Девин Мэдсон - Мы оседлаем бурю [litres]

Нас били, а мы пели. На нас кричали, а мы пели. Мы пели долго и торжественно, пока Легус, а за ним двое его охранников брали Дишиву на жесткой земле, и только когда они закончили, когда вышли из нашего круга, мы замолчали.

На следующий день мы продолжили идти. Никто не напевал. Никто не смеялся. Даже чилтейцы вели себя тихо, и день наполняли лишь шарканье шагов, звон цепей и стук копыт. День, в котором утро сливалось с вечером в тумане бесконечной жажды. Нет конца ни дороге, ни жаре, ни гнусу, ни голоду. Нет конца стыду. Рядом со мной Дишива так свирепо смотрела на дорогу, что та должна была воспламениться. Но мы все равно шли.

Шли, пока не достигли конца дороги и остановились у лагеря, непохожего на другие. Он был огромен, вместо обычного хаотичного скопления шатров и загонов шатры стояли ряд за рядом. В основном маленькие, но встречались и большие, разноцветные, с развевающимися на шестах флагами. Кроме того, там имелось несколько построек, ручей, и с нашей обзорной точки над дорогой виднелась большая огороженная территория под охраной сторожевых башен, заполненная совсем маленькими палатками.

Перемещаясь в толпе в поисках лучшего обзора, мы вглядывались в даль молча, будто всем отрезали языки, не только Кеке. А мне? Я попытался потрогать его, но не смог дотянуться.

– Нам здесь не место, – прошептал я, удивившись собственному хриплому голосу.

Мы подошли ближе, и звон цепей утонул в шуме лагеря. Чилтейские лучники недобро наблюдали за нашим приближением, но, когда нас провели сквозь ворота в ограде, кто-то произнес левантийскую приветственную молитву.

– Из каких вы гуртов? Где ваши капитаны? – окликнул голос. – Погодите, вы сказали Торин? Амун! Хими! Истет! Где…

Сквозь грязную толпу проталкивался левантиец, и, несмотря на другую одежду и новые шрамы, я безошибочно узнал брови домиком кровного брата Гидеона.

– Сетт.

– Рах. – Он обхватил меня руками. Пот, раны и все остальное.

Сетт отпустил меня, принюхиваясь.

– От тебя воняет, – сказал он и осмотрелся в поисках остальных моих Клинков. – Кишава. Йитти. А где Эска?

– Я его убил.

Он только хмыкнул в ответ.

– Орун?

– Его убили чилтейцы.

Сетт редко улыбался, но сейчас стал еще более мрачным. Он жестом пригласил нас следовать за собой, бросив взгляд за мое плечо на коммандера Брутуса, ехавшего позади.

– Где Гидеон? – спросил я.

– Уехал. Но он придет к тебе, когда вернется. Пошли, они снимут цепи, когда вы попадете во внутренний лагерь. – Сетт повернулся к Дишиве. – Яровен?

Она приветственно сложила кулаки, насколько могла.

– Я капитан Дишива э’Яровен, Третьи Клинки.

Гордость в ее голосе была осязаемой, несмотря на хрипоту.

– Видать, дела идут совсем худо, если даже Третьи Клинки Яровен изгнали.

– Хуже, чем я могла себе представить. – Мрачное лицо состарило Дишиву на несколько лет. – Миссионеры начали красть детей. Они думали, что мы не заметим, поскольку забирали только тех, у которых, по их мнению, не было семьи. Гуртовщица Визи вздернула миссионеров и оставила на съедение птицам, но городским это не понравилось. Зимние набеги были жестокие и безжалостные. Гуртовщица умерла, и когда… когда старейшина Онокк занял ее место, он приказал отдать миссионерам наших лошадей в качестве возмещения их обиженному богу. – Она сплюнула наземь. – Мы отказались.

Сетт вздохнул.

– Я слышал много подобных историй. Похоже, нам стоит больше бояться миссионеров из городов-государств, чем их армий. Было время, когда они просто жили на краю степи, не мешая нам, но те дни давно прошли. Все они желают теперь стать империями.

Мы вошли во внутренний лагерь, где трава уступила место грязи, шатрам и группам таращившихся на нас чилтейских солдат. Они отрывались от своих азартных игр и толкали друг друга, указывая на нас и перешептываясь. Один что-то выкрикнул. Другие засмеялись.

– Не обращайте на них внимания, – сказал Сетт, когда мы шли в два ряда между их шатрами.

Большинство солдат забыли о нас, как только мы прошли, но впереди собралась небольшая зловеще ухмылявшаяся группа. Они что-то крикнули на чилтейском, и Сетт ответил.

– Что он сказал? – спросил я. – И что сказал ты?

– Оставь эти варвары в покое, пусть трахают своих собак, – сказал один из чилтейцев на ломаном левантийском, злобно глядя на меня.

– Скажи это еще раз, и я порежу тебя на куски, – сказала Дишива.

– Нет, – рассмеялся тот, – пусть трахают лошадей.

В мое плечо ударила слива, другая разбилась о голову Дишивы, разбрызгивая гнилой сок. Дишива повернулась и оскалилась, но Сетт ухватил нас за локти и потащил дальше, выкрикнув приказ остальным Клинкам следовать за нами. На нас посыпались другие фрукты, чилтейцы обрели дар речи, свист и улюлюканье слились в хор. Только когда шатры поредели, сменяясь временными постройками и загонами, чилтейцы оставили нас, не дойдя до вторых ворот.

Грязная дорога между рядами шатров продолжалась и с другой стороны, но там не было знамен и огромных ярких шатров, только еще больше грязи. Здесь сидели группами левантийские Клинки, болтали, ели и смотрели, как кто-нибудь борется. Там даже шла игра в хойю, и от вида моих сородичей, снующих туда-сюда между отмеченными в грязи границами, сердце сдавила тоска по дому. Казалось нелепым видеть это здесь, наблюдать, как команды ногами, руками и головами удерживают в воздухе маленький мешочек, прорываясь к линии ворот. Зрители заулюлюкали, когда одна девушка, скользнув, не дала мешочку упасть и отбила его в руки товарища по команде.

– Добро пожаловать в ваш новый дом, – сказал Сетт. – В дальних рядах есть пустые шатры. Еду приносят три раза в день, свежая вода есть всегда, и по большей части нас оставляют в покое.

– А лошади?

К нам шли с ключами двое чилтейских солдат.

– В загонах. За ними хорошо ухаживают. Лучше, чем…

Мои кандалы ослабли, и я рванулся, выхватывая короткий меч солдата. Я замахнулся, но меня остановила рука. Темная левантийская рука.

– Никакой крови, Рах, – прошипел Сетт.

На лице солдата застыла злобная гримаса, глаза метались от меня к человеку рядом со мной и к острию его собственного меча.

– Они убили моего конюха. Они били нас, морили голодом, а ты говоришь «никакой крови»?

На лице светловолосого чилтейца медленно появлялась насмешливая ухмылка.

– Я знаю, что они сделали, но, если убьешь его, значит, наплюешь на приказ твоего Первого Клинка. Это приказ, Гидеона, Рах. Никакой крови.

Я непонимающе смотрел на него.

– Он…

– Брось меч.

– Но…

– Брось!

Приказ обжигал. Сетт э’Торин был выше меня рангом, он говорил от имени Гидеона, но мне хотелось накричать на него, потребовать объяснить, почему мы живем здесь, как домашний скот. Они убили Оруна и изнасиловали Дишиву, и кто-то должен ответить за это кровью. Костяшки моих пальцев побелели.