Виктория Козлова - Последний костер [litres]

– И нам еще долго двигаться к Оримунди, а зима все ближе, – тихо заметила Каару, уже начиная погружаться в транс.

Предводитель их отряда бросил короткий взгляд на сестру, а затем приказал атаковать.

Степняки с дружным гиканьем кинулись в бой. Никто не ожидал их нападения, «Сыны грозы» были слишком заняты приготовлениями к ужасной казни, а местные жители, если кто и видел прибытие отряда, не спешил сообщить об этом воинам. Засвистели белые стрелы Мэргена и обычные Тумура, взлетел над деревней тонкий и яростный крик Каару… Несмотря на внезапность нападения, «Сыны» проявили себя с лучшей стороны. Растерявшись в первые минуты, они вскоре собрались и сумели дать отпор степнякам. К тому же, здесь были действительно хорошие воины, да и их предводитель, которого рыжий назвал Велизаром, тоже ввязался в бой. Ко всему прочему, их просто было вдвое больше…

Среди битвы, битвы не на жизнь, а на смерть, раздался зловещий смех, услышав который, даже самые опытные воины «сынов» на мгновение остановились, внутренне содрогнувшись. В мирную деревеньку сошла сама четырехрукая в образе молодой жрицы, что сейчас как огненный вихрь крутилась среди воинов, двумя своими саблями сея боль и смерть. Все было решено за несколько минут – мало какой человек может выдержать кровавую ярость жрицы Иштар, особенно если за ее спиной стоит небольшой, но сплоченный отряд.

Деревенские разбежались кто куда, и правильно сделали – встреться сейчас хоть один на пути Каару, и он уже был бы мертв. В себя жрица пришла только тогда, когда противников не осталось, и без сил опустилась на взрыхленную их ногами землю.

Она смутно слышала, как Мэреген и Тумур сыпали проклятьями, пытаясь попасть в нескольких сбежавших «сынов», называя их трусами; с трудом осознавала, что один из воинов Хагана мертв, зарублен в первые мгновения боя, когда на нее еще не снизошла ярость богини; и с большим усилием поняла, что затеянное удалось – жрец, которого собирались принести в жертву, был спасен.

Мэрген помог ей встать и отвел в дом, на который указал трясущийся от всего пережитого жрец. Там их двоих отпоила молоком хмурая женщина, с опаской протягивая кружку девушке, как будто ожидая, что та вот-вот кинется и изрубит ее на куски.

– Спасибо вам… – наконец смог членораздельно выговорить жрец. – Вы спасли мою жизнь.

– Почему тебя хотели сжечь? – спросил Хаган.

– Не почему, – вздохнул парень. – Просто Велизару думалось, что таким образом он получит силу… А возможно, просто думал наказать, за то что сбежал тогда, в столице…

– Ты участвовал в мятеже?

– Боги, нет! Ушел до того, как там все началось… Но они снова нашли меня.

– Ну, теперь ты в безопасности, – утешил его Хаган.

– Брат… – сказала Каару, наконец приходя в себя. Продолжила она уже на их родном языке. – Этот человек может нам сильно пригодиться. Впереди дикие земли, леса, где мы не сможем разжечь костры, а его вера согреет нас в холодные ночи. Мы должны взять его с собой. И те двое, рыжие, не помешали бы – наверняка они тоже жрецы.

– Оба сбежали, – ответил ей Хаган, и продолжил на старом наречии, обращаясь к жрецу. – Как твое имя?

– Янар. Меня зовут Янар. А вас?

– Я Хаган. Это моя сестра Каару. Скажи, Янар, куда ты направишься дальше? Ведь вы, жрецы Похищенного бога, никогда не остаетесь на одном месте.

– Я… я еще не думал. Час назад я прощался с жизнью, а до того куда идти всегда решал Велизар.

– Тогда отправляйся с нами. Мы идем на запад, к самому Оримунди, и нам бы очень пригодился огонь в ночи.

Жрец размышлял совсем недолго – его лицо потеряло всякое выражение, а глаза будто обратились внутрь, в самое себя. Каару знала это состояние – именно из него жрицы переходили в боевое безумие. Янар обращался к своему богу, молился, ища ответ, хотя, конечно, ответ он получить не мог: его бог давным-давно был заперт в ледяной темнице. Наконец взгляд жреца прояснился, и девушка подивилась твердости, которая вдруг появилась там, и которой совершенно не было видно дотоле.

– Да, конечно. Вы спасли мою жизнь и меньшее, что я могу сделать – разжечь огонь на вашем пути.

После смерти сестры-жрицы Ивон решила сменить направление их движения. Пройдясь широким гребнем по южно-восточным деревням, теперь они двигались на северо-запад, к другому краю захваченной болезнью области. Вдоволь насмотревшись на хворых людей, она осознала, что лучшим для сдерживания заразы будут холода, а все ее старания лишь капля в море. Поэтому жрица сменила курс и ехала в ту сторону откуда, по слухам, все началось. Она собиралась узнать причину болезни и после этого отправиться в Польгар, в орден, чтобы предоставить полный отчет из всего, о чем они успели узнать, включая наблюдения Божены.

На большом перекрестке четырех крупных дорог Михель вдруг остановился, и долго стоял, осматриваясь по сторонам. Ивон знала, что жрец не собирается долго путешествовать вместе с ними, тем более они уже некоторое время двигались в ту сторону, откуда он пришел.

– Не столь давно я свернул на восток ровно на этом перекрестке, – все же заговорил жрец. – Сейчас пришло время вновь сделать выбор, и в этот раз я решусь двигаться на юг. Вас там не было, и я могу нести весть о лечении, которому меня научили. Здесь нам предстоит расстаться.

Ивон очень не хотела отпускать от себя жреца – стояла поздняя осень, а обращаться к богине за лечением простуды от ночевок без костра настоящее кощунство, но выбора не было. Тепло попрощавшись со священником, они разошлись в разные стороны: Михель двинулся на юг, а они на запад. Впереди лежали несколько деревушек, и хотя надежда найти там кого-нибудь живого еле тлела, крыша над головой никогда не будет лишней.

Михель прошел через много деревень, и его знания о хвори, поведанные Ивон и Боженой спасли немало жизней. До исхода зимы жрец дошел почти до самого южного океана, а с приходом весны осел в большом селе, которое стало городом с его приходом. Он никогда не женился, однако воспитывал троих сирот, оставшихся после войны со степняками, и в этом ему помогала одна местная вдова. Умер он в глубокой старости, окруженный любящими людьми и был сожжен согласно заветам своего бога.

Они путешествовали по безлюдным местам, все время проводя в дороге, а когда выдавалась свободная минутка, Ивон приводила в порядок свои записи и записи Божены. Почерк у погибшей был отвратный, и жрица тратила немало времени, чтобы разобрать его.

– Вот, Радогаст, как думаешь, что здесь написано? Это ромашка или мать-и-мачеха? И то и то полезно для понижения температуры, но тут дальше речь идет уже про кашель…

– Тогда точно мать-и-мачеха.

– Да, пожалуй, ты прав… Вот, для понижения температуры она тут упоминает плоды шиповника. А мать-и-мачеха, тысячелистник и календула против кашля.