Андрэ Нортон - Тройка мечей [сборник litres]

Это действительно был главный зал. Тирту охватило волнение, которого не мог коснуться страх. Она добралась сюда, и Сила, влекущая ее, окрепла и завладела ею. И, перестав таиться, девушка уверенно зашагала вперед.

Перед ними предстал помост, где некогда стояли троны. Тирта не могла их видеть: несомненно, троны поглотил огонь, либо их разрубили на куски те, кто захватил крепость. Теперь нужно повернуть сюда, за ширму…

Тирта была настолько уверена, что ширма по-прежнему там, что вытянула руку, чтобы не натолкнуться на нее. Но перед ней была лишь стена. Сокольник, словно предугадав ее просьбу, поднял меч повыше и протянул вперед. То, что она искала, находилось за этой преградой – Тирта была уверена в этом. Девушка почти что грубо отпустила руку Алона, подбежала к стене и принялась ощупывать ее грязными руками. Ее пальцы оставляли следы в пыли и пепле, но на этот раз ей не повезло. Ей не удавалось отыскать никакой опоры, которая помогла бы преодолеть преграду, как с той заслонкой в стоке.

Но оно здесь! Она знала это! Тирта попыталась обуздать нетерпение. Девушка закрыла глаза. Быть может, это самый опасный из возможных шагов, но она должна отворить ворота памяти сну, повелевать им, как в прошлом он повелевал ею. Только так она сумеет прийти к тому, что должна взять в руки.

Главный зал – фрагмент за фрагментом она извлекала его из окружающей пустоты и разрухи. Вот здесь сидел лорд, а здесь – его леди, и на столе между ними стояла шкатулка. Потом прозвучал сигнал тревоги. Чем больше фрагментов вытягивала Тирта, тем отчетливее становилась картина. Она ощущала других людей, которых не видела ясно в своих снах, ощущала захлестнувшие их чувства, страх, возбуждение, решимость, испуг, но прежде всего – вспышку мужества, подобную пылающему факелу посреди непроглядного мрака.

Леди… Сама того не осознавая, Тирта вскинула руки, словно бы бережно держа что-то невидимое на уровне сердца. За ширмой – теперь за стеной – стена, некогда обшитая резными деревянными панелями искусной работы, раскрашенными и позолоченными. Но стена не имела особого значения. Тирта не стала тянуть руки к ней. Вместо этого протянула ногу в изношенном сапоге и решительно поставила ее на мозаичный пол, покрытый странными угловатыми изображениями. И так она, повинуясь инстинкту, отыскала один из камешков мозаики, чуть выступающий над другими, и надавила на него со всей силой, какую могла сосредоточить на столь маленькой поверхности.

Она ощутила сопротивление и попыталась снова – необходимость спешить подгоняла ее. Одна попытка, две, три. Не может быть, чтобы она забралась так далеко и вход не открылся ей!

Стена пришла в движение. Раздался пронзительный скрежет несмазанного, почти заржавевшего металла по металлу, и проход появился. И оттуда хлынул свет – тусклый, голубой, но все же свет!

Тирта метнулась вперед. С открытием прохода сон развеялся. Однако вызванное видение сослужило свою службу. Это было то самое потайное помещение, и перед ней сейчас должно было предстать то, что хранилось здесь, – то, что ее род обязан был защищать, пока не освободится от неких очень древних уз.

За стеной обнаружилась маленькая комната; время наложило на нее свой отпечаток, но гнев людской ее не затронул. На стенах висели гобелены. Вместе с девушкой в комнату ворвалось дуновение воздуха, и гобелены зашевелились. С них посыпались клочки ткани, тонкие, подобные мертвым, засохшим осенним листьям. То, за чем она пришла, стояло там, где его оставили, – на узком каменном столе, выступающем из стены и вырубленном из одного с нею камня. Столешницу покрывали высеченные символы, некогда ярко раскрашенные, а теперь тусклые и пыльные. Это были слова Силы, столь древние, что никто из служивших хранящейся здесь тайне не мог понять их. Взглянув на них, Тирта осознала, что это были Имена, которые, если их произнести, могли бы уничтожить стены вокруг нее или, быть может, даже изменить ход времени, каким его знали люди.

Внутри концентрического круга этих Имен стояла шкатулка. Она была сделана из того же серебристого металла, что и меч сокольника, и это от нее исходил заполняющий комнату рассеянный свет. Тирта протянула руки и широко расставленными пальцами начертила в воздухе над ждущим сокровищем знаки, идущие из погребенных знаний, древних, как сама земля, на которой стоит Ястребиный Утес. Потом она взяла шкатулку, ощутила ее вес в своих ладонях, прижала к себе, как та леди в ее сне. И повернулась…

Раздался крик – боевой клич, сигнал тревоги. Над ее головой пролетел сокол, вынырнувший из темноты за их спинами. Одна из лап птицы превратилась теперь в обрубок, и из него тянулась струйка ядовитого дыма. И в тот же миг Алона с сокольником швырнуло внутрь, прямо на Тирту. Они не сшибли ее на пол, как произошло бы, будь здесь больше места. Вместо этого девушка отлетела назад и сильно ударилась спиной о стол. Боль была такой резкой и ужасной, что тело перестало повиноваться Тирте; девушка осела на пол, накрыв шкатулку своим телом, – она так и не выпустила ее из рук.

Потом раздался грохот и снова крик, только на этот раз кричала не птица, а Алон – точно, Алон. Переполнявшая ее боль принесла с собою темноту, и Тирта погрузилась в нее, как обессилевший пловец погружается в море, с которым не может больше сражаться.

– Тирта! Госпожа!

Влага на ее лице, что-то обжигающее на губах. Девушка попыталась рассмотреть, кто ее зовет, но все было подернуто дымкой, и эта дымка покачивалась из стороны в сторону; от этого покачивания Тирту замутило, и она поспешно закрыла глаза. Ее переполняла боль. Она попыталась пошевелиться, отползти от огня, который, как ей казалось, готов был поглотить ее, но в ее теле не было жизни. Ее руки… она должна удержать… что удержать? Она не могла вспомнить. Но если не считать жгучей боли, тело ее было словно мертвое.

– Тирта!

Снова тот же зов. Она попыталась ускользнуть от него, найти способ сбежать и от боли, и от этого настойчивого голоса. Но что-то заставило ее снова открыть глаза.

На этот раз дымка разделилась на две части, большую и поменьше. Скривившись, Тирта сощурилась, пытаясь что-то рассмотреть. Лица… да, Алон… в памяти медленно всплыло имя того, кто стоял ближе… Нирел… да, так его зовут на самом деле, Нирел. Ей показалось, что она повторила оба имени – а может, и нет, потому что она не слышала собственного голоса. Сосредоточиться на этом было так трудно – лучше бы они позволили ей погрузиться обратно в темноту и покой.

– Ого!

Сила этого призыва показалась ей такой же ужасной, как и крик раненого сокола. Он не обещал покоя – и он удержал ее здесь.

– Отродье Ястреба! – И снова слова заполнили собою сам воздух этого места – новая мука в дополнение к той, что уже терзала ее. – Отдай Темному лорду то, что ему принадлежит, и все будет хорошо.