Патрик Уикс - Тевинтерские ночи [сборник litres]

– Сначала, – пропыхтела она, силясь перевести дух, – скажи, что удалось продать.

Свободной рукой она сняла с плеч мешок, поставила его на землю и искусительно похлопала по нему маленькой ладонью.

– Ладно, ладно, – усмехнулась Ченцель и достала из поясной сумки несколько монет. – Выручила пару серебряков за твое печенье. Продала его солдатам помладше, для меня уж больно сладкое. А еще я похвасталась своей модной сумкой, – показала она на ремень. – Получила заказ еще на пару таких, если, конечно, у тебя остались. Ладно сшиты, а у бывалых солдат всегда чутье на хорошие вещи.

– А-а, похоже на долийские сумки, – улыбнулась Нэн. – Часто видела их в молодости. Я попыталась сшить несколько штук по памяти, но это так, неуклюжая подделка…

Ченцель закатила глаза и сплюнула в грязь, затем ссыпала монеты в раскрытую руку торговки:

– Сумки этих остроухих? Да если б они хоть что-то умели, то не шатались бы по лесам, не малевали спирали на морде и не тратили бы время, прославляя мертвых богов. Хороший эльф – мертвый эльф. Все, на что они годятся, – убирать после пирушек, которые закатывает магистр.

Растянутые в улыбке губы Нэн дрогнули.

– Прости, дорогуша. Значит, тебе не понравится сегодняшний товар. Я купила в проезжавшем мимо аравеле немного ткани и сшила из нее очень милые шарфики. – Она встретилась взглядом с Ченцель и озабоченно вскинула брови. – Кое-что припасла для тебя.

– Даже так? – хитро ухмыльнулась Ченцель. Задним умом она понимала, что торговка умело раззадоривает ее, чтобы выручить побольше. Но у Нэн товары всегда высшего качества, так что отказаться было тяжело. – Ну, раз такое дело, может, и прощу тебя за торговлю с этими… тварями. И что же ты принесла?

– Ничего особенного, но вдруг…

Нэн развязала мешок и погрузила в него руку – глубоко, по самый локоть. Ченцель услышала металлический лязг безделушек, которые старуха всегда носила с собой, и шуршание тканей.

– Надеюсь, тебе понравится, – улыбнулась Нэн, нащупав нужную вещь, и достала длинный блестящий шарф. – Связан из шерсти галлы. Приятный на ощупь, гладкий и мягкий. Петли сидят плотно, не зацепится и не порвется. – Она пропустила шарф между пальцами, показывая, что ткани не страшны даже мозолистые костяшки. – А еще он холодит летом и согревает зимой.

– Шерсть галлы? Рогатого зверя?

– Ты только потрогай, дорогуша! Ткань легкая, как пушинка! Как раз для тебя выбирала. Больно смотреть, как ты каждый день снимаешь шлем и прячешь личико за такими прекрасными волосами. А еще погляди, как натерла кожу об эту железяку. Вон там, прямо у висков, и за ушами. Возьми, возьми! – затараторила Нэн.

Руки торговки едва заметно дрожали, когда она протянула девушке шарф и показала, где шлем натер кожу.

Ченцель со вздохом сняла перчатку, чтобы взять вещь. Ткань действительно была мягкой и легкой, почти невесомой. Ченцель ущипнула ее пальцами, проверяя, сможет ли защитить кожу от железного шлема. Затем поднесла шарф к носу, покосившись на Нэн. Ей не удалось различить никаких запахов, кроме легкого аромата выпечки. Так пахло все, что продавала пожилая торговка. Однако Ченцель притворно сморщила нос и отбросила шарф.

– Фу-у! Ты что, купила шерсть в долийском лагере? Воняет, как из мусорной ямы. Предлагаешь носить ее на голове? Да как ты смеешь!

Нэн молниеносно подпрыгнула, будто разжатая пружинка, и проворно схватила шарф, не дав ему упасть. Ченцель никак не ожидала от маленькой старушки такой прыти.

– Позволь покажу, как его надевать, дорогуша. Ладно?

Ченцель отметила про себя слово «дорогуша». Видимо, старуха действительно хотела продать товар.

Девушка едва удержалась от смеха. Даже в имперской столице за такой шарф можно выручить большие деньги. Если она не захочет носить его сама, то с легкостью перепродаст кому-нибудь из лагеря. Вырученных денег вполне хватит, чтобы поднять настроение и еще долго поддерживать его бутылкой чего-нибудь покрепче.

– Так и быть, – вздохнула Ченцель и натянула перчатку. – Примерю твой шарф, но постарайся, чтобы я не задохнулась от вони.

Старушка улыбнулась и зашла девушке за спину, разматывая шарф и мурлыча под нос какую-то песню.

– Мне присесть? – спросила Ченцель с легкой усмешкой.

Она воткнула копье в землю, взялась за крестовину и слегка опустилась, подстраиваясь под рост старушки. Нэн ничего не ответила, но Ченцель ощутила, как она собирает ее длинные волосы в пучок на макушке. Ткань была довольно мягкой, девушка почти не чувствовала прикосновения шарфа, которым перевязывали ее локоны.

– Что за песня? Я где-то ее слышала, но вот…

Ченцель не успела договорить. Ткань сдавила ей шею. Затем последовал резкий пинок по лодыжке, от которого она упала на колени и выпустила из рук копье. Девушка царапала шарф ногтями, пытаясь ухватиться и сорвать его с шеи, но ткань была слишком мягкой и скользкой.

– Я узнала ее от хорошего друга. Давно это было… Он сказал, что это долийская мелодия, которую очень любили дети из лагеря неподалеку. – Голос старушки по-прежнему был добрым, но речь стала тщательно взвешенной, выверенной – так обычно успокаивают расшалившегося сорванца. – Они напевали ее, когда шли за водой или плескались в ручье. Поняла, о чем я?

Ченцель вспомнила. В тот день они шли к холму, где собирались разбить лагерь. Центурионы встретили ватагу долийских детей из аравеля. Магистр Биклиус, начальник Ченцель, приказал убить всех до единого, чтобы имперцам не пришлось соперничать с эльфами за ресурсы. Ченцель пришлось поймать убегавшего мальчишку, чтобы он не предупредил остальных.

– Его звали Силь. Мальчуган двенадцати лет. Ты утопила его, как щенка.

Ченцель все еще дергалась, пытаясь освободиться, но у старухи была железная хватка.

– И что же, он сопротивлялся? Может, пытался лягнуть тебя на последнем издыхании, пока ты держала его за плечи? Может, царапался или кусался?

Руки Ченцель обмякли и опустились.

– А тебе известно, что клан Оранавра продал все товары? Они выручили достаточно денег, чтобы нанять Антиванского Ворона.

Ченцель уже почти ничего не слышала, но Нэн явно знала, что делает.

– Лессеф из Антиванских Воронов выполнила заказ.

Ченцель ощутила, как ее, обмякшую, поднимают на ноги. Двумя едва заметными движениями Лессеф привязала девушку к копью и слегка ослабила шарф, чтобы ее продолжил душить вес собственного тела. Последнее, что увидела Ченцель, – солнце, опустившееся в море Ноцен. Закат окрасил белые гребни волн ослепительно-алым и рыжим цветом, превратив их в блестящие вспышки. В глазах у Ченцель потемнело.

Минуту спустя тот, кто посмотрел бы со стороны лагеря, увидел бы лишь одинокого патрульного, который сидел, опираясь на копье, и с невозмутимым видом любовался морем.