Брендон Сандерсон - Ритм войны. Том 2 [litres]

– А наш сын? Какой отец нужен ему, по-твоему?

Лирин напрягся, держа бинты в руках. Хесина отвернулась, пытаясь скрыть эмоции. Она не собиралась огрызаться, но… кажется, не простила ему изгнание Каладина.

Лирин тихонько переступил через карту, затем опустился на пол рядом с ней, отложив бинты. Поднял руки, сдаваясь.

– Чего ты хочешь от меня, Хесина? Чтобы я отказался от своих убеждений?

– Я хочу, чтобы ты оценил своего невероятного сына.

– Он должен был добиться большего. Он должен был… превзойти меня.

– Лирин, – тихо сказала она. – Ты не можешь продолжать винить себя в смерти Тьена.

– Разве он был бы мертв, если бы я не воевал с Рошоном годами? Если бы я не полез в драку?

– Мы не в силах изменить прошлое. Но если ты будешь продолжать в том же духе, то потеряешь еще одного сына.

Он поднял глаза, но тут же отвел их под холодным взглядом Хесины.

– Я бы не позволил ему умереть, – сказал Лирин. – Если бы они не решили пойти за этой гранетанцовщицей, я бы пошел к Каладину, как они просили.

– Знаю. Но ты настоял бы на том, чтобы притащить его сюда?

– Может быть. Он мог нуждаться в длительном уходе, Хесина. Не лучше ли привести его сюда, где я смогу наблюдать за ним? Это лучше, чем позволить ему продолжать сражаться в невозможной битве и погибнуть вместе с другими на глупой войне.

– И ты поступил бы так же с другим солдатом? – настаивала она. – Допустим, это не твой сын был ранен. Ты бы привел какого-нибудь парня сюда с риском, что его посадят в тюрьму, а может быть, и казнят? Ты и раньше исцелял солдат, чтобы они могли дальше сражаться. Это всегда было твоим убеждением: лечить кого угодно, без всяких условий, независимо от обстоятельств.

– Возможно, мне нужно пересмотреть это правило. Кроме того, Каладин много раз говорил, что он больше не мой сын.

– Отлично. Рада, что мы поболтали, и я убедила тебя стать еще упрямее! Я вижу, что твои мысли и чувства на эту тему развиваются – и поскольку ты есть ты, процесс идет в абсолютно неверном направлении.

Лирин вздохнул. Встал и схватил стопку бинтов, затем повернулся, намереваясь покинуть их маленькую комнату со стенами из простыней.

Но нет, она еще не закончила. Хесина поднялась, удивленная глубиной своего разочарования.

– А ну стоять! – рявкнула она, заставляя его остановиться у шторы.

– Хесина, – сказал он усталым голосом. – Что тебе надо?

Она подошла к нему, тыкая пальцем:

– Я бросила все ради тебя, Лирин. И знаешь почему?

– Потому что ты верила в меня?

– Потому что я любила тебя. И я все еще люблю.

– Любовь не может изменить нашу ситуацию.

– Нет, но она может изменить людей. – Хесина схватила его за руку, и это был не столько успокаивающий жест, сколько требование, чтобы он остался с ней и они встретились с проблемой плечом к плечу. – Я знаю, как ты беспокоишься. Я тоже это чувствую – чувствую, что меня сейчас раздавит. Но я не позволю тебе продолжать притворяться, что Каладин не твой сын.

– Сын, которого я вырастил, никогда бы не совершил убийство в моей операционной.

– Твой сын – солдат, Лирин! Солдат, унаследовавший от отца решимость, навык и сострадание. Скажи мне честно. С кем бы ты предпочел сражаться? С чокнутым убийцей, которому это нравится, или с мальчиком, которого сам научил заботиться о других?

Он помедлил, потом открыл рот.

– Прежде чем ты скажешь, что не хочешь, чтобы кто-то дрался, – перебила его Хесина, – знай, что я считаю это враньем. Нам обоим известно: ты признал, что людям иногда нужно сражаться. Ты просто не хочешь, чтобы сражался твой собственный сын – пусть даже лучшего кандидата на эту роль не сыскать.

– Ты явно знаешь, каких ответов хочешь от меня. Зачем мне утруждать себя словами?

Хесина застонала, запрокинув голову:

– Буря свидетельница, иногда ты меня просто бесишь…

В ответ лекарь нежно сжал ее руку.

– Мне очень жаль, – сказал он мягче. – Я постараюсь быть более чутким, Хесина. Обещаю.

– Не просто чутким. – она вытащила его из задрапированной секции и указала на большую комнату. – Смотри в оба. Смотри. Что ты видишь?

В помещении было тесно от людей, которые хотели заботиться о Сияющих. Хесина установила очередь, чтобы каждому дать шанс. Под пристальным взглядом двух Царственных буреформ люди всех национальностей и одетые во все виды одежды двигались среди коматозных Сияющих. Поили, меняли простыни, расчесывали волосы.

Хесина и Лирин использовали более тщательно обученную группу, в основном ревнителей, для решения таких деликатных вопросов, как мытье пациентов, но сегодняшние сиделки были обычными жителями. Темноглазые составляли большинство; у каждого на лбу был нарисован символ «шаш», как у Каладина.

– Что ты видишь? – снова прошептала Хесина мужу.

– Честно?

– Да.

– Дураков, которые отказываются принять правду. Они сопротивляются – и потому их просто раздавят.

Хесина услышала недосказанные слова: «Как раздавили меня».

Она потащила его за руку в дальний угол комнаты, где на табурете сидел однорукий мужчина и рисовал глиф на лбу юной девушки. Как только Лирин и Хесина подошли, девушка убежала выполнять свой долг. Мужчина почтительно встал. Бородатый, в застегнутой на все пуговицы рубашке и брюках, с тремя родинками на щеке. Он кивнул лекарю и его жене. Почти поклонился. Насколько мог, не вызывая реакции у наблюдавших за ним Сплавленных, которым не нравились знаки уважения, проявляемые к другим людям.

– Я знаю тебя, – сказал Лирин, прищурившись. – Ты из беженцев, прибывших в Под.

– Я Норил, сэр. Вы послали меня к ревнителям, спасающим самоубийц. Спасибо, что попытались помочь.

– Что ж, – сказал Лирин, – похоже, дела у тебя идут лучше.

– Всякое бывает, сэр. Но мне и впрямь лучше, чем было при нашей встрече.

Лирин взглянул на Хесину, которая сжала его руку и указала подбородком на лоб Норила и глиф.

– Почему ты носишь этот символ? – спросил Лирин.

– В честь Благословенного Бурей, который продолжает бороться, – кивнул Норил, словно желая подчеркнуть важность сказанного. – Я буду готов, когда он позовет меня, сэр.

– Разве ты не видишь в этом иронии? Именно война на твоей родине заставила тебя бежать и, следовательно, попасть во все неприятности, с которыми ты столкнулся. Сражаясь, ты потерял все. Если бы люди прекратили эту чепуху, мне пришлось бы гораздо реже иметь дело с пострадавшими от боевого шока, вроде тебя.

Норил уселся на табурет и рукой помешал черную краску в чашке, которую поставил между колен.

– Полагаю, вы правы, сэр. Не стоит убеждать лекаря, что мы занимаемся не ерундой. Но знаете ли вы, сэр, почему я встаю каждый день?

Лирин покачал головой.

– Иногда бывает трудно. – Норил поежился. – Пробуждение означает расставание с небытием, понимаете? Возвращение боли. Но потом я думаю: «Ну, он же встает».