Э. Дж Меллоу - Песня вечных дождей [litres]

– Я думаю, пора уложить его в постель, – сказал герцог, поднимая предмет, сверкнувший серебром.

Краем глаза Дариус видел, как побледнела Ларкира, взглянув на предмет, но по какой-то причине он не мог отвести взгляд от своего отчима, чтобы собственными глазами увидеть, что тот держал в руках.

Внезапно разум Дариуса погрузился в знакомый туман, оставаясь расслабленным, даже когда боролся с этим ощущением. Его тело, казалось, узнало этот эффект, холодный пот выступил на его коже.

«Шевелись, – закричал голос в глубине его сознания. – Уходи».

Но он не мог. Никогда не мог.

Хейзар заговорил, но его слова казались приглушенными, далекими. Что-то о том, как он недоволен Дариусом. Как его накажут за такую дерзость. Но самое главное, что ничего из случившегося не останется в памяти.

Дариус кивнул.

Ничего не останется в памяти.

– Какая прекрасная отметина у тебя на щеке, сынок, – слова Хейзара пробились сквозь сумрак, лицо отчима приобрело четкие очертания. Что-то холодное прижалось к руке Дариуса. – Почему бы нам не посмотреть, можем ли мы добавить еще парочку?

Последнее, что запомнил Дариус, как он взглянул на предмет, который сжимал в руке – острый нож для вскрытия писем, – прежде чем комната погрузилась в наполненную болью темноту.

Кровь была повсюду.

Борясь со слезами, струящимися по лицу, Ларкира осторожно уложила Дариуса на кровать. Он все еще спал или пребывал в полубессознательном состоянии, а может, находился под влиянием какого-то безумного заклинания, которое все еще действовало на его разум, раз оставался таким податливым после подобной пытки.

Отстранившись, Ларкира вытерла пот со лба, скорее всего, размазав по нему кровь. Она сочилась из ран молодого лорда, покрывая недошитое платье девушки, пока та пыталась поспеть за его стремительными шагами.

Ларкира едва не потеряла над собой контроль, пока наблюдала, как Хейзар приказывает своему пасынку резать собственное лицо.

А затем говорит ему делать это снова и снова.

Она еще помнила ужас, с которым смотрела на алые потоки, текущие по остекленевшим глазам молодого лорда и пропитывающие воротник его белой рубашки.

Ларкира стояла на месте, намертво парализованная страхом. Страхом перед тем, что произойдет, если она ничего не предпримет. Страхом перед тем, что случится, если она сделает хоть что-то. Как всегда и бывало, Ларкира молча страдала от снедающих ее эмоций. Она оказалась поймана в ловушку собственного разума и практически не притворялась, что подчиняется туманному трансу, в который ее якобы ввел герцог. Девушка едва дышала, потому что в противном случае из нее точно вырвался бы огонь.

В той гостиной стояло не одно чудовище.

Ведь Ларкира всегда оказывалась в ловушке собственной магии.

Но ей надо было успешно закончить миссию. Она не могла подвести семью.

Если бы охваченная неукротимой яростью Ларкира попыталась остановить Хейзара, то, скорее всего, убила бы герцога или, что еще хуже, Дариуса. А заодно и любую другую душу, вставшую у нее на пути.

Ларкире хотелось громко закричать, сдаться своим силам, ведь они уже собрались вместе, готовые ударить. Поддавшись рефлексу, она так глубоко ушла в себя, отрешившись от всего происходящего в комнате и не слыша стоны боли, исходящие от Дариуса, что задавалась вопросом, не умерла ли.

Радовало лишь одно: несмотря на то что Хейзар нанес пасынку немалое количество ран, запас ворованной магии герцога иссяк, и ему пришлось остановиться, чтобы передохнуть.

Сняв испачканные перчатки, Ларкира заставила себя собраться. Пришло время перестать распускать нюни и принести пользу. О потерянные боги, она видела пытки в Королевстве Воров, сама мучила других, так почему здесь должно быть по-другому?

Ларкира знала почему.

Ее глаза блуждали по красному месиву, в которое превратилось лицо лорда Мекенны. Пять порезов. Два поперек лба, один на правой щеке, соответствующий тому, который Кайпо поставил на левой, а затем еще один, который тянулся от челюсти к уху.

Ларкира сглотнула, пытаясь подавить чувство вины за то, что стала причиной всего этого.

Потому что это было ее рук дело. Но как она могла ответить «нет» на предложение герцога? Отец сказал, что может дойти и до этого; возможно, им придется зайти достаточно далеко, чтобы узнать необходимую информацию. Конечно, Ларкира никогда бы не согласилась на настоящий брак. Отец бы никогда и не попросил ее о таком… Так ведь?

Ларкира пожалела, что в тот момент не могла сказать Дариусу правду. Гнев и боль, отразившиеся на его лице при виде кольца, чуть не заставили Ларкиру раскрыться.

И эта глупая форма.

Она просто хотела чувствовать себя полезной, особенно после резких слов Дариуса, сказанных прошлой ночью. Ларкира и подумать не могла, что желание помочь слугам еще сильнее разозлит лорда.

Такие расходы было бы лучше направить на другие нужды.

Но гора сундуков в потайном хранилище вкупе с отчаянием в его голосе… Что-то не сходилось.

Позже Ларкира обязательно все выяснит.

А в данный момент ей нужно было залечить раны, причиной которых стала она сама.

Благословение, что по дороге в комнаты Дариуса они не встретили никого из слуг, ведь со дня приезда Ларкиры замок становился все более пустым. Странность, за которую стоило быть благодарной, ведь у нее не было сил объяснять, почему молодой хозяин поместья находится в таком состоянии.

К тому же она не могла позволить себе впустую тратить силы, их нужно было приберечь для Дариуса.

Убедившись, что спальня лорда заперта, Ларкира закрыла балкон и погасила свечи, оставив лишь пылающий камин.

Найдя на туалетном столике несколько полосок хлопчатобумажной ткани и таз с водой, она отнесла все это к его кровати. Присев рядом, Ларкира осторожно вытерла кровь, сочащуюся из ран Дариуса.

Он застонал от боли, и сердце Ларкиры сжалось.

– Мне очень жаль, – прошептала она. – Скоро будет лучше.

Услышав ее голос, Дариус распахнул глаза, и ее рука замерла.

– Ларкира, – пробормотал он, а затем откинулся на подушки, его глаза закатились.

Ларкира снова взялась за дело, теперь напевая нежную колыбельную.

Звук исходил из глубины ее живота, затем согревал горло. Она окутала комнату медово-желтым магическим туманом, пузырем звуконепроницаемой безопасности, пока продолжала омывать молодого лорда. Эта песня была одной из любимых у ее сестер. В ней говорилось о лугах в Гранд-парке, который находился на восточной окраине Джабари. Отец часто брал их туда на пикник еще с тех пор, как они были маленькими девочками. Ларкира позволила золотистым нотам плыть по комнате, они напоминали цветы, которые Арабесса приколола к своим волосам, пока Ния читала стихи из своего любимого сборника поэзии. Это успокаивающее воспоминание избавляло лорда от любой боли, которую он мог бы испытывать при каждом очищающем прикосновении. Отжав полотенце и наполнив таз ярко-красной водой, Ларкира откинулась на спинку стула.