Хелен Тодд - Хилмор [litres]

Еще немного, пара кварталов до Драконьего дворца – особняка, построенного для них. А там – снотворное, смешанное с мятным отваром, и короткое забвение, которое поутру сменится удушьем. Его обратили, но никто не сказал, как быть дальше. Вампира ждал долгий путь самоистязания и попыток принять себя таким. Принять то, что кровь дурманит, в голове появляется туман, а подсознание беспорядочно выбрасывает воспоминания о прошлой жизни. Те, которые ранят острее оружия, смоченного в вербене. После них живешь, но иногда легче было бы согласиться на кинжал в сердце, чем молча наблюдать за тем, как угасает Фрея.

Особняк окутал туман. В серой пелене здание выделялось светом в окне. На кухне висел магический световой шар. Он – маяк. А Драконий дворец – клетка, в которой Адриан прятал свою темную сторону.

Десять лет, чтобы научиться жить по-новому. Видеть тонкие трещины на практически идеально гладкой двери. Слышать шорохи в подвале, разговоры соседей… Быть везде и одновременно нигде. Двигаться неуловимо, неслышно, незаметно. Принять себя в ином, холодном теле, не испытывающем боли.

И не потерять рассудок. С этим было проще всего – чувства из груди ни вырвать, ни стереть.

Щелкнул замок. Адриан вошел в особняк, закрыл магией дверь. В это мгновение магический шар погас – в темноте смотреть было легче.

Вампира ждали широкое кресло, обитое красным бархатом, и с десяток бутылочек на небольшой тумбочке. Его лекарство. Никем не прописанное, но спасающее от ночных кошмаров.

Голод напоминал о себе, хотя всего час назад одна из работниц мыльной лавки добровольно его кормила. Кровь, полученная по согласию, – самая сытная. Но жажда была не в теле, а в голове. Одурманенный горячей, свежей пищей, Адриан не мог с ней совладать. Хотелось больше. Больше. Больше. Больше. Впиться в запястье, сделать еще пару глотков, чтобы потом жадно слизать с губ вязкую жидкость и все повторить.

Вампир обессиленно сел и откинулся на спинку кресла. Дрожащей рукой взял первый пузырек – настойка из мяты. Обжигающая, резкая. После нее что вода, что кровь – лед. Захочешь есть и не сможешь. Именно поэтому каждый вечер он начинал именно с нее. Затем шли травы, отвары, обезболивающие и снотворные. Адриан легко откупоривал бутылочки и заливал в себя содержимое. Не было ни страха, ни жалости к себе. Дальше – туманный и холодный взгляд серых глаз. А еще позже – забвение.

До контроля над собой оставалось десять лет.

Солнечный свет бликами ложился на деревянный пол. За окном слышались шум и разговоры. Откуда-то доносился сладковатый, вызывающий тошноту аромат лаванды и мяты. Адриан помнил на вкус каждое зелье, которое принимал в течение последних лет. И теперь, привыкнув к себе новому, в них не нуждался, но запахи приносили воспоминания о беспробудных кошмарах, ненависти к себе и жажде.

Вампир стиснул зубы и резко поднялся с кресла, чтобы закрыть окно, но передумал. Застыл, рассматривая мерцающие огоньки. День Ушедших – пора призраков. Значит, сегодня вечером он найдет ответы на волнующие вопросы.

Мертвые не говорят без дела. У них слишком мало времени в мире живых, чтобы тратить его впустую. Ведьмы и ведьмаки, имеющие этот дар, служили связью между двумя реальностями, позволяя мертвым общаться в снах с живыми. Награда вестников – вечная молодость. Каждые тридцать лет в День Ушедших происходит всплеск магии, и все, кто был знаком с вестниками, забывают их, а те начинают новую жизнь.

Время до вечера сокращалось невыносимо медленно. Адриану казалось, что оно идет дольше, чем все годы, проведенные в ожидании.

В этот раз такое существование его не прельщало. Он – вампир. Даже потеряв дар, сможет прожить столько, сколько позволит судьба.

Настенные часы пробили семь. Пора. Адриан набросил на плечи темную накидку с широким капюшоном и, надев высокие сапоги, вышел в город.

Черная ткань развевалась от ледяного ветра. Начало моросить. Пронзительный крик ворон эхом разлетался среди особняков. На расстоянии Адриан увидел их глаза, отражающие холодный огонь ушедших душ. Долго не посмотришь – это пламя, обжигающие прикосновения смерти. Такое могли распознать только вампиры.

– Все тот же ты, все те же символ гибели на твоем запястье и жажда жизни. Сколько лет прошло, а твои мысли все еще о ней…

Дорогу Адриану перегородил хрупкий силуэт. Он был практически осязаемым, очень реальным. Кладбищенский ветер спутал светлые локоны, и те хаотично рассыпались по плечам. Пустые серые глаза. Облик девушки был слишком знакомым и отзывался болезненными воспоминаниями. Кружевное белое платье открывало узкие запястья, тонкие пальцы расслабленно потянулись к Адриану с явным намерением прикоснуться. Еще холоднее, еще ощутимее. Вампир стиснул зубы, сдерживая эмоции.

– Я чувствую твою боль, – ее бескровные губы тронула грустная улыбка. – Я здесь, значит, ты хотел встречи.

Призрачная девушка словно была на грани: не говорила больше, чем он готов был услышать; не молчала, чтобы знал о ее присутствии. Тонкий силуэт не смогла смыть морось, не скрыли сумерки, не спрятала наступающая ночь.

– Ждал. Всегда жду, – Адриан ответил хрипло.

К горлу подкатил ком. Он не общался с сестрой тридцать лет. В прошлый раз он просил ее помочь найти что-то о защите от демонов-охотников.

– Ты всегда терпелив, – ее непривычно теплый голос лился рекой, окутывая спокойствием встревоженного вампира.

За это время его облик изменился. В нем появилась жестокость. Острые черты лица только подчеркивали ее. Его глаза светились серым так же, как и птичьи. Он знал, что такое смерть, отчетливо ее чувствовал, был тесно связан с ней, но ни разу не отнимал жизнь. Утолял жажду крови, но не испивал никого до конца.

– Твои чудовища – люди. Они будоражат разум и лишают рассудка, если ты не сыт. У демонов, как и у всех, есть слабые стороны. Они не могут оказывать сопротивление магии. Получи ее, позволь стать защитой твоего дома. Тогда будешь в безопасности.

На этом призрак прервался, понимая, что дальнейшие слова излишни. Адриан и так застыл, на его лице отразилась боль потери. Из-за демона его обратили, а Фрея едва не погибла.

– Спасибо…

– Не благодари. Мой долг – помочь тому, кто дорог сердцу.

Сестра легонько коснулась его скулы. Знала, что кроме ледяного ветра, он ничего не ощутит, но хотела быть рядом. Она умела вызвать в холодном и почти безразличном вампире того, прежнего, родного Адриана. И он откликался. Ради себя? Нет. Он не мог предать Фрею, попрощавшись с единственным, что делало его человечным, – чувствами.