Дэвид Арнольд - Электрическое королевство [litres]

Сдержанное выражение пропало, глаза влажно заблестели, и, увидев его таким, Нико вдруг сама чуть не расплакалась.

– Это ужасно… – Колодец переполнился, и несколько слезинок скатилось по щеке.

– Леннон. – Нико потянулась к нему, но он отстранился.

– Что, если бы вместо Джин и Зейди тогда уцелели мои родители? – Он отвернулся и вытер глаза. – Джин и Зейди дали мне все, они меня любили, и я бы это ни на что не променял, но до них были еще два человека, которые пели мне песни по ночам и делали снимки, которых я никогда не увижу, строили планы, о которых мне не узнать, потому что все, что я о них знаю, я услышал от двух чужаков, с которыми они разделили ужин у костра в трейлерном лагере перед тем, как налетели мухи. Вот мне и становится тяжело, когда ты говоришь…

Ей стоило больших усилий не потянуться к нему снова.

– Прости, – прошептал Нико.

Вернулся Гарри. Он навострил уши и наклонил голову вбок, но если прежде в его глазах читался вопрос: «Почему больше не играем?», – то сейчас он как бы говорил: «Тебе грустно? Давай я все исправлю».

– Не извиняйся. – Леннон нагнулся приласкать пса; Нико тоже опустилась на колени и почесала Гарри за ушами. – Мне просто жаль, что я так и не узнал их, – сказал Леннон. – И еще я постоянно тревожусь, что Бостон – это просто мираж. Еще одно унылое успокоение.

Нико слышала тысячу историй, знала, как их слушать и как отвечать на них. «Однажды…» – начинал папа, и она говорила: «Я слушаю». Однако просто слушать было мало, нужно было прислушиваться, переноситься в историю, в ее время и место. Только сейчас Нико поняла, что делала себя героиней всех папиных сказок.

– Я всех потерял, – произнес Леннон. – Остались только воспоминания. Да часы с горизонтом.

Впервые она увидела себя не Странницей, а верным иглобрюхом, готовым провести друга через тьму, затем – косаткой, предлагающей подбросить его в нужное место, и вот уже старая история звучит по-новому, а заложенные в ней истины становятся богаче и сложнее.

– Папа доверил мне свои сказки, зная, что я о них позабочусь, – сказала Нико. – Думаю, и Джин свои часы отдала тебе потому же. – Погладив Гарри по спине, она взяла за руку Леннона, и на этот раз он не стал отстраняться. – Этот горизонт – не пустышка, Лен. И ты не всех потерял.

Гарри между тем наслаждался вниманием – Королем Псов он высунул язык, как бы говоря: «Смотрите все на меня, ага, вот так, уже лучше, верно?» Несколько минут все трое стояли, довольные своим новым восхитительным союзом.

Дальше на юге, где-то вдалеке, знакомо гудел водопад, и с каждым шагом его низкий раскатистый грохот становился все громче. Чем ближе они подбирались к Манчестеру, тем больше домов и жилищ появлялось по берегам. Попадались пустые рестораны и отели, перевернутые машины; не то чтобы путники не встречали этого прежде, просто здесь ощущался размах – словно все города до Манчестера были просто репетицией.

Пошел ледяной дождь, похолодало, и души наполнились пустотой. Серость неба ощущалась так плотно, что ее можно было буквально пробовать на вкус.

– Ну, с прибытием в Манчестер, что ли, – сказал Леннон.

Они укрылись в небольшой беседке между двумя жилыми комплексами, наскоро перекусили и стали ждать, пока наладится погода. Гарри обнюхивал воздух и сталь, словно собирая информацию о местности.

– Ну, так что же мы ищем? – спросил Леннон, доставая карту.

– В сказке Звонарь говорит, что Кайрос окружен кирпичными мельницами.

Нико достала собственную карту и указала на красные кружочки у берега реки.

– Это папа их обвел. Прошли годы, мельниц много, да и память папы… стала так себе, поэтому я не знаю, насколько все точно. Поиски могут занять не один час.

Леннон поднял взгляд, затем снова опустил его на карту.

– Надо было перейти на ту сторону.

– Что?

Он указал на красные кружки́ на карте.

– Они все на восточном берегу. Надо было перейти реку в этой точке, дальше на севере. Один из мостов…

Он был прав. Сгодились бы железнодорожные пути, пешеходный мост, да вообще любой мост, мимо которого они проходили…

– Кажется, вот тут есть один. – Он указал на точку к югу от места, где они остановились. – И еще тут. Переберемся как-нибудь.

Дождь наконец перестал, и они, убрав карты и надев рюкзаки, отправились дальше в путь. Где-то за час вышли к первому мосту – мощеной четырехполосной дороге. Нико шла за Ленноном и без труда представляла, как некогда этот мост был впечатляющей транспортной артерией: целых четыре полосы, занятые машинами, шум и суета… Теперь же от него остался ветхий памятник мертвому городу. Дорога под ногами как будто дрожала, небо казалось серее, и с каждым шагом Нико все отчаяннее хотелось повернуть вспять.

И только она хотела сказать об этом, Леннон вдруг остановился и раскинул руки.

– В чем дело?

Он указал вперед, где дорога обрывалась: она не просто обветшала, но обвалилась. Ближе к восточному берегу она возобновлялась, однако в промежутке зияла пропасть метров в десять шириной. Середина моста покоилась где-то на дне Мерримака. И вот уже когда внутри Нико закипало негодование – обида на себя за то, что не перешла реку, пока был шанс, и на отца за то, что оставил обрывочные указания, – она повернулась на юг и увидела раскинувшийся перед ней во всей красе Манчестер. До этого город словно бы прятался, и только сейчас, когда она вышла на середину рухнувшего моста, встала высоко над рекой, он себя явил.

Город целиком стоял на реке Мерримак, по ее берегам. Вдоль воды тянулись массивные кирпичные постройки; ничего крупнее Нико в жизни не видела, и, даже в разной степени разрушения, они впечатляли. Широкая каменистая река переходила в полноценную панораму: линии электропередачи и фабрики с заводами, пейзажи, которые Нико оставалось только воображать. Благоговение, которое она испытала, стоя тут, отличалось от благоговения, что она испытывала, сидя на чердачном балкончике.

Оба вида восхищали, но там, где бескрайние поля деревьев и гор таили в себе чистый потенциал, серое небо Манчестера воплощало потенциал загубленный. Всюду темнели небольшие воронки и крупные дыры – в тех местах, где газопровод дал протечку и в конце концов взорвался. Трубы ржавели, емкости текли, и некому было их чинить, говорил папа. Огонь пожирал целые города, на месте домов оставались воронки, с неба снегом сыпался пепел, сажа собиралась в кучи…

– Тьма прогнала небо, – произнес Леннон, сплетаясь с ней пальцами.

Нико вдохнула, чтобы ответить, но так ничего и не сказала. Глядя на раскинувшийся перед ней реликт города, Нико поняла мир, которого ей не хватало, поняла, что ее обмануло само время. Но как бы ни грозила сломить ее эта несправедливость, она чувствовала, что к поверхности, извиваясь, пробивается росточек надежды: сколько бы Нико ни сомневалась в папе, доверяла она ему больше. В конце концов, забралась она далеко.