Девин Мэдсон - Мы оседлаем бурю [litres]

– Тогда погибло бы больше людей.

Конечно, многие еще могут умереть. Клинки не оставили мне выбора, но все же я их капитан. Я отвечаю за их жизни, и я их подвел. В конце концов, Эска оказался прав.

Джута встал и поднял кулаки в приветствии.

– Прости, капитан. Спасибо тебе.

Я улыбался, пока он не ушел, а потом выбросил остатки своего хлеба в темноту.

– Какая-то мерзкая помойка на краю мира, – пробормотал я.

Погрузившись в мрачные мысли, я не сразу заметил нарастающий шум. Топот копыт. Выкрики. Я встал, вглядываясь в суетящиеся возле костров силуэты. Появились лошади, закружили вокруг костра.

– Целители!

Голос Сетта. Я побежал обратно в лагерь, к собиравшейся толпе Клинков. Джута уже был там, вытягивал длинную шею.

– Что происходит?

– Вернулись раненые Клинки, – сказал он.

– Гидеон?

Я протолкнулся сквозь толпу бритых левантийцев.

В эпицентре активности я обнаружил Сетта, выкрикивавшего приказания. В суматохе показалось лицо Йитти и тут же исчезло среди запаха крови и умирающей плоти. Мимо провели лошадь с алым боком.

– Сетт!

Он обернулся.

– Не сейчас, Рах, – бросил он, затем добавил: – Иди к костру, Йитти уже раскаляет железо.

Два Клинка Яровен несли раненого, криками разгоняя толпу на пути. Раненый шипел при каждом толчке, его лицо заливала кровь.

– Где Гидеон? – спросил я, подойдя к Сетту.

– Жив. Занят. Он встретится с тобой завтра.

Его взгляд метнулся к единственному роскошному яркому шатру, торжеству чилтейской бесполезности. В окружении других шатров побольше я раньше его не замечал.

Я позволил оттеснить себя в сторону. Вокруг шатра Гидеона царила неподвижность, будто он располагался на священной земле, и, не сводя глаз с Сетта, я тихонько пробрался к шатру. Никто не окликнул меня, не остановил, и, увидев внутри мерцание лампы, я молча вошел.

– …мертв, тело забрали кисианцы, – говорил Гидеон.

Гидеон. Годы прошли с тех пор, как я видел его последний раз, и вот он здесь, в неровном свете сидит на столе. Теп э’Торин, целитель Первых Клинков, спиной ко мне работал иглой. При виде обоих мое сердце забилось, но никто из них не заметил моего присутствия.

– Но как? – спросил третий, чилтеец в вычурном зеленом плаще поверх нагрудника. – Вам дали ясные указания.

– Женщина, которую он нанял, она… – Я не издал ни звука, но Гидеон сощурился, глядя в темноту. – Вон! – сказал он, но его глаза тут же распахнулись. – Погоди. Рах?

Я неуверенно вышел на свет. В лице Гидеона появилась какая-то жесткость, которой не было раньше.

– Гидеон.

Я приветственно поднял кулаки.

– Кто это? – требовательно спросил чилтеец, и только тогда я понял, что он говорит на левантийском.

– Это капитан – полагаю, ты все еще капитан – Рах э’Торин, Вторые Клинки Торинов.

– А, новоприбывшие. Вели ему подождать снаружи. И больше не прерывать нас.

Чилтеец даже не взглянул на меня, просто скрестил руки на груди и ждал. Гидеон жестом указал на выход, его взгляд был достаточно красноречив, чтобы у меня заныло сердце. Я снова отсалютовал и вышел.

Хаос снаружи утих, превратившись в напряженный гул, Сетта нигде не было – хоть какая-то радость. От костров доносились крики. В чем бы ни заключалась задача Гидеона, он и его люди пострадали, выполняя ее.

Через некоторое время из шатра вышел Теп. Он был намного старше меня, один из самых уважаемых целителей гурта, но я все равно преградил ему путь.

– В чем дело?

