Ядвига Симанова - Восход памяти [litres]

«А ведь он еще безумнее Тимура Сардоковича, – подумала Марианна, – опасный безумец, помешанный на Вихре. И все ему нипочем. Зациклился и прет напролом, никогда не отступится. Считает, что вправе все за всех решать. Какая маниакальная уверенность в собственной правоте! Какая одержимость идеей!»

– Я подумаю, – осторожно ответила Марианна, не отвлекаясь от созерцания мокрых полос автострады, исчезавших за пеленой косого дождя.

Магнитола диссонировала с торжественностью осенней тоски, резала слух рваными ритмами. Константин, как беззаботный подросток, покачивал головой в такт электронным звукам.

– Твой любимый МС Рад-Х? Видишь, я уже начала их отличать, – попыталась улыбнуться Марианна.

– Да, МС Рад-Х, старенький трек, но мне нравится. – Константин расплылся в довольной ребяческой улыбке. – Кстати, Илья тоже от него тащится.

– По-моему, что новый, что старый – все одинаковые. И что это за имя такое – Рад-Х? Кто только придумал… – проворчала Марианна, вдруг ощутив себя закоснелой старушенцией, в штыки принимающей все новое и современное.

Константин тут же включил ученого, и Марианне в момент пришлось пожалеть о неосторожно слетевшем с языка вопросе.

– Ты ошибаешься, – начал он, – в имидже этого парня каждая деталь имеет значение, и в особенности – имя. Рад-Х – видоизмененное латинское слово «radix», в переводе – «корень».

Они стояли на светофоре. Красный свет сменился зеленым, но Константин не спешил нажимать на газ. Дворники елозили по лобовому стеклу, а он глядел сквозь них – мгновение застыло во времени, растекшись до бескрайних пределов. Позади сигналили нетерпеливые водители. Константин, опомнившись, вдавил педаль газа, и автомобиль с истерическим ревом сорвался с места. Если бы барабанивший о стекла дождь, мокрые тротуары и копоть улиц могли слышать, их тотчас бы оглушили мужской и женский голоса, слившиеся в унисон в едином крике.

– Корень – основа всему! – прокричал мужчина, на автомате отыскивая дужку очков, которых не было.

– Корень – основа всему! – почти одновременно подхватила женщина, внезапно почувствовав покалывание в ступнях, с некоторых пор ставшее приятным.

– Как же я сразу… Он твердил и твердил… Отвечал на вопрос, а я, осел, не понимал…

– И что все это значит? – спросила Марианна, до конца не понимая, как в практическом смысле можно использовать полученную информацию.

– Корень – основа Вихря, Рад-Х – основа Вихря. Этот рэпер – средоточие энергии, центр воронки. Он сам или его дом, студия – не знаю. Но если мы хотим найти Вихрь, необходимо побольше разузнать об этом парне. Теперь ясно, как наш Илья передал похитителям старушкиных статуэток сообщение – выложил в Сети свой речитатив про Корень, – гастарбайтерам или тем, на кого они работают, оставалось лишь навострить уши.

Константин, немного помолчав, произнес:

– Спасибо тебе, Марианна!

– За что? – удивилась девушка.

– Не зря я верил, что с тобой приближаюсь к Вихрю.

«Ненормальный», – подумала она, но в мыслях ее больше не сквозил холод. И тут же чувство безвозвратной утраты, сожаление, что Землю не повернуть вспять, болезненным уколом отозвалось в сердце.

– Я вспомнила еще кое-что, – уже на подъезде к дому произнесла Марианна. – Возможно, тебе пригодится. Насчет картотеки: это не картотека жертв, как мы думали поначалу, это – карты Таро, все старшие арканы, всего их должно быть двадцать два. Расклад их таков: среди них те, кто жертв замещает. – Марианна, помедлив, остановила на Константине многозначительный взгляд, добавив: – И, если помнишь, я среди них тоже есть. Ты сочтешь все это метафорическими образами – пускай, интерпретируй по-своему, как умеешь, мое дело – сказать.

Той осенью Марианна, обеспокоенная чужеродным, потусторонним присутствием в жизни Акима, решила выйти из тени и открыться ему. Намеренно столкнувшись с ним в бизнес-центре, она вручила ему сотворенное медиумом зеркальце и свою визитку в расчете, что он все же позвонит. А сама, следуя совету Ильи, раскрыла глаза и стала наблюдать. «Для той, чья жизнь разделена, любые годны зеркала», не так ли?

Перед трюмо на подсвечниках стояли две зажженные свечи. Марианна, замерев в трепетном ожидании, глядела в зеркало. По предыдущему опыту, когда, еще лежа в больничной палате, она рассматривала отражение радужной оболочки глаз, сейчас она так же неотрывно ловила каждое изменение светло-серого оттенка в неровном мерцании оранжевого пламени. Удерживать внимание на зрачках оказалось непросто, к тому же двойной свет постоянно сбивал, отвлекая переменчивыми всполохами, и Марианна взгрустнула, вызвав в памяти подаренное Акиму миниатюрное зеркальце, в котором легко и непринужденно прочитывались перепады настроения мальчика. Памятный образ зеркальца нежданно-негаданно проявился вкраплениями нового цвета на зеркальной поверхности трюмо. Появившийся из ниоткуда угольно-черный цвет словно ластиком стирал отражение и расползался в стороны. Удерживать внимание стало решительно невозможно, и девушка расфокусировала взгляд. Странно, но, потеряв внимание, она обрела ви́дение тончайших световых волн, окунувшись в которые смогла наблюдать одновременно две картины, надвигавшиеся ей навстречу из зеркальной пустоты по двум угольно-черным коридорам, по обе стороны подрагивающих свечей.

Первая картина отражала знакомые контуры худощавого длинноволосого паренька. Другая… В ней она впервые увидела существо, что назвалось мальчику Марийкой. Точнее, не увидела, а почувствовала ее волновые вибрации, амплитуда колебаний которых с каждой секундой увеличивалась, заполняя пространственный зазеркальный эфир, целиком подавляя слабенькие вибрации Акима. А тот, убаюканный грезами о белом паруснике, охотно поддавался ее захлестывающим волнам, без сопротивления ведомый их всеобъемлющей силой.

Растущие энергетические импульсы не ограничивались зазеркальем. В какой-то момент они передались Марианне, и она ощутила их как свои собственные. Она словно снова перенеслась в отсек № 29, со всей страстью желая оттуда выбраться, она будто вновь сжимала в дрожащих руках девятимиллиметровый ПМ охранника-вороны, но теперь знала, что непременно спустит курок. Но сейчас вовсе не Марианна томилась взаперти, а та, другая, обитающая по ту сторону зеркал, жаждала покинуть тюрьму; не она, а та, другая, держала палец на спусковом крючке, полная несгибаемой решимости поразить цель. А целью был несчастный АК-47, ее невольный тюремщик. «Две части в мальчике одном», не так ли? Та душа, что, уступив свое место, избегнув Элизиума, ушла в тень и оттуда теперь рвалась на свободу. Марианна, поняв это, испытала противоречивые чувства: переживая терзания чужой души, запертой в тени зеркал, одна ее часть переполнилась сочувствием, другая – тревожась за мальчика, сознавала необходимость неусыпного внимания.