Аннетт Мари - Истребление монстров. Для слабаков [litres]

– Вы пытались продать имя Первого Дома «Красному Рому», – сердито заметила я. – Это, по-вашему, защита гримуара?

– Это было ошибкой. Ужасной ошибкой. От жадности. Робин, я был уверен, что о гримуаре все забыли. Никогда не думал, что кому-то в голову придет связать меня и твою мать со старинными легендами. – Он прерывисто вздохнул. – Но самую большую ошибку я совершил задолго до того, как прикоснулся к гримуару.

Я смотрела на него без всякого сочувствия.

– И что же это было?

– Клод, – прошептал он.

Мое сердце словно превратилось в кусок свинца, настолько тяжелым было охватившее меня тошнотворное смятение, которому не было выхода – ужасающие последствия этой ошибки я уже видела.

– Сам не знаю, то ли он начал разыскивать нас еще много лет назад и поэтому подружился со мной. То ли уже после нашего знакомства услышал от меня жалобы на то, что сестра обманула меня, лишив бесценного семейного гримуара Демоников. – Дядя так вцепился в подлокотники кресла, что костяшки его пальцев стали белыми. – Но он ни разу не задал мне ни единого вопроса, ни про гримуар, ни про Сару. Как я мог предположить? Даже после… даже после того, как Сара…

Спрятав лицо в ладонях, дядя Джек судорожно всхлипнул.

– Это он убил моих родителей, да? – Горло так пересохло, что слова его, казалось, царапали. – Клод убил моих родителей!

Дядя Джек отнял руки от лица и тревожно посмотрел на меня влажными глазами.

– Я не подозревал, что это он, пока в прошлом месяце не сбежал демон. Тогда Клод потребовал гримуар, а когда я отказался, он попытался заставить меня силой.

Амалия сложила руки на коленях, крепко сцепив пальцы.

– Удивительно, что он тебя не убил.

– Видишь ли, он не знал, где находится гримуар. Дело в том, что я никогда не подпускал его даже близко к нему. Только скопировал несколько страниц и отправил ему эти копии. А подлинной книги, оригинала, он никогда не видел.

Ну, по крайней мере, хоть в этом дядя Джек не оплошал. Я заставила себя разжать челюсти, чтобы не раскрошились зубы. В груди бушевал водоворот боли, горя и негодования.

– С тех пор я прячусь здесь, – тоскливо сказал дядя Джек. – Я знал, Амалия, что он будет выслеживать тебя. И не хотел давать ему повода думать, будто ты знаешь, как меня найти.

– Кто он вообще такой, этот Клод? – жестко спросила она. – У него демон на нелегальном контракте.

– К тому же его демон из Второго Дома, – мрачно добавила я. – Из-за вас у него теперь есть все имена демонов.

– Не все, – поправил он. – Полностью имя демона состоит из трех частей: само имя, написанное на языке демонов, символ Дома и правильное произношение. Для Двенадцатого Дома у Клода только два компонента из трех. Я ни разу не позволил ему увидеть, как пишется имя.

Мне Клод говорил, что у него есть все имена, но ему ничего не стоило солгать. Если он и правда не может сам вызвать демона Двенадцатого Дома, то это объясняет предложение, которое он сделал больше месяца назад – когда приглашал меня в напарники. Он хотел получить доступ к Зуиласу.

– Я не знаю, кто он такой, – опустив голову, признался дядя Джек. – Отсюда я не мог вести расследование, но все же сумел узнать, что имя Клод Мерсье вымышленное. На моем горизонте он появился лет шесть назад. Вот и все, что мне известно.

Я крепко зажмурила глаза, задыхаясь от наплыва эмоций. Клод – убийца моих родителей. Этот факт заставил мой мир пошатнуться. Теперь я не просто была охвачена горем. К скорби присоединилась не менее сильная, жгучая потребность добиться справедливости. Отомстить.

– А что насчет Двенадцатого Дома? – хриплым голосом спросила я.

– В смысле?

– Что в нем особенного? Клод сказал мне, что его цель – заполучить демона В’альир.

Дядя Джек насторожился.

– Откуда тебе известно это имя?

– Нашла отсканированную страницу в вашем компьютере до того, как дом сгорел.

– Ах вот оно что. – Он забарабанил пальцами по колену. – О Двенадцатом Доме ходят слухи – точнее, я бы сказал, легенды. Кое-кто считает, что В’альир – самый могущественный из Домов, в то время как другие утверждают, что это самый бесполезный и слабый Дом. А одна из легенд гласит, что этот Дом проклят.

Я вздрогнула.

– Проклят?

– Я не знаю, что это значит. Но, полагаю, ответы на все эти вопросы есть в гримуаре.

Все мое тело напряглось, как перед прыжком.

– Где гримуар?

Дядя пристально посмотрел на меня, и я не отвела взгляда. Не моргнула. Не съежилась.

– Здесь, – тихо ответил он. – Он здесь. Ты уверена, Робин?

Чтобы ответить, мне снова пришлось разжать зубы.

– Уверена в чем?

– Что ты готова к этому.

– Он принадлежит мне.

– Да, – согласился он. – Но готова ли ты его защитить? Я читал письмо твоей матери – все письмо, которое она написала тебе. Ты понимаешь, что она имела в виду, когда писала, что оставила тебя неподготовленной?

Я прижала ладони к коленям.

– Я мало занималась магией.

– И это было ошибкой, о которой Сара сожалела больше всего. По телефону, во время нашего последнего разговора… она сказала, что теперь понимает: нельзя было отказываться от магии. Прятаться, оставаясь в тени и безвестности, было плохим решением. Это могло защитить вас лишь до поры до времени. Если бы кто-то на вас действительно вышел, она – и ты тем более – не смогли бы защитить себя. Вот почему она обратилась ко мне за помощью.

Готова ли я была взвалить на себя это бремя? Готова ли стать хранителем истории происхождения магии Демоников и защищать ее всю жизнь любой ценой? Пожертвовать своим будущим и мечтами ради сохранения книги?

– Верните мне гримуар.

Дядя Джек тяжело поднялся с кресла и скрылся в коротком коридоре. Хлопнула дверь, было слышно, как он спустился по лестнице. Прошло несколько тягостных минут, и он снова появился с плоским металлическим ящиком в руках.

Я видела этот ящик раньше. Дома, в мамином кабинете, в те редкие дни, когда она приносила гримуар домой, чтобы и здесь работать над переводом, не теряя драгоценного времени.

Дядя поставил ящик мне на колени.

– Заклинание на нем отвечает только магам, в чьих жилах течет наша кровь. Заклинание звучит так: Egeirai, angizontos tou Athanou, lytheti .

Прижав ладонь к стальному ящику, я повторила фразу на древнегреческом:

– Egeirai, angizontos tou Athanou, lytheti.

На каждом дюйме металла засияли ослепительно-белые руны. Сглотнув и пытаясь унять расходившееся сердце, я подняла крышку. Фамильная драгоценность была завернута в оберточную бумагу, и я (удивительно, но руки не дрожали) осторожно развернула ее. Шурша, бумага упала, и я впервые увидела Гримуар Атанасов. Сокровище моей матери.

Кожаный переплет был темным и потертым, с аккуратными швами, но нитки были ветхими и грязными. Местами его явно бережно отреставрировали, прошив яркими прочными нитями. Обложка была перетянута ремешком, застегивающимся спереди на латунную пряжку. Из-под ремешка торчали листки современной бумаги, сверху был виден край записи, сделанной, судя по почерку, моей мамой.