Сильвия Морено-Гарсия - Боги нефрита и тени [litres]

Не зная, что делать, Кассиопея пошла вперед. Птицы подняли головы и захлопали крыльями, издавая звуки, похожие на шипение. Хотя они не пытались подобраться поближе, девушка держала руку на рукоятке ножа.

Девушка благоразумно держала путь вдоль ручья, раз уж она потеряла дорогу. Испытывая жажду, Кассиопея встала на колени попить воды. На нее посмотрела замарашка со спутанными волосами – ее собственное отражение. Души мертвых, попав в Шибальбу, теряют себя. Кассиопея не была мертвой, но ей было сложно вспомнить Юкатан, хотя она и провела там всю свою жизнь. Она не могла вспомнить свою комнату, книги, которые любила читать, выученные наизусть стихи, имена звезд и даже лицо мамы. Сколько времени она провела в Шибальбе – часы или годы? Она взглянула на свои руки и чем дольше смотрела на них, тем сильнее старела кожа. Стала грубой, на тыльной стороне появились коричневые пятна, как бывает у пожилых людей. Была ли она юной? Перед глазами пролетала жизнь. Она вернулась в Уукумиле, и все стало как прежде. Согнувшись, она оттирала полы, приносила продукты из лавки, чистила овощи на кухне… Она выросла, стала женщиной, но жизнь не менялась. Принеси то, принеси это. В потрескавшихся от работы руках щетка и мыло. Мать умерла, а она так и осталась в доме Лейва. Мартин женился, у него родились дети. Но у Кассиопеи не было семьи, ведь она бедный родственник, живущий здесь из милости. В ее волосах намек на серебро, а потом они все побелели. И вот она умерла, совсем уже старая, с кислым дыханием и глазами, затуманенными глаукомой.

В юности она мечтала о танцах, красивых автомобилях. Но так и не скопила достаточно денег, так и не набралась храбрости переехать в Мериду. Она замкнулась в себе, потом ожесточилась, и дети Мартина называли ее старой каргой.

Она умерла и каким-то образом попала сюда. В этом месте птицы без перьев следили за ней пустыми глазницами и кругом была пустота.

Но было же…

Разве не было еще чего-то?

Воспоминание упрямо билось в голове. Кассиопея коснулась пальцами остатков волос и сухой кожи. Прищурилась, но не могла сосредоточить взгляд. Она ведь стала старухой.

А ведь было…

Было стихотворение, которое четко описывало ее чувства. Это стихотворение, прочитанное давным-давно в книге, в которой не доставало страниц.

И там говорилось…

– «Вчера был сном, а завтра стану тленом! Едва возник и вскоре – горстка пыли», – прошептала Кассиопея.

Она вспомнила. Об этом стихотворении она рассказала Хун-Каме, когда они были в Тихуане. И произошло это всего лишь несколько дней назад. Она не старая – она юная девушка.

Подняв руку и взглянув на нее, Кассиопея увидела молодую кожу.

И вспомнила свою миссию.

Она должна найти Дерево мира.

Кассиопея моргнула. Вокруг нее земля теперь была ослепительно белой, и пришлось на мгновение прикрыть глаза. Илистая низина и птицы исчезли. Она теперь стояла на солончаке среди фосфоресцирующих растений, мягко покачивающихся на нежном ветерке.

Шибальба снова принялась за свои хитрости.

Кассиопея пошла вперед, оглядываясь вокруг. Здесь росли анемоны и что-то похожее на орхидеи с лепестками из белого известняка. Вдали она заметила скопления кораллов. Подняла взгляд, и над ее головой пролетела стайка рыб, как будто бы забывших, что им полагается жить в глубинах водоемов.

Все тело болело, но хуже всего было руке. Кассиопея ощущала, как истекает время, как замедляются удары сердца, бьющегося где-то над землей.

Она шла и шла, и ботинки ее покрылись толстым слоем соли, стали тяжелыми. Тогда она сняла их и продолжила идти босиком. Она надеялась найти Черную дорогу, пусть и знала в душе, что не сможет.

Кассиопея прошла мимо громадных колонн из ракушек, спрессованных вместе подобно кирпичам, и добралась до озера. Оно светилось мягким голубым цветом, как в ее снах.

Ветер высушил слезы Мартина, которые причинили ему больше боли, чем синяки на теле. Он бежал по мосту, ведущему в Черный город, мимо красивых зданий из оникса. В окнах некоторых домов стояли люди в белых масках и с любопытством смотрели на него. Кто этот смертный, посмевший бегать по нашему городу? – читалось во взглядах.

Кассиопея стояла у озера, и ветер играл ее короткими волосами. На обход уйдет слишком много времени. Она пыталась отдышаться. Тело больше не болело, но девушка понимала, что это дурной знак. Конец близок, времени больше нет.

Она слышала, а точнее, ощущала шаги Мартина по Черной дороге, слышала, как он вошел в город и пробежал мимо черных домов, приближаясь к Нефритовому дворцу.

Она умирала. Ее собственная старость была иллюзией, а теперь смерть по-настоящему грызет кончики ее пальцев.

Она оказалась слишком далеко от Черной дороги и не успеет вовремя добраться до Дерева мира.

Кассиопея вытащила нож и повертела в руках.

Вспомнился совет Лоре. Отрежь руку, послужи Вукуб-Каме . Вукуб-Каме, кажется, обещал, что пригласит ее жить в тени Дерева Мира. Хун-Каме погибнет. Но он в любом случае погибнет, а если… если она отрежет руку, Вукуб-Каме может проявить доброту.

Может проявить милосердие.

Все-таки предательство в ее природе. Ее дед был предателем.

Она видела во снах этот момент – как режет запястье. Это стрела судьбы. Глупо было думать, что она сможет выиграть состязание. Рожденная под несчастливой звездой, она не может победить.

Кассиопея крепко сжала нож. Испытывая страх и отчаяние, зашла в воды озера по пояс. Нож лежал в ее руке. Обсидиановое лезвие было острым и гладким, словно черное зеркало. Девушка видела в нем свое отражение.

Чем дальше Мартин заходил в город, тем извилистее становилась Черная дорога. Она вела его по переулкам, которые заканчивались тупиками, каким-то образом выводила, протащила через рынок, где люди продавали шкуры ягуаров и голых, без перьев птиц. Азартные игроки сидели на циновках и кидали кости. Они смеялись, показывая заостренные зубы.

– Черт, – выругался он.

И тут он заметил вспышку зеленого правым глазом, развернулся и увидел силуэт Нефритового дворца, который нельзя спутать ни с чем.

Мартин улыбнулся.

Кассиопея слышала шаги кузена по камням Черного города. Слышала его дыхание и чувствовала, как ее покидают последние силы.

Она боялась. Страх подобно плащу из свинца сковывал ее руки, не давал пошевелиться. Жить, жить, ей хотелось жить. Хотелось найти выход.

Как Хун-Каме и говорил ей: жизнь несправедлива. А почему она должна быть справедливой? Почему она должна страдать? Это даже не ее история. Такая история предназначена героям с щитами и доспехами, героям, отмеченным счастливыми звездами. Пусть герои спасают мир, пусть спасают повелителей, которым нужно вернуть корону. А она всего лишь девушка из ниоткуда.