Менна Ван Прааг - Сестры Гримм [litres]

Лео нерешительно делает шаг ко мне, будто я пугливая лань, которую он пытается покормить.

– Ты же знаешь… знаешь, что я бы никогда, никогда…

Я киваю.

– Да, знаю. – И так оно и есть.

Он подходит ко мне, касается моей руки, и наши пальцы сплетаются воедино…

– Как же я жалею, что не привел тебя сюда раньше, в предыдущую ночь первой четверти луны, сразу после того, как встретил тебя. Тогда у тебя был бы хоть какой-то шанс…

Я хочу сказать, что, когда мы встретились, его цель заключалась в другом, в том, чтобы убить меня, но знаю, что сейчас он и сам думает именно об этом, ненавидя себя, и потому принимаю решение промолчать.

– Хорошо. – Я подхожу к воротам, и мы встаем перед ними бок о бок. – Я готова. Просто скажи мне, что делать.

– Это произойдет сейчас.

И действительно, луна выходит из облаков и серебрит каждый завиток кованых ворот. Лео толкает ворота свободной рукой, они открываются, и мы проходим.

Лео был прав – это определенно не Сад ректора. Это вообще не Колледж Святого Иоанна, и даже не земной мир. Мы попали в то самое место из моих снов. Глаза не сразу, лишь через несколько минут адаптируются к здешнему густому туману, затем я начинаю различать очертания гигантских деревьев, упавших стволов и слышу, как в находящейся неподалеку реке журчит вода, пробегая по камням.

– Почему здесь все такое белесое? – шепчу я, словно опасаясь, что меня кто-то подслушивает. – Это… это как оказаться внутри черно-белой фотографии. – Смахиваю с волос упавший лист и вижу, что вокруг меня сверху везде сыплются белые листья. – Или внутри некоего очень странного снежного шара.

По-прежнему держа Лео за руку, я иду дальше. Мы перешагиваем с камня на камень, иногда ступаем во впадины, поросшие мхом, и везде земля усыпана сухими опавшими листьями. Они образуют что-то вроде сугробов, скапливаясь у стволов упавших деревьев и у выступающих наружу корней, и плавают по воде ручьев. Я чувствую, как в земле под моими ногами что-то незримо растет, а когда ступаю в пятна лунного света, он обдает мою кожу теплом.

У меня возникает чувство, сути которого я не вполне понимаю поначалу, но потом до меня доходит, что это – я чувствую, что вернулась домой.

Беа быстро шагает по улицам Южного Кенсингтона. Она понятия не имеет, куда идет, и ей абсолютно все равно. Девушке хочется только одного – оказаться как можно дальше от своей мама . Голос отца она не слышала с тех самых пор, как вышла на холодный ночной воздух, но Беа наплевать и на это. Она может ходить, куда ей угодно, черт возьми. Сейчас ей хочется просто идти, идти и идти.

На Кромвель-роуд Беа замедляет шаг. Ей всегда нравился Музей естественной истории, и, когда он появляется впереди, она вспоминает, как ездила туда на школьные экскурсии, впервые увидела скелет диплодока и была потрясена его мощью.

Теперь она останавливается перед входом, кладет руку на массивный латунный замок ворот, преграждающих ей путь к лестнице музея, смотрит на башни справа и слева от его огромных дверей, на его бесчисленные витражные окна, на его башенки, тянущиеся к звездам.

Ворота омывает свет луны, и в этом серебряном сиянии девушка вдруг вспоминает свои визиты в этот ее любимый музей, они встают перед ней так же явственно, как сейчас стоят его окна и стены. Беа смотрит на луну, затем открывает ворота и из Южного Кенсингтона попадает в Навечье.

Лиану будят звуки музыки – кто-то играет на гитаре. Она морщит нос, трет глаза и оглядывает темную комнату. Досадуя, что проснулась в такое время (телефонные часы подсказали ей, что уже почти три часа ночи), она опять закрывает глаза и накрывает голову подушкой. Но звуки гитары не исчезают, как бы крепко подушка ни закрывала ухо.

– Какого черта? – Лиана отбрасывает пуховое одеяло и встает с кровати. Пройдя по ковру к окну, рывком раздвигает шторы, отпирает запор и высовывается из окна. Морщась от холодного воздуха, девушка смотрит вниз, на улицу. В желтом свете фонаря там стоит мужчина с гитарой в руках, Лиана щурится.

– Мазмо?

– Привет, Ана! – Он с воодушевлением машет рукой, как будто его появление под ее окном посреди ночи вполне естественно и ожидаемо. – С днем рождения!

– Что ты тут делаешь, черт возьми? – шипит Лиана. – Ты что, пьян?

Мазмо смеется.

– Я просто веду себя как романтик! И исполняю для тебя серенаду, как Сирано де Бержерак или Ромео.

– Это не романтика. – Ана поднимает бровь. – Это неуместно, ведь я определенно не Роксана или Джульетта.

– О, я бы не сказал, что ты так уж не похожа на этих двух самых красивых женщин всех времен.

– Мазмо, я же тебе говорила, что мы не…

– Знаю, знаю, но разве нельзя дать мне возможность сделать вид, что это не так? – Мазмо ставит свою гитару на землю. – Ведь это так прикольно.

Лиана зевает.

– Это было бы куда прикольнее в какой-нибудь пристойный час. До полуночи.

Он ухмыляется.

– Да брось ты. – Парень манит ее рукой. – Иди сюда, у меня для тебя есть сюрприз.

– А это не может подождать до утра? Тут такая холодина.

– Ну, так надень тапочки и халат. Обещаю тебе, ты не пожалеешь, даже если отморозишь пальцы ног.

Лиана закатывает глаза. Мазмо Овету Музенда-Кастени один из самых настырных воздыхателей, которых она когда-либо встречала, но он вполне безобиден, и теперь, немного проснувшись, ее начинает разбирать любопытство.

– Дай мне пять минут, – говорит Ана и закрывает окно.

Скарлет запирает дверь кафе на замок, когда сквозь стекло видит какую-то женщину. Сегодня она не открывала кафе и вообще после возвращения из морга почти не вставала с кровати, если не считать неожиданного и короткого визита Уолта. Скарлет, щурясь, смотрит на фигуру, стоящую в тени, которую с противоположной стороны улицы отбрасывает Королевский колледж. Женщина держит во рту сигарету и выдыхает табачный дым, затем бросает окурок, выходит из тени, переходит дорогу, и в свете уличного фонаря Скарлет, наконец, видит ее. Хотя она перекрасила свои рыжие волосы в черный цвет и сделала короткую стрижку, ее карие глаза нисколько не изменились и походка тоже – она по-прежнему вышагивает с таким видом, будто готова снести любого, кто посмеет преградить ей путь.

Девушка узнает ее сразу, но как такое может быть? Как эта женщина, которая когда-то была ее матерью, может идти сейчас по улице? Ведь ее мать умерла.

Скарлет не знает, как Руби Торн входит в кафе, ведь она не помнит, как открывала входную дверь (после такого шока, скорее всего, просто сделала это машинально). Сейчас ясно одно – ее воскресшая мать стоит перед нею так близко, что девушка могла бы с легкостью к ней прикоснуться, хотя Руби и ныне остается все такой же недосягаемой, такой же недоступной.