Андреа Стюарт - Дочь костяных осколков [litres]

– Но если образуется нехватка осколков?

Отец усмехнулся:

– Если оставить в стороне Безосколочное меньшинство и этого контрабандиста, осколков у нас всегда будет в достатке.

– Ничто не длится вечно. Даже правление Аланги.

– У безосколочных нет плана. Они знают, чего не хотят, но не знают, чего хотят. Ни одно движение не выживет без своего ви́дения будущего, без этого видения не к чему стремиться. Эти повстанцы не представляют для нас реальной угрозы, тебе ни к чему запасаться осколками.

Они разговаривали не просто как учитель с учеником – они разговаривали как отец с сыном. В полумраке обеденного зала Баян походил на молодое отражение моего отца. Неудивительно, что тот его усыновил. Глядя на Баяна, я почувствовала, что начинаю хмуриться, и побыстрее, пока никто не заметил, разгладила лоб. У Баяна лицо было спокойное, но пальцы продолжали крепко сжимать салфетку. Он не из любопытства задавал все эти вопросы, он хотел, чтобы отец расслабился. Вопрос, из-за которого он так крепко сжимал салфетку, еще ждал своей очереди.

На месте Баяна я бы проявила терпение, выждала бы, пока во всем зале не установится расслабленная атмосфера. Но Баяна подгоняли его амбиции.

Он задал свой главный вопрос:

– Ты дашь мне ключ от двери с дымчатым можжевельником?

Дверь с дымчатым можжевельником, та самая из моего прошлого, о котором я ничего не знаю. Я сделала вид, что мне неинтересно, но могла и не стараться: все внимание отца было приковано к Баяну.

– Я даю тебе ключи, когда решаю, что ты готов. Если я не даю тебе ключ, значит ты не готов.

Голос отца был спокойным, но я заметила: он отложил палочки, и это притом, что еще не доел. В его спокойствии таилась угроза. Так океан отступает от берега, а потом внезапно приходит цунами.

Баян ничего не замечал.

– Я сделал все, о чем ты просил, я сделал даже то, о чем ты не просил. Каждый раз, после того как ты входишь в ту дверь, обратно ты возвращаешься исполненным новых сил.

Рука отца молниеносно вылетела вперед; я даже не думала, что он, в его-то возрасте, на такое способен.

Удар не был сильным, но Баян съежился и закрыл щеку ладонью. А потом отец схватил посох и начал поднимать, но, видимо, нашел решение получше и оставил его на полу.

Конструкции неподвижно сидели на своих местах и наблюдали за происходящим пустыми глазами.

Отец уже бил Баяна прежде. Раньше мне это в голову не приходило. Но Баян вечно забывался, а отец любил указывать другим их место. Несколько лет назад, когда отец был в силе, побои наверняка причиняли настоящую боль.

– Ты ждешь и держишь свои алчные мысли при себе, – тяжело дыша, сказал отец. – Если ты спрашиваешь о том, чего не понимаешь, значит ты еще глупее, чем я думал.

Баян потер щеку. От одного из отцовских перстней остался яркий красный след.

– Если бы я был твоим кровным сыном, ты бы показал мне?

Так, значит, он мне завидовал. Я не знала, что делать с этим открытием. Я завидовала Баяну и никогда не задумывалась, какие чувства вызывает в нем мое положение при отце.

Не успела я сложить эту головоломку, как отец поднял левую руку:

– Тиранг.

Конструкция Воин встала. Отцу потребовалось лишь согнуть указательный палец. Тиранг вытащил из-за пояса кинжал и пошел в сторону Баяна.

Не важно, насколько ослабла плоть отца, его разум все еще был острым. Именно силой разума он контролировал все конструкции на всех островах Империи.

Теперь Баян наконец-то понял, что надо было держать язык за зубами, и по-настоящему испугался. Я могла почувствовать себя победительницей, могла злорадствовать, как злорадствовал Баян, когда получал очередной ключ от отца, а я оставалась ни с чем.

Нет. Я бы не смогла. Мысль о том, что Тиранг вот-вот выпотрошит Баяна, совсем меня не радовала, наоборот, мне стало тошно. Тошнота подкатила к горлу и подтолкнула к действиям.

– Я тоже хочу спросить.

Все четыре конструкции повернулись в мою сторону, указательный палец отца замер, Тиранг остановился посреди обеденного зала.

– Безрассудство передается по наследству или приобретается с опытом?

Клянусь Бескрайним морем и великим дымчатым можжевельником – я сказала это из жалости. И это подействовало. Отец словно забыл о существовании Баяна. Тиранг вернулся на свое место. Баян обмяк на подушке, страх исчез, как пыль после дождя во влажный сезон.

А мой отец, который одним кивком или движением пальца мог перевернуть Империю, переключил все свое внимание на меня.

За мальчика мужчина предложил мне пять монет. Это был сын друга семьи, и девочка не хотела уплывать с острова без него.

По сравнению с тем, что мужчина заплатил за свою дочь, это были жалкие гроши, но я ведь все равно уже встал на этот путь, так? Какая разница – украду я одну девочку или девочку с мальчиком, меня все равно приговорят к казни. А императорский палач при всем желании не сможет дважды отрубить мне голову. Может, они, конечно, и попытаются, но я пока еще не слышал, чтобы наш император воскресил кого-то из мертвых.

Так я себя обманывал – не хотел признавать, что присутствие детей явно делало Мэфи счастливым, а для меня это почему-то было важно.

Как только я согласился, Мэфи стремглав с меня спустился и принялся вертеться в ногах у детей, всем своим видом умоляя, чтобы его почесали за ушками. В общем, он их очаровал. И думаю, это тоже было важно – мы проведем на лодке несколько дней и хоть один из нас будет ласков с детишками.

Я дал мужчине время попрощаться с дочкой. Они оба едва сдерживали слезы, ведь теперь их ждала очень долгая разлука. Ему придется заявить людям императора о смерти дочери. Но Лазутчики Илит повсюду и, если он попытается уплыть с острова вслед за ней, они сразу догадаются, что к чему. Я не стал их торопить: сам так тосковал по своей семье, что словами не выразить. И я уже давно не задумывался, каково было моим родителям: один сын умер, когда ему было восемь, а второй сбежал много лет назад и теперь на островах расклеивали плакаты с его лицом и обещанием вознаграждения за поимку. Я не писал родителям и вообще не хотел, чтобы кто-то узнал, что они у меня есть. И я старался не думать обо всем этом – это больно, все равно что медленно сдирать бинт с еще не зажившей раны.

Мужчина с девочкой закончили прощаться, и я махнул детям рукой:

– Идем. Главное – не отходите от меня ни на шаг и держите рот на замке.

– А как же конструкция? – спросила девочка.

– Вот! – Я развернулся кругом и поднял указательный палец. – Ты не смогла промолчать.

– Но…

– Если скажешь что-то не то, нас поймают и мне отрубят голову.