Генри Олди - Всё бывает [СИ litres]

Почти правда. Я видел Хрисаора только в снах.

– Не видел?! – голос ее сорвался. – Ты не видел?!

Что делать? Сейчас начнет кричать, вырываться. Или снова разрыдается. Не рассказывать же ей про остров, про полет на другой конец радуги?!

– Когда полыхнуло…

– Ты про радугу?

– Да. Когда радуга упала на землю, я… У меня в голове помутилось. Очнулся, а все уже закончилось.

Опять почти правда. Я был сам себе противен.

– Врешь! – отрезала Филоноя.

Я замолчал. Она тоже молчала. Отвернулась от меня, хоть ей и было неудобно. Впереди, стадиях в четырех, темной громадой проступил дворец Иобата. Там мерцали далекие трепещущие огоньки – факелы, должно быть. Солнце скрылось за горами, лишь дальние вершины на горизонте обрамляла медленно гаснущая алая кайма. От гор протянулись тени: длинные, мрачные. Быстро холодало.

Я не выдержал. Спросил:

– Куда пес делся? Тот, двухголовый?

Она долго, испытующе смотрела на меня в упор. Вздохнула:

– Не знаю. Крики, вой. Радуга с неба. Огненная! Потом явился он, великан, – Филоноя вздрогнула, как если бы заново пережила потрясение. – Огромный, страшный. В доспехе, с золотым мечом… Или с луком? Я смотрела и не понимала…

О да, подумал я. Тут кто хочешь задрожит. С небес рушится край радуги. На месте, где только что был жалкий изгнанник Беллерофонт, встает в полный рост Хрисаор Золотой Лук, в блеске и славе. Гребень шлема возносится к облакам, выше краев Чаши Артемиды. В руках сияет аор – имя-оборотень, оружие-оборотень…

– Я сперва решила: Аполлон взял нас под защиту. Не зря же мы так чтим Сребролукого! Но тут вспомнила: лук у Аполлона – серебряный. Аполлон не носит доспехов, не скрывает лицо под шлемом. Арей? Это был Арей, бог войны?!

– Нет, не Арей.

– Откуда ты знаешь?!

– Разве Арей лучник? – нашелся я. – И потом, что ему здесь делать? Ты слышала, чтобы Арей кого-нибудь спасал? Кого-нибудь из смертных? Да еще и не на поле боя?

– Нет.

– И я не слышал. Что было дальше?!

– Страшно было. Радость была: бог на помощь пришел! Ну, я и выглянула… А он как бросится!

– Великан?!

– Пес!

Вижу. Клянусь, вижу как наяву: скалятся широченные пасти, истекают слюной. Каждая способна перекусить человека пополам. Раздуваются, втягивают воздух две пары ноздрей. Чудовище поворачивает головы. Учуял, приметил добычу. Громоздкий с виду зверь стрелой срывается с места, несется, скрежеща когтями по камням…

– …я решила: все, конец! А он – прямиком к великану!

– Пес напал на великана?!

– У меня чуть сердце из груди не выскочило. Ну, думаю, сейчас! Сейчас бог его прихлопнет. Что ему этот пес? Как тебе жаба. Наступил и раздавил.

– Великан раздавил пса?

– Не перебивай! Кто все видел, я или ты? Нет, это я так подумала: мол, раздавит. А пес на великана прыгнул – и давай лизаться! В два языка, представляешь! Всего обслюнявил, будто хозяина встретил. Великан меньше сделался: большой, но не такой. Гладить начал, за уши трепать. Одну голову гладит, вторая лижется. Пес трижды обмочился от счастья…

