Девин Мэдсон - Мы оседлаем бурю [litres]

Мне следовало бы радоваться. Оставалось только доставить Лео в тронный зал, и мы будем свободны, но на этом пути лежало слишком много смертей.

Впереди Гидеон неподвижно сидел перед левантийцами, его лошадь и ухом не вела от запаха крови и дыма. Катапульты вокруг прекратили стрелять, но Дзиньзо все еще беспокойно вскидывал голову. Чудо, что он вообще вышел из битвы при Рисяне живым.

– Держитесь рядом, – сказал Лео, и слова ударили не хуже тарана. По обеим сторонам от нас чилтейские пехотинцы муравьями карабкались по стенам. – Пусть дерутся другие.

– Да, ваша светлость.

Я старался не думать обо всех, кого мы потеряли, чтобы сюда добраться.

Наконец измученное дерево раскололось под непрерывным натиском тарана, и ворота пали под скрежет вывернутых петель. Солдаты устремились в проем, впереди кавалерия легата Андруса, за ним Гидеон и его Первые Клинки, а дальше теснились остальные. Глаза Лео сверкали, цель была близка, но он не толкался и не кричал, только медленно вел свою лошадь вперед. Я следовал за ним, и чилтейская армия расступалась вокруг него, как вода вокруг камня.

Когда мы наконец прошли через ворота, в лицо ударила вонь крови и дыма. Я держался коленями, когда копыта Дзиньзо скользили на внутренностях и телах, валявшихся на площади, откуда чилтейцы и левантийцы устремлялись в разные стороны, убивая всех, кого видели. На таких узких улочках спастись было невозможно.

– Вперед, – сказал Лео.

Он не взял оружия, хотя враги были повсюду. Я умолял его надеть доспехи, но он лишь улыбнулся и покачал головой. Божьему человеку не нужна другая защита, кроме божьего благословения, сказал он. Надеть доспехи означало отвергнуть эту защиту, так же как носить украшения означало ставить себя выше бога.

Я с обнаженной саблей держался рядом, высматривая опасность на забитых людьми улицах. Лео можно было сшибить с лошади и метко брошенным камнем. Часть моих Клинков скакала впереди, остальные – позади, но всех больше интересовала бойня вокруг, чем человек, которого они должны были защищать. Легат Андрус, за которым мы ехали, оставлял за собой след смерти. Солдаты и горожане, мужчины и женщины, дети, лошади – ни для кого не делалось исключения. Лео как будто не видел ничего, кроме своей далекой цели, и поторапливал лошадь, пробираясь сквозь лабиринт улочек.

Мейлян отличался от всех городов, что я видел раньше. Он выглядел старым, почитаемым, запутанным. Я не мог найти нужных слов, чтобы описать его. У меня не было причин волноваться о его судьбе, но почему-то печаль при виде обожженных стен и сорванных флагов просто ошеломляла. Она стала еще сильнее на площади перед великолепным дворцом, как будто я шел по могилам богов.

К нам ехал Сетт.

– Рах, что ты тут делаешь? – крикнул он, не дожидаясь, пока окажется ближе.

Площадь была странно тихой, бойня шла где-то вдалеке и уже затихала.

– Защищаю его светлость.

Мне не понравился мрачный вид Сетта. Я поискал среди собравшихся Клинков Гидеона, но, хотя Первые Клинки Торинов были здесь, он отсутствовал. Здесь были и Клинки Дишивы, и многие другие, левантийцы собрались вместе, хотя сражение еще бушевало.

– Где Гидеон?

– С легатом, – ответил он коротко и резко. – Ты должен оставаться здесь, пока опасность не минует.

– Я следую за его светлостью.

Взгляд Сетта метнулся к Лео, но священник не обратил на него внимания, а все так же неспешно поехал к воротам дворца. Они были открыты, одна створка висела криво, вторая лежала на земле, будто расписная половая доска.

– Рах, – предупреждающе произнес Сетт, но я проехал мимо него.

Его голос был голосом моего гурта, моего кодекса чести, голосом старшего, более близкого к богам, чем я, но я последовал за Лео к воротам дворца, поскольку Лео был нашей дорогой домой. Должен быть. Я зашел слишком далеко и поставил на кон слишком много, чтобы сейчас свернуть с пути.

– Оставь здесь всех, кроме дюжины Клинков, – сказал Лео, медленно проезжая через ворота. – Не думаю, что внутри нас ждут неприятности. Все неприятности, похоже, мертвы.

– Как пожелаете, – ответил я и повернулся к Йитти.

Мы не разговаривали с битвы при Рисяне, и, по всей видимости, он и сейчас не хотел говорить, просто велел двенадцати всадникам спешиться и последовать за нами внутрь, а остальным оставаться на месте. Не последовало ни жалоб, ни обсуждений – похоже, громада дворца давила на всех.

Внутри это чувство стало еще отчетливее.

За воротами оказался пустой внутренний двор перед главным зданием, только несколько Клинков охраняли левантийских лошадей. Кивнув им, мы последовали по тропе разрушений внутрь.

Нас встретил клубок тихих коридоров и укромных двориков, от прохладного воздуха кожа покрылась мурашками, несмотря на жаркий день. В любое другое время дворец мог бы показаться лабиринтом, возможно, его так и построили, но Лео знал дорогу.

Впереди нас прошла смерть. Повсюду валялись тела, большинство походили на слуг, но были и гвардейцы, и даже женщина в тонких шелках, перегнувшаяся назад через каменную скамью, ее волосы и кровь струились в декоративный водоем.

Лео не обращал ни на что внимания, только ускорил шаг, когда мы вышли из лабиринта в тепло большого сада. Со стороны города дворец казался единым целым, но в реальности их оказалось два. Внешнее кольцо будто второй стеной защищало внутреннюю постройку. Шпиль вырастал посреди сада подобно колосу, и множество его крыш походили на крылья, на которых он вот-вот улетит.

– Внутренний дворец Мейляна, – благоговейно произнес Лео, сложив руки, как в молитве.

Я оглянулся на своих Клинков. Впереди шли Йитти и Хими, держа луки наготове. Лица у обоих были обеспокоенные.

– Зачем ты так стремился сюда? – спросил я, прибавляя шаг, чтобы поспеть за Лео.

– Потому что здесь мне следует быть. Скорее всего, потому что все остальные хотят захватить трон и императрицу Мико.

Золотую воительницу, танцевавшую со смертью. Я надеялся, что ее не найдут, и чувствовал себя глупо из-за этого. Она ведь не моя императрица. Не мой гуртовщик. Не моя богиня.

Лео снова ускорил шаг, и я камнем, влекомым быстрым потоком, последовал за ним.

Скрытый от всего мира, внутренний дворец, тем не менее, был богато украшен: деревянные мозаичные панели, росписи, свисающие цепи. К двойным дверям, выбитым валявшейся здесь же толстой балкой, вели широкие низкие ступени.

Круглое пространство за дверями заполняли тела убитых. Умирающих бросили истекать кровью. Один попытался заговорить с нами, но только зря истратил последнее дыхание на людей, которые не могли его понять.

Сверху донесся тяжелый стук, и Лео взобрался по лестнице на площадку, огороженную витой металлической оградой. Там на цепях висели огромные фонари, отбрасывая свет на тоскливые росписи и расшитые мелкими стежками панели. И тела. Распростертые тела, месиво великолепных платьев, алых плащей и шлейфов.