– В том, что вам следовало оставаться в степях, – сказал он, вытирая кровь Гидеона тряпкой, которая висит на поясе у каждого целителя. – Капитан сам тебе объяснит, а мне нужно позаботиться о других раненых.

Он исчез, но вместо него появился Сетт.

– А ты не сдаешься, да? – нахмурился он.

– Да.

Он издал ворчание, отдаленно напоминавшее смех.

– Он один?

– Нет.

Сетт сложил руки на груди, и мы стали молча ждать. Вышедший наконец чилтеец не обратил на нас никакого внимания и зашагал к воротам. Изнутри Гидеон позвал своего заместителя.

Бросив на меня взгляд, означавший «стой тут», Сетт вошел, оставив меня топать ногами на ночном ветру, холодившем усталые кости. Вскоре он вышел и мотнул головой в сторону шатра.

– Ладно, иди. Он тебя ждет.

Я вошел. Гидеон так и сидел на столе, поправляя повязку на швах Тепа. Когда заживет, к мозаике шрамов на его груди добавится еще один.

– Рах, – он улыбнулся и крепко обнял меня. В нос ударил удушливый запах трав, в голове закружились старые воспоминания. – Как приятно снова тебя видеть.

– И тебя, – искренне сказал я. Сердце пело от воссоединения с этим человеком, которого я называл своим братом. – Мы думали, ты погиб.

Отпустив меня, он взял со спинки стула чистую рубаху и рывком натянул ее.

– Мне жаль.

Я два дня держал пост в святилище Мотефесет. Были принесены жертвы, и я горевал. Ни один Торин еще не решал не возвращаться после изгнания.

– Почему ты не вернулся? Тебя держат здесь пленником?

В вопросе слышалось обвинение, сильнее, чем я хотел, и улыбка Гидеона дрогнула.

– Это долгая история, Рах. Поужинаешь со мной?

Он жестом указал на еду на столе, гораздо более роскошную, чем та, что раздавали у костров. Рыба, орехи, рулеты из листьев, какое-то неизвестное мне мясо и полная миска винограда. И вино. Он налил и опустошил полный кубок, налил еще и на этот раз пододвинул второй кубок ко мне.

Усаживаясь, Гидеон застонал.

– Знаешь, я надеялся увидеть тебя здесь пораньше, – с улыбкой сказал он. – Это ужасно с моей стороны, ждать твоего изгнания, но я очень скучал по тебе, друг мой. Очень.

Я разглядывал темно-красное вино.

– И я скучал. Я до сих пор не понимаю, почему ты не вернулся.

– Потому что здесь будущее, а там – только медленная смерть, – сказал он, подаваясь вперед и сжимая мою руку с теплой, понимающей улыбкой. – Я знаю, что ты этого еще не понимаешь. Сетт рассказал, что у вас были трудные времена, что…

– Трудные времена? Они убили Оруна. Изнасиловали капитана Клинков Яровен. Моих Клинков били, Гидеон. Они голодали. Нам давали тухлую воду и приковывали к земле. И забрали наших лошадей.

– Да, я знаю, – сказал он, хватая меня за руку. – Но здесь тебе не причинят вреда. Здесь в загонах мои люди, они будут хорошо заботиться о лошадях.

– А мои Клинки? Когда они умрут от голода, побоев и цепей? Погребальные костры вы тоже приготовили?

Я забрал у него руку и отвернулся, чтобы он не видел моих слез. Некоторое время мы сидели молча. Когда мои плечи перестали сотрясаться, он снова заговорил.

– Рах, я понимаю твои чувства. Я был таким же, когда мы пришли сюда. Мы были первыми – никто не указывал нам путь. Мы были злы, напуганы, но держались гордо, ведь мы левантийцы. Я мог бы бушевать и отчаиваться, но не стал. Я выучил их язык и нашел тех, кто захотел выучить мой. Все меняется. Союзы меняются. Мир меняется, и ты тоже должен меняться, или умрешь, борясь с ним.