Бернхард Хеннен - Белая королева [litres]

Властительница Цилии повернула серебряный диск снова, вглядываясь в его зеркальную поверхность. На его глади протянулась глубокая царапина, будто кто-то ударил по диску мечом. А вот выступы и неровности на серебре были оставлены там намеренно.

Королева выверила расстояние до линий и положение диска. И взглянула на изогнутую поверхность зеркала. Переплетенные линии отражения сложились в слово.

РУСАНА

– Русана, – тихо повторила Белая Королева.

Вот уже много столетий никто не произносил это имя. Имя, которое Творец Небесный хотел навсегда изгнать из мира.

– Русана…

Воспоминания о всех предыдущих перерождениях бурным потоком обрушились в сознание Белой Королевы.

Воспоминания о том, как она раз за разом терпела поражение.

Уготованная ей судьба казалась незыблемой, нерушимой, как эти высеченные в камне письмена.

Вода в рыбацком судне Валерио уже доходила до лодыжек, когда галера подплыла к ним достаточно близко. Послышались приказы на незнакомом языке, и на борт судна сбросили канаты, втянув весла с правого борта.

Валерио схватился за один из канатов, но тут из-за борта выпросталась рука – и попыталась схватить рыбака за ногу.

Когда Милан отрубил руку мертвеца, Нандус тоже взялся за канат.

Рыбацкое судно пришвартовали к галере, и матросы помогли пострадавшим подняться на борт. Уже вскоре Милан, Нандус и Валерио очутились на низкой палубе.

Бортовые огни слепили глаза.

– Благоприветствую вас на борту «Третьей дочери»! – Какой-то человек в голубом шелковом плаще, расшитом золотом, поклонился новоприбывшим. Он говорил на имперском языке с сильным акцентом. – Простите великодушно, коли наше запоздалое вмешательство причинило вам неудобство.

– Неудобство? – повторил Валерио, не зная, удивляться ему или возмущаться. – Ты это слышал? Неудобство!

– Не взыщите, коли я выбрал неподобающее слово, ибо мои познания вашего наречия несовершенны. – Офицер поклонился снова.

Милан пихнул Валерио под бок:

– Веди себя прилично. Люди ханства всегда несколько выспренно выражаются.

– Но как можно назвать свой корабль «Третья дочь»? – продолжал ворчать рыбак. – Вот что «неподобающе»!

Милан заглянул за поручни. Рыбацкое суденышко медленно тонуло, но слуги Морской Ведьмы не сдавались. Руки утопленников шарили по борту. Все больше мертвецов восставало из воды.

Послышался какой-то приказ на языке ханства, и к борту подошли лучники. Еще один приказ – и воины в длинных алых одеяниях идеально отточенным единым движением потянулись к колчанам. На их кожаных шлемах красовались султаны из белых конских хвостов.

Весла на правом борту снова спустили в воду, и галера, заложив широкий крюк, двинулась на восток. На носу корабля тоже зажгли фонари.

Словно в ответ впереди в открытом море загорелись бортовые огни других судов: в полумиле от «Третьей дочери» плыл огромный корабль в окружении еще трех галер.

Милана била крупная дрожь. Он чувствовал облегчение, но в то же время усталость и печаль. «Будь счастлив, мой поэт» , – последние слова Нок вновь эхом откликнулись в его памяти.

Кто-то набросил ему на плечи тяжелое одеяло из красной шерсти, и Милан едва сумел выдавить слова благодарности. Его охватило полное изнеможение.

«Третья дочь» быстро плыла к огромному кораблю, чей борт отвесной скалой возвышался над поверхностью моря. Заложив еще один крюк, галера заняла свое место рядом с материнским судном, и движение весел замедлилось.

Над палубой корабля возвышался деревянный кран, с которого свисала на канатах платформа из сбитых досок, обрамленных хрупкими бортиками. Снизу к доскам были прибиты бочки. Плавучую платформу опустили на воду между двумя судами.

– Вас приглашают на борт, – объяснил офицер в голубом шелковом плаще.

С борта галеры на доски было легко прыгнуть – их разделял всего шаг. Благодаря бочкам конструкция держалась на воде.

Нандус перебрался на плавучую платформу первым. «Уж таков он, мой отец, – подумал Милан. – Всегда должен быть первым. Или он пытается доказать самому себе, что не так уж стар?»

За ним последовал и Валерио.

Милан стиснул зубы. Боль в ноге переросла в непрерывное глухое пульсирование. Юноша прыгнул – и Валерио с Нандусом подхватили его, но раненая нога откликнулась вспышкой боли.

Офицер наверху что-то крикнул, и канат, на котором висела платформа, натянулся.

И вдруг что-то вцепилось Милану в щиколотку. Холодная рука. Из-под воды поднялась голова, затем узкие плечи, длинные, до пояса, иссиня-черные волосы, с которых потоками стекала вода.

– Да сколько можно?! – вздохнул Нандус, обнажая меч.

Взгляд миндалевидных глаз устремился на Милана.

Лучники на галере натянули тетивы.

– Нет! – изо всех сил завопил Милан. – Нет!!!

– Мой поэт… – Тот же голос, так радовавший его за игрой облаков-и-дождя.

– Нок! – Он заключил ее в объятия. Хотелось почувствовать, что это действительно она. – Как…

– Фениксы возрождаются вновь и вновь, – просто ответила она. – Я вдруг очутилась в воде. И увидела тебя. – Женщина пожала плечами, будто в случившемся не было ничего необычного.

– Но ты ведь…

Кутаясь в тяжелое шерстяное одеяло, Нок закрыла ему рот поцелуем.

Их подняли на борт семимачтовика.

Главная палуба этого судна была больше Площади Героев в Далии, и тут собралось немало людей, выстроившихся в шеренги по цвету одежды: лучники – в желтом, глефники – в темно-синем, мечники – в красном, матросы – в скромном белом. И офицеры с придворными в пестрых шелковых нарядах.

Новоприбывших поприветствовал рев горнов из раковин и грохот барабанов, огромных, как колесо телеги.

У поручней стоял какой-то мужчина в красном шелковом облачении. На черненой кирасе красовался герб – золотой бескрылый дракон. Но волосы его были светлыми, а нос длинным и прямым – по рождению он был имперцем, пусть и носил знаки отличия одного из военачальников ханства, как с изумлением понял Милан.

– Повелительница? – Глаза военачальника потрясенно распахнулись.

Мужчина вскинул правую руку перед грудью, сжав пальцы в кулак, и хлопнул левой ладонью по кулаку. Пальцы левой руки легли на тыльную сторону правой ладони. Военачальник резко поклонился.

– Повелительница! – повторил он.

Звуки барабанов и горнов умолкли.

Сотни ладоней ударили в кулаки – в идеальной гармонии, все одновременно. Точно один-единственный человек, толпа поклонилась: в едином порыве склонили головы и воины, и моряки, и сановники. Стоя на просторной палубе, они хором выкрикнули какое-то слово, которое Милан не понял.