Девин Мэдсон - Мы оседлаем бурю [litres]

– Натворил? Я защитил империю, ваше величество, – ответил Танака. – Я привез вам тело доминуса Виллиуса, того самого человека, которого вы избрали в качестве мужа моей дорогой сестры. Он предал нас, приехав в сопровождении целого выводка левантийских всадников.

Лорд Рой шагнул вперед и вручил Танаке мешок, который тот немедленно перевернул. На черный пол брызнули обрезки плоти.

– Клейма воинов-наемников. Новых союзников Чилтея. Поправьте меня, если я не прав, господин посол.

Посол Ридус уставился на то, что при другом освещении можно было бы принять за обрывки ткани, высыпавшиеся из швейной шкатулки благородной дамы. Но на каждом обрывке были волосы, кожа и кровь. И клеймо в форме лошадиной головы.

Посол заговорил, но Танака оборвал его, повысив голос.

– Я поехал встречать доминуса Виллиуса, – сказал он, раскинув руки и поворачиваясь, как бы показывая искренность своих намерений. – Меня удивило, что никто не отправился на границу встречать моего будущего зятя. Но когда я протянул руку дружбы, то в ответ к моему горлу приставили сталь.

В толпе заохали и снова зашептались. Танака печально кивнул, явно находясь в своей стихии, как только что пробудившаяся из кокона бабочка.

– Его величество так старался обеспечить мир, отдал им все, даже собственную дочь, а они все равно нападают на нас при первой же возможности. Мы впустили в Кисию одного чилтейца, а он привел с собой сотню наемников!

Зал наполнился гневным ропотом.

– Это ложь! – выкрикнул посол Ридус, отделившись от своих людей. – Если левантийцы и скакали с ним, то лишь ради защиты. Доминус Виллиус – истинное Божье дитя, он всегда выступал за мир, он символ нашего обоюдного желания покончить с бесконечной жаждой войны и начать все сначала. Пусть эти города когда-то были нашими, но мы не хотим развязывать новую войну. Не хотим, чтобы живые умирали ради мести за давно умерших.

– Какие громкие заявления! – Танака поднял руки, словно вознося молитву богам. – Какое благоразумие и понимание. Так, значит, люди у перевала Тирин погибли случайно? А город Ламай сам себя поджег? Признайтесь, вы здесь только для того, чтобы вводить нас в заблуждение относительно подлинных планов Чилтея, и я буду уважать вас хотя бы за честность.

Посол вытянулся по струнке, выглядя нелепо в кисианском наряде, и все же умудрился нахмуриться, как грозовая туча.

– Да как вы смеете такое предполагать! Вы лжец и подстрекатель к войне, и осквернили тело святого для нас человека. Я настаиваю на том, чтобы тело немедленно забрали отсюда. Это не экспонат для всеобщего обозрения, на который можно пялиться.

И все же император Кин сделал именно это. Он подался вперед, как будто не слышал ни слова из речи посла.

– Вы уверены, что он мертв?

Генерал Рёдзи, по-прежнему стоящий рядом с телом, кивнул.

– Запах как у покойника.

Он был прав. Омерзительная вонь разлагающегося тела проникла мне в нос и рот, и все же я не смела прикрыть лицо, боясь привлечь внимание – вдруг кто-нибудь втянет меня в разворачивающуюся сцену, как фигурку в игре.

– Воняет мертвечиной, это точно, – согласился император. – Но не так, как от убитого три дня назад. Запах должен бы быть хуже. – Он посмотрел на Танаку. – Что ты сделал?

– Мы начинили его десятком стрел, но он продолжал идти и изрыгать на Кисию проклятия, даже когда из него вытекла вся кровь.

Матушка всегда носила свою косметику как маску, а шелковый наряд как щит, никогда не показывала страха, но сейчас уставилась на труп широко открытыми глазами, как перепуганное дитя. Поднеся дрожащую руку к губам, она наконец заговорила:

– А он… у него есть… отметина, генерал?

Я не знала, что это значит, но генерал не стал задавать вопросов, а поднял сначала одну безжизненную руку, затем вторую и покачал головой.

Матушка откинулась на кушетку, как потрепанная кукла, и больше ничего не добавила.

– Я выражаю протест, – дрожащим от ярости или ужаса голосом заявил посол Ридус. – Я настаиваю на том, чтобы тело убрали отсюда и прекратили рассматривать. Если дух Единственного истинного Бога до сих пор в нем присутствует, на него не следует смотреть… – Он запнулся, проглотив слова, и откашлялся. – Неверующим.

Император кивнул, и из-за помоста выступили четверо слуг. Унося покойника, они старались не давиться от смрада. Хотя Танака и четверо его спутников остались на месте посреди зала, посол Ридус низко поклонился в знак благодарности.

– И заверяю вас, что принц Танака ошибается, – вставил он, воспользовавшись возможностью. – Никто не планировал атаковать ваши границы. Уж точно не доми…

– Насколько я знаю, его святейшество иеромонах не пренебрегает армией, – сказал Танака. – Разве не так, посол? Разве несколько лет назад не он возглавил атаку в битве при Тяне, объявив себя Дланью Божьей? Если может отец, то почему не может сын?

Посол Ридус поморщился.

– Потому что доминус Лео Виллиус – дитя Единственного истинного Бога.

– А глава церкви разве нет? Может, я ошибаюсь и какой-то другой иеромонах Чилтея обезглавил всех кисианских солдат, которые в тот день сдались?

Посол примирительно раскинул руки.

– На войне случаются чудовищные вещи, мой юный принц. Если пожелаете, я могу перечислить много зверств, совершенных и той, и другой стороной. Но найдите честного человека, который видел, как доминус Лео Виллиус нанес первый удар, и я…

– И вы скажете, что я ему заплатил. Или что он северянин-мятежник, до сих пор хранящий верность моим предкам. Опасно стоять в таком месте и произносить такие слова, вам не кажется, посол? Вероятно, лишившись головы, вы лучше оцените некоторые возможности.

– Вы…

Император поднялся с трона, как будто вложив все силы, чтобы стоять прямо.

– Я император Кисии, – громогласно объявил он, и слова раскатились эхом по огромному залу. – Избранный богами. Я только что присягнул Кисии, отдав ей душу и тело, а значит, могу говорить от имени страны и ее народа.

– Если вы говорите от имени Кисии, так деритесь за нее, – сказал Танака.

При этих словах я затаила дыхание, сердце бешено заколотилось. Время от времени я слышала от него подобные страстные высказывания, но в безопасности наших покоев, а здесь не было безопасно, здесь он был окружен лишь осуждающими взглядами.

– Не позволяйте былым обидам управлять вашей политикой. Не позволяйте северянам страдать только потому, что там родились Отако. Не позволяйте чилтейцам диктовать вам условия мирного договора. Сражайтесь за всю империю. Боритесь за то, чтобы защитить наш народ от гнусных рабовладельцев с Ленты. Думаете, им нужен мир? Они лишь хотят растоптать нас своими сапогами.

– Хватит, Танака, – рявкнул император.