Андрэ Нортон - Тройка мечей [сборник litres]

– Глупец! Тогда умри!

Ранэ повернул ладони книзу. Он больше не ждал дара. Его пальцы скрючились. По ее телу потекла боль, раскаленная докрасна, пожирающая ее дюйм за дюймом. Тирта изо всех сил сдерживала крик и не знала, долго ли еще продержится. Стоит Нирелу выпустить то, что они держат вместе, – и этот, иной, он победит!

Пергамент с нацарапанными на нем символами, который так и парил в воздухе над ларцом, хоть и не было никакого ветра, способного удержать его, вдруг начал извиваться. Даже сквозь пелену боли Тирта разглядела, как он стал меняться. Свиток приобрел форму птицы – но не серой, служившей посланником Нинутры. Эта птица была темнее, оперение ее было черно, как окружающая их туча.

У нее… у нее не хватало лапы. Голова птицы поникла, а крылья вздымались с таким усилием, что она едва держалась в воздухе. Но она летела прямиком на Ранэ. И последним, отчаянным рывком устремилась к лицу Темного, словно пытаясь выклевать ему глаза, – Тирта слыхала, что когда-то так делали обученные боевые соколы.

Темный вскинул руку и отшвырнул птицу. И в этот миг лапа, находившаяся так близко от тела Тирты, пришла в движение. Меч Силы, найденный в месте смерти, пронесся по воздуху над ларцом – и, казалось, зачерпнул света еще и из него – и ударил в темную грудь угрожающего им существа.

Взметнулось красно-черное пламя – если бывает пламя двух этих цветов сразу. Эта вспышка, этот поток энергии ослепил Тирту. Она почувствовала, как что-то сжимает ее руку, возвращавшуюся к жизни – и к боли. Рука Нирела прижалась к ее рукам, истерзанным и изорванным, и давила на крышку ларца, закрывая его. Тирта изогнулась в последнем приступе боли и наконец закричала, словно разрывая само горло.

Убаюкивающее довольство, ощущение правильности мира. Какого мира? Где? Она умерла. Может ли умершая чувствовать биение сердца, вдыхать ароматный ветер полной грудью? Боли не было, лишь только…

Тирта медленно открыла глаза. Над нею сияло солнце – солнце начала лета. Девушка чувствовала себя более живой и сильной, чем за все ее полные тягот годы, как будто она и вправду прежде была мертва и лишь сейчас пробудилась к жизни. Ее тело было цело. Тирта инстинктивно, не задумываясь, воспользовалась своим чутьем целителя, чтобы убедиться в этом. На самом деле она словно бы стояла над телом, вне его, и заглядывала в него. Ни сломанных костей, ни каких-либо травм. Она исцелена!

Она лежала в странном месте – яме, заполненной красной грязью, и от этой грязи пахло, словно от некоторых знакомых ей трав. Послышалось постукивание. Тирта посмотрела на себя. Грязь, покрывающая ее тело, засохла и превратилась в корку. Какая-то птица уселась на холмик над ее поднятыми ногами и клевала корку, а та осыпалась под ударами клюва. Какая-то? Это был сокол, черный, сильный и стоящий на двух ногах!

Рядом кто-то пошевелился. Тирта быстро повернула голову. Нирел стоял на коленях, как в тот момент, когда они объединились, чтобы открыть ларец. На темных волосах не было засохшей крови, и ран было не видать. Он тоже снимал с нее корку, снимал двумя руками! Грозная лапа исчезла, и все десять пальцев сноровисто трудились.

Тирта ахнула, и он улыбнулся – ей и в голову бы не пришло, что на его мрачном, так хорошо знакомом ей лице, может играть такая улыбка. А потом он поднял возвращенную руку, раздвинул пальцы, сжал их, снова раздвинул.

– Это… – То ли при виде этого чуда, то ли от изумления собственному исцелению Тирта лишилась дара речи.

– Это колдовство, – отозвался он так весело и легко, что Тирта задумалась – вдруг это кто-то другой в теле Нирела? Потом она взглянула в его соколиные глаза и поняла, что такого быть не может. – Колдовство Эскора. Мы провели здесь много времени, моя госпожа, но это пошло нам на пользу.

– Ларец! – спохватилась она.

– Ястреб более не связан гисом, – сообщил ей Нирел, сдирая новообретенными пальцами длинный пласт сухой глины. – Та, что наложила некогда эти чары, теперь сняла их. В давние времена, когда на эти места пала Тень, она отослала ларец в безопасное место с людьми из твоего клана, поклявшимися его хранить. А теперь ларец вернулся, чтобы стать оружием в надежных руках.

– Нинутра?

Нирел кивнул, снял еще кусок глины, потом взял Тирту за руку и привлек ее к себе. Тирта посмотрела на сомкнутые руки, потом на него.

– Я все еще женщина. – Она позабыла про Великих и все их дела.

– Как и я – мужчина.

– И сокольник?

Она не могла пока принять произошедшие с ним перемены. В ее сознании возникло смутное видение: лорд и леди Ястреба, связанные узами, которых она никогда не знала и не думала, что узнает, но которые, быть может, возникнут снова.

Нирел повернул голову и заклекотал. Сокол взлетел с раскрошенной глины, крикнул в ответ и сел ему на плечо.

– В этом вот, – он поднял свободную руку и погладил ласкающуюся птицу по пернатой голове, – я держусь старины. Но теперь я – Ястреб. Не ты ли сама нарекла меня так, моя госпожа?

Померещилось ей или действительно в его голосе промелькнуло беспокойство? Неужто он действительно искал у нее подтверждения?

– Ястреб, – твердо ответила она и позволила Нирелу поставить ее на ноги.

Здесь очистили и исцелили не только их тела. Возможно, впереди у них много тягот, которые нашлет Тень, много боли. Возможно, им потребуется много сил. Но никто из них больше не будет одинок.

– А Алон? – Лишь теперь Тирта вспомнила о третьем их товарище.

– Он тоже ищет судьбу – ту, что действительно принадлежит ему.

Тирта кивнула. Да, так и должно было случиться. В определенном смысле Алон тоже освободился.

– Ястреб, – негромко повторила она. – И пусть они отныне берегутся всех ястребов, господин мой Нирел.

Его рука легла ей на плечи, и Тирта почувствовала, что так оно и должно быть. Сокол взлетел и стал набирать высоту, а они зашагали прочь от прошлого, которое теперь можно было забыть, если пожелаешь.

В долгих вечерних сумерках маленькие кусты обзавелись густыми тенями. Келси дрожала, хоть ей и было достаточно тепло в стеганом пальто и плотных брюках; казалось, будто ее ботинки с каждым шагом чуть сильнее погружаются в торфянистую почву на подступах к увенчанным туманом холмам. Пейзаж представлялся ей нереальным и угрожающим, но девушка не собиралась поворачивать обратно. Она лишь стиснула зубы и покрепче сжала ручку небольшой корзины. Быть может, сегодня она добьется успеха; она не желала сдаваться и верить во всякие россказни.

Сейчас здешние края не казались ей ни красивыми, ни величественными, несмотря на всю массу туристических брошюр, из которых она почерпнула первые свои представления об этом отдаленном уголке Северо-Шотландского нагорья. Вместо этого ее одолевало ощущение, будто она идет по пустынному краю, где затаилась какая-то незримая опасность. Здесь нетрудно было поверить в существование Черных собак и Безумных адских коней и вообще всяческих потусторонних существ. Видит бог, таких историй предостаточно, и Келси не прочь была бы послушать их у камина. Только вот сейчас она не в хорошо освещенной безопасной комнате.