Джон Норман - Заговорщики Гора [ЛП]

— Вставай, — велел мой хозяин, холодным тоном.

Испуганная, я встала. Десмонд зашёл мне за спину, накинул на мои запястья рабские наручники и только после этого развязал шнур, которым я была до сего момента связана. Я заключила, что мы собирались выйти на улицу. Шнур можно было разрезать ножом, а от наручников без ключа не избавишься. И этот, и тот, что снял с моих лодыжек ранее, Десмонд убрал в свой кошель, а потом оттуда же извлёк поводок и кожаный ошейник. Значит, по улице мне предстояло идти на поводке, а судя по тому, что я не видела ни туники, ни камиска, ни та-тиры, ни хотя бы рабской полосы, было понятно, что ещё и голой, как низкая или наказанная рабыня. Насколько удивлены были бы другие рабыни, увидев меня в таком виде. Безусловно, я была варваркой.

Наконец, когда на мне уже были наручники и поводок, он освободил мою щиколотку от цепи.

— Пойдёшь впереди меня, — сообщил он мне.

— Да, Господин, — прошептала я.

Я вскрикнула от боли.

Я была на коленях, мои руки были привязаны передо мной к кольцу. Всё происходило в небольшом, залитом ярким солнечным светом внутреннем дворе, позади дома на Клайва, в котором Десмонд из Харфакса снимал комнату.

Плеть упала снова.

— Знай, что Ты — рабыня, — сказал Десмонд Харфакса, и новый удар взорвал болью мою спину.

— Да, Господин, — прорыдала я, — я знаю, что я — рабыня! Меня бьют плетью! Меня секут! Меня избивают как рабыню, которой я являюсь! Я — рабыня, рабыня!

— Чья плеть бьёт тебя? — спросил он.

— Того, кому я принадлежу! — выкрикнула я. — Десмонда из Харфакса!

И он нанёс мне новый удар.

— Да, Господин! — вскрикнула я.

Как глубоко и хорошо я теперь понимала слово «Господин»!

Я была рабыней, а он был моим господином.

Наконец, он оставил меня наедине с моими мыслями и болью.

* * * *

— Пожалуйста, накажите меня плетью, Господин, — попросила я.

— Почему? — поинтересовался Десмонд.

— Чтобы я знала, что я рабыня, — ответила я, — ваша рабыня.

— Плеть — это боль, — напомнил он.

— И я знаю об этом лучше, чем кто бы то ни было, — заверила его я.

— Почему тогда Ты хочешь, чтобы тебя били плетью? — уточнил мой хозяин.

— Чтобы я знала, что я рабыня, — повторила я, — ваша рабыня.

— У тебя не останется в этом ни малейших сомнений, — заявил он.

— Да, Господин.

* * * *

Он вернулся спустя несколько енов.

— Пожалуйста, не бейте меня больше! — попросила я.

— Ты довольна? — осведомился господин.

— Да, да! — ответила я.

— Может, Ты хочешь продолжить экзекуцию? — спросил Десмонд.

— Нет, не надо, Господин! — всхлипнула я.

— Ясно, — кивнул он.

— Пожалуйста, не бейте меня больше! — взмолилась я.

— Это больно, не так ли? — уточнил хозяин.

— Очень больно, Господин! — согласилась я.

— Зато теперь Ты хорошо знаешь, что Ты — рабыня, — заключил он, — моя рабыня.

— Да, Господин! — подтвердила я. — Это сделано. Не надо больше, пожалуйста! Не бейте меня снова! Я прошу вас!

— Это — плеть, — сказал он, подняв её передо мной.

Я вздрогнула.

— Я боюсь её, — призналась я, — один её вид внушает ужас.

— Ты можешь поцеловать её, — разрешил Десмонд, а когда я со всей возможной страстью поцеловала плеть, добавил: — Возможно, Ты постараешься быть хорошей рабыней.

— Я сделаю всё возможное и невозможное, чтобы быть хорошей рабыней, — поспешила заверить его я.

