Менна Ван Прааг - Сестры Гримм [litres]

– Значит, мне надо остерегаться тебя. – Беа отпивает свой кофе.

Вэли смеется.

– Туше́.

– Ну, так вот – ты ошибаешься, – говорит Беа. – Я каменная и внутри, и снаружи. Я никогда не чувствовала, что мне не хватает моего отца. И, честно говоря, мне бы хотелось, чтобы отвалила и моя мама. Я скажу тебе, кого мне не хватает, – моего кота.

– Не может быть, чтобы ты говорила серьезно.

– Вполне серьезно. Я люблю моего кота.

Когда они идут мимо церкви Королевского колледжа, Беа замечает, как проходящие через витражи солнечные лучи преломляются и цветными пятнами падают на тротуар, словно у их ног кто-то рассыпал конфеты в ярких обертках.

– Ты понимаешь, что я имею в виду.

– Ага, – говорит она. – Ты никогда не имел дела с моей мама .

Вэли оживляется.

– Мне бы очень хотелось познакомиться с ней. Если…

Беа бросает свой бумажный стаканчик в урну.

– Ну уж нет. Ни за что. Никогда.

– Хорошо, хорошо, можешь не подслащать пилюлю. – Он хлопает себя по животу. – На мне есть достаточно мягкой обивки, чтобы смягчать удары.

– Не делай этого.

– Чего?

– Ты не очень-то догадлив для мозгоправа. – Беа откусывает кусочек от своего круассана. – Я имею в виду всю эту самоуничижительную херню. То, что твоя мама вытирала об тебя ноги, вовсе не значит, что так же к себе должен относиться и ты.

Вэли дергает себя за бороду и улыбается.

– Я и не подозревал, что тебе не все равно.

– Мне как раз все равно, – отвечает Беа. – Просто это раздражает. В общем, если ты собираешься разбираться с чужим дерьмом, сначала тебе не помешало бы разобраться со своим собственным, тебе так не кажется?

– Я никогда не утверждал, что разбираюсь с чужим дерьмом, – говорит Вэли. – Мой интерес носит скорее не практический, а теоретический характер. Кстати, ты будешь это есть?

Она протягивает ему свой надкушенный круассан.

– Кому нужна теория?

– Спасибо. – Вэли берет круассан. – И это говорит философ.

– Туше́, маленький ты болван. – Беа улыбается. – И твоя мама была не права, быть толстым не так уж плохо. – Она останавливается и окидывает его взглядом с головы до ног. – Ты мягкий и плюшевый, словно совенок.

– Я думал, что сова это ты, – говорит Вэли. – А я мышь.

– Ну да. Это было до того, как я познакомилась с тобой. Но если ты сова, то я орел.

Где-то над их головами на ветру вертятся незримые золоченые флюгера колледжа Корпус Кристи [45] Corpus Christi – Тело Христово ( лат .). . Увидев на тротуаре световое пятно, Беа поднимает глаза, думая о том, чтобы зайти к доктору Финчу и добиться у него доступа к планеру.

Лиана не может не думать об этих чертовых голосах и непонятных словах. Слыша их снова и снова, она была испугана и ошеломлена. Когда же голоса из реальности превратились в воспоминание, страх начал проходить, и на его место пришла досада. Она пыталась постичь смысл этих слов, но ей никогда не удавалось разгадывать кроссворды, и для анализа у нее есть только четыре предложения. Я убью Кэсси, когда увижу ее. О, бабушка, что же мы будем делать? Теперь ты походишь на страдающего запором хомяка. Пришло время отыскать твоих сестер.

Лиана не хочет никого убивать, у нее нет бабушки (обе ее бабушки умерли), и она определенно никогда никому не говорила, что он или она походит на страдающего запором хомяка. Если она хочет кого-то оскорбить – этому ее научила тетя, – то делает это на языке своей матери. Самое же странное – это указание найти сестер, ведь у Лианы их нет. И вообще, с какой стати ей искать этих несуществующих сестер, когда на самом деле ей нужно просто найти работу?

Девушка садится в постели, заштриховывая грудь Черной птицы под кожаной курткой. Рисуя завитки прически своей героини, Лиана вдруг останавливается, касается своих собственных волос и вспоминает свою маму с выпрямителем – густой белой массой, обжигавшей кожу ее головы. Ана трет голову, и память переносит ее в те минуты, когда она сидела на коленях своей мамы, прижималась к ней, ища одобрения, и просила рассказать ей историю своего рождения.

Когда ты родилась, шел дождь. Пока я рожала тебя, дождевая вода переполнила дренажные трубы, канавы и затопила улицы. Ты родилась на мосту между одним днем и другим – твоя голова вышла из меня за минуту до полуночи, а руки и ноги – спустя минуту после нее. Ты не заплакала. Ты почти никогда не плакала и была хорошим ребенком, таким ласковым, тихим.

Я первой взяла тебя на руки, первой начала шептать секреты в крошечные раковины твоих ушек. Мы с тобой говорили без слов, упрочивая нашу связь, начало которой дали корни самой жизни. Когда ты, моргая, посмотрела на меня, я увидела в маленьких глазках твою душу и поняла, каким должно быть твое имя. Ты была дочерью дождя, поэтому я назвала тебя Лианой. Хорошее, звучное зулусское имя, данное в честь твоей прабабушки и означающее: «идет дождь». Я знала, что всякий раз, называя тебя по имени, буду призывать дождь, и это станет моим даром тебе. Ты родилась во время наводнения, и, как любое растение и животное в нашей великолепной стране, под дождем ты будешь расцветать. Затем тетя Нья дала тебе твое второе имя. Мириро, то есть желанная.

Лиана смотрит на свой рисунок и вдруг понимает, что ей нужно положить всему этому конец. Нужно перестать быть такой ласковой и тихой. Перестать усмирять свой дух. Перестать быть такой белой, бледной тенью себя самой. Перестать быть такой трусливой, полной мерзкой неуверенности в себе.

Нужно отбросить то, чему ее учила мать. Хватит сливаться с общим фоном и лезть из кожи вон, чтобы быть принятой, чтобы вписаться в общество своей второй родины, распрямив волосы и говоря тихим голоском. Зачем ее мать так старалась срезать острые углы натуры Лианы, придать ей удобную форму, свести на нет ее суть? Чего она этим добилась? Внушила дочери страх? Страх перед ее отличиями от остальных, страх, что она выбьется из общего ряда, что другие станут ее судить.

Ана больше не будет поддаваться этому страху. Она так старалась добиться, чтобы ее приняли в Англии, старалась заслужить одобрение, правильно говорить и хорошо себя вести. Старалась быть не такой, какова она на самом деле. Больше она не будет этого делать. Она старалась, но не смогла. Ее истинная натура рвалась наружу и теперь, наконец, нашла выход.

Священник ошибался – Лиана отнюдь не теряет связи с реальностью. Да, она не понимает, что происходит, но знает – это совсем не страшно. Все голоса пытаются ей что-то сообщить, и вместо того, чтобы бояться за состояние своего рассудка, Лиана прислушается к ним. Она спросит свои карты Таро. Вместо того, чтобы боязливо съежиться в углу, ринется в бой, вместо того, чтобы отгораживаться от неведомого, она встретит его лицом к лицу и попытается понять, что к чему. Ана перестанет прятаться, избегать Кумико, уходить в кусты. Она начнет отвечать на звонки Мазмо, будет активно подыскивать работу. И, хоть она и уверена, что у нее нет сестер, все равно начнет их искать.