Клиффорд Саймак - Братство талисмана [сборник litres]

– У меня такое ощущение, что мы почти пришли, – сказала Сара, когда мы, в который уже раз расположившись на ночлег, сидели у костра. – Как будто еще чуть-чуть – и мы достигнем цели.

Я кивнул, поскольку тоже чувствовал, что мы уже совсем рядом, вот только никак не мог понять, даже приблизительно, с чем именно рядом.

Где-то в этих горах мы должны были найти то, что ищем.

Вряд ли это будет Лоуренс Арлен Найт, потому что Странник уже наверняка умер, причем давным-давно. Не знаю, откуда взялась эта странная уверенность, но я не сомневался в том, что мы обязательно обнаружим нечто важное: тропа в какой-то момент оборвется, и в конце ее вдруг откроется то, что мы давно ищем.

Однако я, хоть убей, не мог бы внятно сформулировать, что это может быть. Ну просто не знал – и точка, не имел ни малейшего понятия. Однако неведение отнюдь не притупляло радостного предвкушения от встречи с тем, что ждало нас впереди. Конечно, все это выглядело абсолютно нелогично, и, подозреваю, столь диковинный настрой порождала повисшая над плато голубоватая дымка.

Скорее всего, эта тропинка вообще никогда не закончится: добравшись до гор, она начнет петлять вверх-вниз по их склонам, а потом побежит дальше по этим сводящим с ума землям.

Но логике здесь попросту не было места. Я двигался вперед, преисполненный веры в то, что тропинка рано или поздно обязательно оборвется и именно там мы найдем нечто прекрасное.

В небе над нами светилась Галактика с яркой бело-голубой сердцевиной и отходящими от нее туманными завихрениями.

– Я вот думаю, Майк, – сказала Сара, – вернемся ли мы когда-нибудь назад? А если вернемся, то сможем ли обо всем этом рассказать? Как описать словами подобное место?

– Большой белый город, – ответил я. – За ним – пустыня, а далее плоская равнина и горы.

– Но это же ничего не значащие слова. Как описать всю эту мистику, как передать ощущение происходящего у тебя на глазах чуда?

– Ну, для этого вы подходящих определений никогда не найдете, – хмыкнул я. – Это все равно что пытаться описать словами чудо или блаженство, страх или счастье.

– Да, полагаю, вы правы, – согласилась моя спутница. – И все-таки, как вы думаете: мы вернемся обратно? Вы пытались хотя бы прикинуть, как это можно сделать?

Я отрицательно покачал головой. Была у меня одна идея, но настолько хлипкая, что, пожалуй, не стоило ее озвучивать. Ни к чему давать надежду, когда шансов на успех ничтожно мало.

– Знаете, а мне, вообще-то, все равно, – сказала Сара. – Возвращение на Землю не представляется мне чем-то принципиально важным. Здесь есть нечто такое, чего я никогда не найду где-то еще. Не могу выразить это словами. Я много думала об этом, но так и не смогла толком понять.

– Еще день-два – и мы, возможно, наконец-то это найдем.

Я тоже чувствовал, что околдован этим местом, но все-таки не в такой степени. Вероятно, Сара была более восприимчива и могла видеть то, чего не видел я, или же просто иначе трактовала то, через что нам пришлось пройти. Невозможно определить, что думает и чувствует другой человек. Недаром говорят, что чужая душа потемки.

– Да, возможно, все произойдет уже завтра, – кивнула Сара.

И я мысленно повторил ее слова. А она в этот момент была похожа на маленькую девочку, которая говорит, что завтра будет Рождество, однако сама не очень в этом уверена.

На следующий день тропинка не закончилась, а Рождество не наступило. Однако случилось кое-что другое: исчез Тук.

Мы осознали, что его нет рядом, ближе к вечеру. Попытались вспомнить, был ли он с нами во время полуденного привала, и не смогли. Мы были уверены в том, что утром все вместе отправились в путь со стоянки, но на этом все – больше мы ничего толком не помнили.

Обнаружив пропажу монаха, мы повернули назад, шли по тропинке, внимательно смотрели по сторонам и звали своего компаньона, однако ответа не было. С наступлением сумерек устроились на ночлег.

И еще один нюанс: никто из нас не мог сказать, когда видел Тука в последний раз. Это было очень странно. Я стал гадать: действительно ли он от нас ушел, или случайно заблудился, или просто исчез, как исчез Джордж в ту ночь, когда мы укрывались в красном доме от обстрела гигантского дерева? Я припомнил, что монах с каждым днем все больше становился каким-то блеклым и бесцветным. Возможно, из-за этого мы не так остро ощущали его потерю. Он отдалился от нас, хотя еще шел с нами, однако по пути как будто стирал свое изображение, пока не стал похож на полупрозрачный призрак. Столь причудливый процесс самоуничтожения и голубоватая магия плато, где время перестало иметь прежний смысл, где мы шли, словно двигаясь внутри сна, – все это, вместе взятое, делало исчезновение Тука вполне вероятным.

– Дальше искать бессмысленно, – вздохнула Сара. – Если бы Тук был здесь, мы бы его нашли. Будь он в настоящем, непременно бы откликнулся.

– Вы думаете, в настоящем его больше нет? – удивился я, подумав, что моя спутница выражается довольно странно.

Сара отрицательно покачала головой:

– Тук нашел то, что искал. Так же, как и Джордж в ту первую ночь.

– Вы имеете в виду эту его куклу?

– Она символ, – сказала Сара. – Точка концентрации. Что-то вроде хрустального шара, глядя на который можно раствориться и затеряться в иной реальности. Некий талисман, очень древний и сильный… Или, возможно, для него это была своего рода Мадонна…

– Мадонна, – повторил я. – Да, что-то в этом роде вы уже говорили.

– Тук всегда отличался необычайной восприимчивостью, – продолжала Сара. – Он был настроен на одну волну с чем-то, находящимся за пределами нашего пространственно-временного континуума. Теперь я могу признать: в повседневной жизни он был неприятным человеком, поскольку абсолютно не походил на нас с вами. Про таких обычно говорят «не от мира сего».

– Однажды вы сказали мне, что Тук не выдержит до конца и где-то в середине пути обязательно сломается.

– Да, помню. Я тогда думала, что Тук слабый, но ошибалась. На самом деле он был сильным.

Мы стояли на тропе, и я гадал: куда наш монах мог пойти? И уходил ли он вообще? Возможно, процесс обесцвечивания закончился и он просто исчез? Вдруг он все еще с нами, а мы об этом даже не подозреваем, потому что не можем его видеть? А Тук бредет себе где-то на краю сумеречного мира, в который нам не дано заглянуть… Вдруг он прямо сейчас зовет нас, дергает за рукава, чтобы дать спутникам понять, что он рядом, а мы не можем ни услышать его голоса, ни почувствовать его прикосновения? Хотя нет, это не тот случай. Тук не стал бы никого звать или дергать за рукав. Ему было бы все равно. Глубоко плевать, знаем мы о его присутствии рядом с нами или нет. Все, что этому типу нужно, – дурацкая кукла, которую он прижимает к груди, и одинокая мысль, звучащая у него в голове. Не исключено, что его исчезновение, то есть этот процесс постепенного стирания себя из настоящего, был желанным избавлением от нас.