Ричард Кнаак - Весы Великого Змея [litres]

Но в общем эдиремы, кроме тех, что окружали Сарона, неуклонно сдавали позиции, а морлу с уцелевшими мироблюстителями шли вперед по телам павших, стремясь поскорее добраться до новых жертв.

Переведя дух, Ульдиссиан устремил гневный взор на надвигающихся злодеев. При виде морлу, готовящегося лишить жизни одного из тораджан, в сердце его вскипела неудержимая ярость.

Морлу зашипел: клинок в его руке расплавился и стек наземь. Шипение, не успев стихнуть, перешло в вой, так как участь клинка постигла и руку в латной рукавице. Успокоился Ульдиссиан, лишь целиком превратив морлу в пузырящуюся лужу, на что ему потребовалось не больше трех вдохов-выдохов.

Стоило эдиремам понять, что он снова с ними, их уверенность в себе вновь окрепла. Под командованием Ульдиссиана оборонявшиеся начали выравнивать строй, а кое-где и потеснили церковников назад.

Но вдруг партанец, которого Ульдиссиан полагал убитым, поднялся на ноги с топором в руках. Лежавший рядом с ним тораджанин поднялся тоже. Видя это, Ульдиссиан воспрянул духом… но в следующий же миг к ним присоединился мироблюститель, поперек горла коего зияла жуткая рана, кровавое месиво из рассеченной плоти и жил.

Все трое повернулись лицом к оборонявшимся… и устремились в атаку.

Хотя все трое были мертвы…

– Ульдиссиан! – прозвучал в голове взволнованный возглас Серентии. – Убитые! И их, и наши! Они поднимаются! Все! Поднимаются!

Да, в самом деле, куда ни взгляни, повсюду вокруг убитые поднимались с земли. Некоторым недоставало рук, а порой и голов, но все – эдиремы, мироблюстители, и жрецы, и морлу – все, кроме слишком уж изувеченных, вновь встали на ноги.

Встали и заодно с прочими слугами Лилит двинулись на Ульдиссиана и его приверженцев.

В ушах вновь зазвучал хохот – торжествующий хохот Лилит. Опять, опять она лишила его надежд на победу!

Но если Лилит полагала, что это наконец-то сломит его, наконец-то вынудит Ульдиссиана сдаться, уступить души эдиремов ей, то демонесса жестоко ошиблась.

Ковылявшие к его людям трупы были всего-навсего пустыми оболочками, покинутыми духами тех, кому принадлежали при жизни. Особенно наглядно сие проявлялось в том, что никто из воскрешенных эдиремов не пытался пустить в ход свои силы – все ограничились оружием, имевшимся под рукой. Прощупав мыслью одного из них, Ульдиссиан не почувствовал ничего живого.

Это-то и решило дело. Нимало не сожалея о том, что вынужден предпринять, Ульдиссиан махнул рукой в сторону первой полудюжины ходячих мертвецов. Все они тут же рухнули наземь, но прежде чем сын Диомеда успел с облегчением перевести дух, вновь поднялись на ноги, вновь приготовили к бою оружие, дабы пополнить свои ряды теми, кто еще жив.

Одолеть жрецов и Лилит в этой игре без конца Ульдиссиан не смог бы при всей своей силе. Неупокоенных тварей следовало уничтожить одним ударом, но при этом могли пострадать, а то и погибнуть его соратники.

Однако иного выбора не было. Чем дольше он колебался, тем больше людей, вверивших ему свои жизни, падали мертвыми… и тут же вставали, чтоб сеять смерть в рядах бывших товарищей.

Единственная надежда… но ради нее требовалось поставить на кон все.

С другой стороны, битва оборачивалась так, что на сей счет можно было уже не волноваться.

– Назад , – скомандовал он стоявшим перед ним эдиремам. – Назад, живо! Кто может, творите щиты! Задержите их перед собой, хоть в паре футов!

Эдиремы повиновались без колебаний, и при виде этого старший из Диомедовых сыновей мысленно съежился от стыда. Они полагали, что Ульдиссиан снова спасет их, однако ручаться за это он больше не мог.

С бешено бьющимся сердцем ждал он исполнения приказа. Да, кое-где эдиремам преуспеть удалось, однако в прочих местах оторваться, отгородиться от морлу с мироблюстителями оказалось невозможно. Между тем, ждать Ульдиссиан больше не мог. Оставалось только надеяться, что он сумеет направить удар поточней, так, чтобы не уложить заодно с врагами слишком многих товарищей. Мало этого, он даже не знал, добьется ли хоть чего-нибудь, кроме отсрочки поражения.

С этими мыслями Ульдиссиан сосредоточился на лавине тел…

Воскрешенные мертвецы тут же попадали с ног. И убитые эдиремы с мироблюстителями, и даже поверженные морлу – все они рухнули наземь, будто сметенные внезапным порывом ветра.

Однако это чудо совершил вовсе не Ульдиссиан. Изумленный, сын Диомеда огляделся в поисках его причины, но ничего не нашел.

И тут ему пришло в голову, что упускать такого случая нельзя.

– Бей! – велел он остальным. – Бей, пока не оправились!

К чести своей, эдиремы перестроились вмиг. Сарон с прочими командирами повели их вперед. Уцелевшие мироблюстители и морлу приготовились к новой, наверняка последней стычке. В своей мощи они, несмотря на столь неожиданный поворот событий, нисколько не сомневались.

И тут над полем боя раздался крик. Языка этого Ульдиссиан не понимал, но голос узнал сразу, и сердце его затрепетало от радости.

Человек в черном, с сияющим белым кинжалом в высоко поднятой руке, вновь закричал, обращаясь к наступавшим. Бледный, осунувшийся, Мендельн кричал во весь голос, снова и снова повторяя все те же слова.

На глазах изумленного Ульдиссиана морлу в передних рядах один за другим в смятении зашипели… и пали замертво, подобно убитым, поднятым на ноги.

Ошеломленные нежданной уязвимостью самого многообещающего своего оружия, мироблюстители со жрецами дрогнули, ослабили натиск. Морлу в задних рядах тоже приостановились, впервые с начала сражения проявив неуверенность и вероятно даже некоторую тревогу.

Наскоро оглядевшись вокруг, Ульдиссиан обнаружил, что морлу, шедшие в бой первыми, пали повсюду. Разумеется, он немедля призвал эдиремов поднажать, и соратники откликнулись на призыв. Осмелившиеся продолжить наступление мироблюстители и морлу наткнулись на невидимые преграды. В следующий миг по рядам Церкви Трех хлестнул залп шаров волшебной силы, уложивших несколько дюжин врагов. Лучшим из учеников Ульдиссиан велел бить по жрецам. Под градом ударов кое-кто из церковников, облаченных в ризы, подался назад.

Но уйти далеко отступающим не позволили. Один, ощетинившись множеством острых шипов, проросших наружу изнутри его тела, с пронзительным воплем рухнул на соседа. Тот поспешил отшатнуться, и на рукаве его одеяний расцвели пятна крови из двух колотых ран.

Проделали это, однако ж, вовсе не эдиремы. В случившемся Ульдиссиан сразу почувствовал руку разгневанной Лилит, и жрецы, разумеется, тоже. Убоявшись мнимого Примаса, отступавшие вернулись в бой.