— Тебя выпороли, — констатировал он.

— Да, Господин, — всхлипнула я.

— Ты должна ожидать такой реакции, если вызовешь моё недовольство, — предупредил мужчина.

— Я буду стремиться к тому, чтобы Вы были мною полностью удовлетворены!

— Кто будет стремиться? — уточнил Десмонд.

— Аллисон будет стремиться к тому, чтобы Господин был ею полностью удовлетворён! — ответила я.

— И Ты думаешь, что я тобою полностью удовлетворён? — осведомился он.

— Боюсь, что нет, — вздохнула я.

— Кажется, — хмыкнул Десмонд, — Ты давно знала о моих прозрачных махинациях, о моём фальшивом актёрстве и так далее?

— Пожалуйста, простите глупые слова глупой рабыни, — простонала я.

— А ещё Ты втайне презирала меня всё это время? — напомнил он мне и поднёс плеть к моим губам.

И я, снова её поцеловав, ещё более пылко, чем в первый раз, воскликнула:

— Нет, Господин!

— Медленнее, — потребовал мой хозяин. — И оближи её, преданно, как и положено маленькой смазливой шлюхе, рабскому животному, которым Ты являешься.

— Да, Господин, — прошептала я.

— Кажется, Ты утверждала, что если бы оказалась в моей власти, — припомнил Десмонд, — Ты бы постаралась быть для меня худшей рабыней?

— Нет, Господин, — заверила его я. — Я стремилась бы быть для вас самой лучшей рабыней, рабыней из рабынь!

— Очень странно, — покачал он головой. — Разве я не был мелочным, хитрым, вульгарным и ничего не стоящим, позорным лицемером и двуличным мошенником, монстром и всё такое?

— Это говорила не я, Господин, — попыталась объяснить я. — Это говорил мой гневом, моё разочарование, одиночество, осознание потери, моё понимание того, что я нежеланна, проигнорирована и отвергнута.

— Возможно, — заметил он, — тебя всё же нужно выпороть снова, выпороть без пощады.

— Пожалуйста, не надо, Господин, — простонала я.

— Ты боишься, не так ли? — осведомился Десмонд.

— Да, Господин, — признала я.

— Почему? — уточнил мой хозяин.

— Потому, что я — рабыня, — ответила я. — Я чувствовала плеть. Я знаю, на что это похоже. Я приложу все силы, чтобы мой господин был мною доволен.

Тогда он развязал плоские, узкие кожаные ремни, державшие мои запястья у кольца. Едва он сделал это, я обернулась, чтобы встать на колени перед ним. Мне оставалось только надеяться, что он позже разрешит мне одежду. Я пообещала сама себе, что сделаю всё возможное и невозможное, чтобы господин признал меня достойной предмета одежды, даже если им окажется всего лишь рабская полоса.

Мужчина окинул меня пристальным взглядом.

— Господин? — напряглась я.

— Я нахожу тебя рабски интересной, — сказал он.

— Рабыня рада, — нерешительно улыбнулась я.

Внутренний двор был небольшим, но засаженным деревьям, между которыми были разбиты клумбы с цветами, в основном талендерами, динами и веминиумами. Мощёная плиткой тропинка прорезала себе путь сквозь зелень растительности. По обеим сторонам тропинки рос цветущий кустарник. Тут и там в саду попадались маленькие, скрытые укромные уголки. В одном таком местечке стоял маленький резервуар, накрытый дощатой деревянной крышкой. День выдался тёплым. Слабый ветерок шелестел листвой наверху. Внутренний двор, как и большинство таких дворов на Горе, нельзя было назвать большим. От улицы его отделяло четырёхэтажное здание. С другой от здания стороны внутренний двор был огорожен забором с маленькой, непрозрачной, деревянной калиткой, открывавшейся в узкий переулок. С двух других сторон его ограждали стены зданий, смежных с четырёхэтажным домом.