Разум отказывался верить услышанному. Но воображение оказалось проворней неверия. Картины сменяли друг друга: двухголовый пес, чудовище с быка величиной, переполненный счастьем, прыгает вокруг Хрисаора. Скулит, повизгивает, пытается лизнуть хозяйскую ладонь. Возьми меня, умоляет бездомный бродяга. Я хороший, послушный, я буду верен тебе до самой смерти. Я устал быть один, мне страшно! Хрисаор приседает, уменьшается: так бывало в моих снах, еще до львицы и Горгон, до встречи с Каллироей, когда великан опускался на корточки, замирал на краю острова, каменел, превращался в береговой утес…

Неужели и ко мне пес бежал вовсе не для того, чтоб разорвать на куски? Меня не тронула Химера, я остался жив после встречи с Гидрой. И вот теперь… Но почему радуга?! Если Беллерофонту не грозила смерть, зачем явился Хрисаор?

Воображение мигом откликнулось: нет никакого Хрисаора, вместо него – я. Стою, выставил дротики, жалкие улиткины рожки. Готов умирать и убивать. С разгона пес прыгает на меня, визжа от восторга. Но если великану его прыжок что комариный укус, то меня эта туша сносит с ног, даже не заметив сопротивления. Сдавленный вопль, треск ломающихся костей. Затылок с маху ударяется о камень. Голова размозжена, я корчусь, хриплю…

Пес замирает. Пес в недоумении. Жалобно скулит: «Вставай! Я только тебя нашел, куда же ты…» А передо мной открываются медные ступени, уводящие во мрак, в вечную тьму Эреба…

– …прямо щенок! Трется, лапами хватает.

– Хрисаор что-нибудь говорил?

– Кто?

– Великан.

– Ты знаешь его имя? Откуда?!

– Это длинная история. Так говорил или нет?

– Говорил.

– Что?

– Не разобрала. Голос как обвал в горах, рокот уши забил. Они ко мне повернулись, великан и пес, а у меня сердце зашлось. В глазах потемнело… Очнулась, а надо мной – две головы. Я сильно кричала?

– Не очень. Сама видишь: не оглох, тебя слушаю.

– Наглец! Дурак!

Она ткнула меня кулачком в грудь. Ну точно Каллироя, как одна мама рожала. Была б вода, утопила бы.

«У нас новый пастух, ты передаешь ему стадо…»

Кажется, у Хрисаорова стада в придачу к пастуху объявилась еще и сторожевая собака. Если на Эрифии водятся волки, я им не завидую.

Из-за поворота дороги послышались голоса, лязг металла, перестук копыт и скрип колес. Мелькнуло рваное пламя факелов. Нас встречали.

Покои были не такие роскошные, как в Аргосе – век бы их не видеть! – но все равно больше моей каморки в эфирском дворце. Спальное ложе: крепкое, приземистое, без резьбы и украшений. Узкое трапезное ложе. Стол, короб для одежды в углу. Поганый горшок чтобы на двор не бегать. Два масляных светильника.

Ничего лишнего. Фрески с сатирами и нимфами? Нет, стены выкрашены густой синькой. Небо? Море?

Меня не заперли, это я проверил. Но у дверей стояла стража. Два воина с копьями, в доспехах и шлемах – братья-близнецы телохранителей Сфенебеи. Даже почудилось, что мой страж-молчун выжил и заступил на пост у дверей.

Увы, без головы не живут.

…на дороге нас заметили, лишь когда мы подъехали вплотную. Сумерки сгустились, превратились в ночь. Пламя факелов освещало дорогу шагов на десять, не больше. Стук копыт Агрия глох в шуме целого войска, двигавшегося нам навстречу.

В памяти всплыло из детства:

«Чудовище! Говорю вам, чудовище! Возле города объявилось… Папа воинов в бой поведет. Ну да, папа – кто еще? Воссядет на колесницу, возьмет два копья. Меч возьмет, щит. Жаль, меня не возьмет…»

В который раз сбывается моя наивная мечта увидеть чудовище? Оборачивается горем, кровью, смертями? Я вырос, я больше не желаю таких встреч. Но мечта настигает меня раз за разом: «Радуйся, Беллерофонт! Получай то, чего хотел!»