по-видимому, решив поместить их рядом с головой и телом первого. Я поспешила поскорее миновать и отойти на несколько футов от того места, где был нанесён ужасающий удар, срубивший второго конвоира. Стоя там, трясясь от пережитого, я ждала пока Грендель и Терезий закончат общаться. Их разговор шёл на кюрском, так что я не понимала о чём они говорили, но в конце каждый из них сунул руку другого себе в рот. Я непроизвольно вздрогнула, когда массивные, клыкастые челюсти, сомкнулись на их руках. Как выяснилось, боялась я напрасно. Даже кожа не была прокушена. Я заключила, что это был некий знак доверия, товарищества, уважения, возможно, даже привязанности. Каждый из них мог запросто оторвать руку другого, но не повредил даже кожу. Внезапно Грендель повернулся ко мне, и я немедленно опустилась на колени и склонила голову. Он встал передо мной, и я подняла голову и улыбнулась. Разве он не рад? Разве он не должен быть благодарен? Разве я не преуспела? Разве я не сыграла важную роль в спасании его жизни, по крайней мере, в настоящий момент? Я ожидала, что он заговорит, что он меня похвалит, но Грендель отвернулся, и снова заговорил с Терезием.