Марина Дяченко - Vita Nostra. Работа над ошибками

Но, может быть, к лучшему. Успей она поставить «якорь» — возможно, не хватило бы мужества двинуться по времени дальше.

В час ночи Антон Павлович вытер очки носовым платком, поблагодарил Сашку и Ярослава за чудесный праздник, пожаловался на сонливость и ушел к себе в комнату. За ним закрылась тяжелая дверь цельного дерева. Сашка сидела, задержав дыхание, ни жива ни мертва — ее плечи затекли, она уже давно боялась пошевелиться.

Ярослав осторожно убрал руку. Склонился к Сашке, заглянул в лицо. Снова привлек к себе, и Сашка поняла, что не готова к такому повороту событий. Хлопотать по дому, наряжать елку, беседовать со стариком, оплетать его кружевами повседневной, хотя и праздничной, жизни, спать, свернувшись калачиком на диване, возвращаться к учебе, плестись на занятия… Прыгать выше головы, летать в небе над Торпой… Останавливать катастрофы и отменять чужие смерти — это да. Но смотреть сейчас на Ярослава, чувствовать прикосновение, вдыхать его запах Сашка боялась — как ребенок, с трудом взобравшийся на огромную вышку, боится смотреть вниз.

— Надо убрать со стола, — она выскользнула из его рук. — Скорее поставить в холодильник, что не съедено…

…И ведь она не помнила, что за белье надела сегодня. Какая пошлость… какая разница, если она не готова. Ей неловко, страшно, ей стыдно, в конце концов, это другой, чужой, полузнакомый мужчина…

Он поймал ее и отобрал фарфоровую тарелку. Взял ее ладони в свои:

— Ты дрожишь.

— Ты думаешь, я сумасшедшая? — она осознала, что трясется, как мокрая мышь, и зуб на зуб не попадает.

— Идем.

Сашка почувствовала, что земля уходит из-под ног — он поднял ее на руки без усилия, она почувствовала его горячую ладонь на своих ребрах. Он понес ее куда-то в полумрак, и на ходу она цеплялась за все, что попадалось по дороге — за спинку кресла, дверную створку, за одежду на вешалке, за край занавески, — цеплялась, желая не удержаться, а замедлить его ход. Готовая разорваться изнутри, как воздушный шар в стратосфере.

Трещали и прыгали в темных стеклах фейерверки. В спальне Ярослав задернул шторы, и звуки ночного веселья отдалились. Сашка сделала вялую попытку удрать, он перехватил ее у двери, накрыл ее плечи ладонями, будто огромными эполетами:

— Не бойся.

— Что ты сказал?!

— Не бойся, — он смотрел на нее из полумрака, в глазах отражался фейерверк, хотя окно было зашторено.

— Надо говорить — «осмелься», — сказала Сашка. — Без частицы «не».

Первые минуты ей приходилось контролировать себя, чтобы не выскочить из человеческой оболочки, не вырасти до неба и не присвоить себе дом, город, огни салютов и петард, елки на площадях вместе с гуляющими и самолеты в черном небе. Но потом ей сделалось так хорошо в границах человеческого тела, что она перестала себя сторожить, ограничивать и отслеживать.

Они были два подростка, школьники, сбежавшие с уроков и запершиеся в пустой квартире, оба в первый раз, влюбленные и перепуганные. И в то же время они были взрослыми супругами, давно и прочно знающими друг друга, и за стеной спали их дети. И в то же время они были пожилыми и нежными, дедушкой и бабушкой своих внуков… и даже имена и лица этих внуков привиделись Сашке в отдаленных вспышках фейерверков. Возможно, она разомкнула время и понастроила моделей, сама того не желая. А может быть, все, что она чувствовала, было настолько насыщенным и плотным, что бесконтрольно стремилось к созданию новых смыслов — так точка невыносимо концентрированного пространства, однажды дав себе волю, образует материю, энергию и законы физики.

Ярослав был рядом, ближе, чем любой человек до него, и Сашка наслаждалась близостью, при этом его не присваивая. Словно танец на тончайшем льду, на границе пропасти, от которого перехватывает дыхание. Рядом, слившись — но соблюдая границы. Сашке отчего-то казалось, что он тоже это чувствует — вряд ли понимает, но ощущает и не боится.

Наконец ближе к утру фейерверки стихли.

Она просыпалась четыре раза, чтобы убедиться, что он рядом, обхватывала его руками и ногами и мгновенно засыпала снова. Проснувшись на пятый раз, когда за шторами уже светило солнце, Сашка обнаружила себя в постели одну.

В гостиной, за толстыми стенами, очень тихо беседовали Ярослав с отцом. Сашка могла бы подслушать, но испугалась одной этой мысли. Судя по интонациям, беседа была приятная, даже веселая, какой только и должна быть семейная беседа новогодним утром. Сашка приподнялась на локте — и вспомнила, что было ночью, до мельчайшего движения, до единой вспышки.

Выдохнув, она повалилась обратно на подушку и закрыла глаза.

Утро после Нового года — опасное время, когда чудо испаряется, так и не случившись. Прислушиваясь к себе, оглядывая комнату, Сашка пыталась понять, где здесь место для чуда? После того, что с ней было… должно теперь измениться все. Почему же Сашка — все такая же, комната такая же, свет за окном такой же, а будущее…

Сашка снова прислушалась, пытаясь понять, изменилось ли будущее, и с ужасом поняла, что, наверное, нет. Ведь Ярослав же не войдет теперь и не скажет — я остаюсь в Торпе навсегда… Я буду с тобой и никуда не улечу…

С Костей их связывала одна судьба. Даже с Егором их связывала одна судьба, пусть и с разницей в один учебный год. А Ярослав — топливо, энергия, информация, страх потери. Сашка натянула одеяло на голову, готовая заплакать, в этот момент открылась дверь, и кто-то вошел на цыпочках.

Сашка выглянула из-под одеяла, как заяц из-под куста: снаружи пахло свежим кофе. Ярослав, в шортах и легкой рубашке навыпуск, казался явившимся прямо из лета, в одной руке небрежно держал поднос.

— Наш экипаж приветствует вас на борту… Саша, что случилось?!

— Ничего.

Она выползла из-под одеяла, не заботясь о том, что на ней совсем ничего не надето. Отобрала у него поднос с чашкой кофе и ломтем яблочного пирога, поставила на подоконник — пряча глаза, смахивая слезы. Вернулась к Ярославу и обняла его, почти уверенная, что сейчас он мягко высвободится и скажет, что пора в полет…

Он взял ее на руки, легко, будто котенка.

— Забудь, что я тебе вчера наговорила, — она бормотала, уткнувшись носом в его теплое ухо, щекоча губами. — Я… пошутила. Больше не буду.

Он чуть отодвинулся, чтобы видеть ее лицо. Улыбнулся, ярко-зеленые глаза будто осветились изнутри.

— Отец так благодарил меня за огнетушители, что я ему привез…

— Это была гениальная идея! — Сашка крепко сжала его ладонь.

— …но я не привозил ему огнетушителей, — негромко сказал Ярослав. — Я даже не думал.

Он замолчал. Сашка почувствовала, как холодеют ее пальцы в его теплой, горячей руке. Ярослав смотрел на нее с нежностью, и если и был вопрос в его взгляде, то очень глубоко запрятанный.