Девин Мэдсон - Мы оседлаем бурю [litres]

Выстрелили катапульты.

– Готовьсь! – проревел Мансин.

Я не сводила глаз с первого взметнувшегося камня. Он кувыркнулся в воздухе и врезался в надвратную башню, так что стена под моими ногами задрожала. Другой ударился о стену, за ним последовал еще один, и стена завибрировала до самого основания. Трудно найти много таких огромных камней, но от этого не стало легче, когда четвертый камень обрушился на надвратную башню сверху и унес с собой вопящих солдат.

Под градом камней генерал Китадо увлек меня вниз. Он дергался, принимая на себя осколки кирпичей. Его вес мог бы вышибить из моих легких весь воздух, если бы не кираса. Он скатился с меня, рассыпавшись в ненужных извинениях, голова у меня кружилась, вокруг кричали люди. Пожар осветил небо. Китадо потащил меня под прикрытие разбитой надвратной башни, и тут в стену врезался огненный шар, смяв еще больше солдат, а потом покатился в город, по-прежнему плюясь огнем.

Предводитель чилтейцев шел дальше, оставив позади островки всадников-левантийцев.

– Лучники, готовьсь!

Команда Мансина прорезала панику, и я вытащила Хацукой и стрелу. Рёдзи сказал, что все зло моего отца передалось луку, но если кто и мог победить чилтейцев, так это Катаси Отако.

– Не стрелять!

Они были еще слишком далеко, но первые ряды надвигающегося полчища и рабы со штурмовыми лестницами были почти в пределах досягаемости.

– Цельсь!

Хацукой со стрелой у тетивы изголодался по смерти, и каждый миг промедления был невыносим.

– Пли!

Я выпустила стрелу и, прежде чем она достигла цели, вытащила новую, добавив ее вслед. В точности как на утренних тренировках, когда мы с Танакой состязались, кто выпустит больше стрел за отведенное генералом Рёдзи время. Теперь мишенями были люди, и не было никаких установленных рамок.

О башню стукнулась первая штурмовая лестница, и через пару мгновений чилтейские рабы без доспехов перевалили через парапет. Первых тут же изрубили и сбросили на головы их товарищей. Один успел проткнуть лучника, прежде чем клинок меж ребер отправил его на вечный суд, но за первым успехом лавиной последовали другие. Их снова перебили. Один увидел меня и бросился в атаку. Убить императрицу. Возможно, этим он заработал бы свободу.

Генерал Китадо рубанул ему по ногам. А потом проткнул шею, так что острие меча вышло из затылка, и все было кончено, но появились другие. Новые рабы, новые солдаты, новые огненные шары из пылающей смолы и соломы. Новые крики. Новые вопли. Новые смерти. Я стояла за спиной Китадо с натянутым луком и разделывалась с врагами, прорывающимися сквозь нашу оборону.

Они были уже во дворе.

Левантийцы на поле по-прежнему не сдвинулись с места.

– Назад!

Раздался грохот, стена под моими ногами затряслась.

– Нет! Стойте!

От второго раската вздрогнул весь мир.

– Рокоро, готовьте людей! – прокричал Мансин. – Это таран! Несите масло!

Меня снова сотряс чудовищный грохот от ударов тарана по воротам, и новые солдаты и рабы вскарабкались по штурмовым лестницам, как водный поток, хлынувший к небесам.

А левантийцы по-прежнему ждали.

– Нужно выбираться отсюда, ваше величество! – прокричал сквозь гам генерал Китадо.

Его лицо и руки были в брызгах крови.

– Я же говорила, я не…

– Я помню, что вы говорили, ваше величество, но если не уйдем сейчас, я не гарантирую вашу безопасность. Я готов умереть, защищая вас, но, возможно, никого уже не останется, чтобы занять мое место.

От собравшихся вокруг меня гвардейцев осталось всего трое, когда воздух прорезал кошмарный треск ломающейся древесины. И тогда левантийцы на равнине тронулись и поскакали к воротам.

Рядом со мной появился министр Мансин, из раны на его руке сочилась кровь.

– Сюда, ваше величество, – сказал он. – Следуйте за мной.

Он уверенно направился по лестнице вниз, в город. Путь был усеян мертвыми и умирающими, отрезанными конечностями и клочьями догорающей соломы. Камни под нашими ногами дрожали от каждого удара тарана, и мне пришлось держаться за стену.

Внизу, на площади, солдаты укрепляли ворота деревом, щитами и даже собственными телами – всем, что могли найти в отчаянном желании не впустить чилтейцев внутрь.

Я обменялась парой слов с командующим Рокоро, и Мансин повел нас дальше. Мне хотелось его остановить и спросить, куда мы идем, но слишком много глаз увидели бы мою нерешительность. Мне приходилось идти уверенно, с луком в руке, а внутреннюю сторону маски увлажняло горячее дыхание.

Генерал Китадо и трое гвардейцев шли следом, и так гуськом мы пробрались дальше по улицам, оставив шум сражения позади, хотя он все равно очень скоро бы нас настиг. Как только откроются ворота, левантийцы хлынут в город несущим смерть потоком. Я надеялась продержаться хотя бы этот день. А лучше два. И возможно, только возможно, каким-то чудом появился бы Дзай или Бахайн. Надежда бывает кошмаром.

Когда мы покинули северную часть города, улицы опустели, и я поравнялась с Мансином. Он обматывал кушаком порез на руке.

– Куда мы идем? – спросила я, когда мы зачем-то направились в квартал прядильщиков шелка. Из окон на нас смотрели испуганные лица. – Мы не должны покидать сражение. Ворота с минуты на минуту рухнут.

– Именно поэтому вы и должны следовать за мной.

Я остановилась посреди улицы.

– Я же сказала, что не…

За моей спиной открылась дверь, и оттуда вышла семья, бормоча молитвы. Даже самый маленький ребенок поклонился, прижавшись личиком к грязной мостовой. За ними появилась другая семья, а потом третья, и вот уже передо мной стояла кучка ткачей с рулонами самых изысканных шелков в дрожащих руках.

– Видите? – прошептал Мансин мне в ухо. – Вот почему вы должны пойти со мной. Вот почему должны меня послушать. Императрица всегда будет человеком, которому они поклоняются. За которым следуют и верят. Город уже потерян. Он должен сдаться, это…

– Нет!

– Ваше величество. – Он стал говорить еще тише. Люди затянули песнопения, толпа вокруг нас все увеличивалась. – Вы должны ко мне прислушаться. Если мы не сдадимся, эти люди погибнут. Все сгорит, нам больше не за что будет сражаться. А если сдать город, его еще можно будет отбить. Разделенную империю можно отстроить заново. Но только если людям есть за кого сражаться. И если есть тот, кто их поведет. Теперь этот человек – вы, ваше величество. Именно вы взяли на себя эту роль. Я помогал вам захватить трон не ради собственной выгоды, а увидев в вас то, во что стоит верить. Вы последняя Отако. Вы самая сильная из Ц’аев. Вы – надежда Кисии, и я не могу позволить вам умереть здесь и увлечь за собой империю.

Из домов и храмов на улице выходили все новые люди, многие несли дары, и все кланялись. Слова Мансина тронули меня за живое. Все во мне восставало против этого, хотя я знала, что это правда. Мне хотелось быть их богиней. Хотелось сражаться за них. Когда-то я мечтала править вместе с Танакой, мечтала о чем-то грандиозном, но смутном, как мы двое будем сидеть во дворце, избавленные от мелочной ненависти родителей, свободные, сильные и победоносные. Я никогда не представляла себе ничего подобного.