Елена Булганова - Возвращение [litres]

– О да, мне было десять лет, когда наш город был разграблен и сожжен, и уцелевший остаток моего народа оказался в Навии.

Ладно, на досуге переберу в памяти всех десятилеток, спасенных из города.

– Прошу вас, продолжайте!

Она не заставила просить себя дважды:

– В общем, мы не стали прислушиваться к природным духам. Что ж, наш народ всегда был несколько беспечен, и пережитые бедствия не излечили нас от этого порока. К тому же, повторяю, мы в самом деле не знали, как можно выявить этих самых переметков, да и не желали знать, пока не грянула новая беда и мы не убедились, что варганы на этот раз в самом деле желали нам добра.

– Но ведь дело не только в отметинах, но и в самом их появлении на свет! – воскликнула я, испугавшись того, что сейчас услышу. – Разве оно не было… ну, необычным, странным?

– Конечно, было, – степенно кивнула женщина. – Главная странность заключалась в том, что рождались они у тех женщин, кто вовсе не готовился стать матерью.

– Эт-то как? – Я даже заикаться начала от волнения.

– А так, что всадница вечером ложилась в постель, а утром просыпалась, держа в объятиях спеленутого младенца и в полной уверенности, что родила его этой ночью. Причем муж и другая родня, если таковая проживала в доме, ничего не видели и не слышали, но молодую мать всячески поддерживали в ее заблуждении.

– Ну ведь это… эти… – У меня никак не получалось точно сформулировать мысль. – Эти случаи должны были быть на слуху, а если еще и отметины… Как возможно было такое игнорировать?!

Женщина тяжело вздохнула, удрученно покачала головой:

– Госпожа Дана, возможно, вы многое знаете о всадниках, но все равно едва ли понимаете наш уклад. Увы, особенности нашей жизни сделали нас не слишком чадолюбивыми…

Сказав это, она поскорее глянула в сторону входной двери, заботясь, чтобы ее не услышала собственная внучка.

– У нас предстоящее рождение ребенка – не повод для радости и гордости. О нем не объявляют заранее, свободные одежды всадниц редко оставляют шанс оценить их положение. Все женщины, у которых появились переметки, были замужем, все были убеждены в своем материнстве, настаивали на нем. Более того, если муж или другие родственники женщины бывали поначалу слегка… мм… удивлены, то уже через несколько дней безусловно переходили на сторону молодой матери и отстаивали своего малыша с куда большей горячностью, чем стали бы это делать обычные родители.

– Внушение? – предположила я. Просто вспомнила, что блишемская женщина не уступила бы надолго инициативу в разговоре, а я молчу уже слишком давно.

– Моя госпожа, едва ли можно отыскать народ, более защищенный от посторонних внушений, чем всадники. Но, похоже, в этот раз мы столкнулись с чем-то неведомым и очень опасным. И традиционно до последнего закрывали на все глаза. Странность появления ребенка на свет быстро забывалась. Дети росли, иногда уже можно было опознать, кто вернулся на этот раз. А потом случилось это…

Я затаила дыхание.

– В один самый обычный день стайка ребятишек вбежала в дом своего приятеля, чтобы узнать, почему он так долго не выходит на прогулку. К счастью, малыши даже не поняли, что произошло, просто примчались к родителям с известием, что их приятеля нигде нет, а все остальные в доме спят и не просыпаются. Люди поспешили на место событий и обнаружили все семейство мертвым. Похоже, они умерли мгновенно. А на месте пропавшего ребенка в его постели под одеялом оказалась кучка пепла. На всякий случай начали осматривать и другие дома, обитатели которых не прибежали на шум толпы, и уже к полудню стало ясно, что мы потеряли целых пять семейств, два десятка человек. И в каждом доме недосчитались одного из детей, зато нашли кучки пепла разных размеров. Это были как раз те дети, чье появление на свет было неожиданным и странным.

Старая женщина замолчала, отворотив от меня лицо. И это хорошо, потому что иначе она заметила бы, что меня сотрясает дрожь, больше похожая на судороги. Одежда взмокла от пота, маска противно прилипла к лицу.

– Принято считать, что мы, всадники, не боимся смерти, – негромко продолжала госпожа Дарина. – Будто бы что нам смерть, если мы возвращаемся вновь и вновь. Но это преувеличение: к смерти невозможно привыкнуть, ни к собственной, ни к чужой. Когда прошел первоначальный шок, мы начали думать, как такое могло произойти. Но еще прежде группа всадников, вскочив на своих коней, понеслась в Сус, чтобы обвинить в нападении тамошних всадников. И едва не началась новая затяжная бойня между сыновьями и дочерями нашего некогда единого народа. Но обитатели Суса сумели заверить наших, что не совершали ничего подобного. Да и зачем?

– Действительно, зачем, – нашла в себе силы пробормотать я. – Акция устрашения?

– Мы тоже так думали, но за этим событием ничего не последовало…

Громкий стук заставил вздрогнуть нас обеих. Стучали, похоже, пяткой в дверь. Получив разрешение, в комнату, пятясь, вошла Алена. Она тащила, прижимая к животу, огромный серебряный поднос с чаем и угощением. Девочка подтолкнула к нам ногой легчайший столик на колесиках, абсолютно прозрачный, больше похожий на призрак стола, и водрузила на него поднос. После этого она попыталась затеряться за креслом бабушки, но та заметила и твердым голосом попросила внучку побыть пока с братом на улице. Да уж, с детишками тут не рассусоливались, как в нашем мире. Госпожа Дарина сама разлила чай, подвинула ко мне угощение. Пить хотелось ужасно, но страшно было взять чашку, – руки ходили ходуном. Я сделала вид, что поглощена разговором.

– И что же, с тех пор такие дети в вашем селении не появлялись?

– Боюсь, госпожа Дана, их стало только больше, – лаконично сообщила старая женщина.

– Но как такое возможно?! После того, что случилось? И ведь вы уже знали, каким образом они появляются среди вас…

– Знали. Но это совершенно ничего не меняло. Да и знали-то далеко не все. Совет старейшин, который, как и в стародавние времена, возглавляет наш народ, – да, знал. Я вхожу в этот совет и только поэтому могу сообщить вам, моя госпожа, эти сведения, не разбавленные досужими слухами. Большинству нашего народа ничего не известно.

– Почему же?

– Но, госпожа Дана, это очевидно. Мы могли хоть каждый день приходить в каждый дом с предупреждениями, твердить на площадях Кукушкиного Гнезда, сколь опасно появление таких детей. Люди, само собой, охотно соглашались бы с нами и заверяли, что никогда не допустят в своем доме ничего подобного. Но, к великому несчастью, когда появляется такой переметок, все прежнее перестает иметь значение. И дело не во внушении извне – его источник мы давно бы обнаружили, – дело в самих этих существах. От них исходит нечто такое, что делает каждого, кто хотя бы коснется подобной твари, рабом сильнейшего и несколько подзабытого нами чувства. Рабом любви, привязанности, желания опекать и защищать!