Андрэ Нортон - Колдовской мир [сборник litres]

Я неплохо знал таких людей. Это прирожденные воины, из них получаются хорошие командиры, но чаще они исправно служат под началом того, кто пользуется их уважением. Они составляют крепкое ядро всякого войска, ведущего честную войну, а в мирное время чувствуют себя не в своей тарелке, словно утрачивая смысл существования, если меч слишком долго остается в ножнах. Годгар ехал и, будто принюхиваясь, скользил взглядом по сторонам, запоминая ориентиры на местности, как опытный разведчик, привыкший к любым превратностям судьбы.

Облюбовав место для лагеря, Хорван приказал разбить палатки, хотя климат в Долине был такой мягкий, что вполне можно было заночевать под открытым небом. Наконец я подъехал к Килану, мы пустили лошадей рядом, и я заговорил с ним о Динзиле.

Начав объяснять, в чем дело, я заметил, что Килан хмурится. Я замолчал и пристально посмотрел на него. Тогда я прибегнул к мысленному контакту и с удивлением обнаружил – впервые в жизни – его недоверие к моим словам. Я был поражен: брат считал, что я навожу тень на ясный день, пытаюсь посеять раздор…

– Нет, не то, – горячо запротестовал он, в свою очередь уловив мои мысли. – Но что ты имеешь против этого человека? Что, кроме неясных ощущений? Если он враг, то почему же его пропустили знаки, которые оберегают Долину? Я уверен, она надежно защищена от всех, кто связан с Великой Тенью.

Но как же он ошибался! Хотя тогда мы об этом не знали.

Чем мог я доказать верность моих подозрений? Что смущало меня? Выражение глаз Динзиля? Это было всего лишь ощущение – но именно такие ощущения служат нам обыкновенно последней защитой.

Килан улыбнулся мне, его недоумение постепенно прошло, но я уже замкнулся в себе. Как обжегшийся ребенок, доверчиво протянувший руку к раскаленным углям, привлеченный их светом и не ожидавший опасности, я теперь смотрел с подозрением на все вокруг.

– Считай, что ты меня предупредил, – сказал брат, и я понял, что он не верит моим предчувствиям.

В тот вечер был устроен пир, хотя, казалось бы, какое может быть веселье в преддверии войны. Но этикет есть этикет, и, возможно, его соблюдение в такой момент придавало собравшимся уверенности в том, что все идет своим чередом. Я до сих пор не поговорил с Каттеей – не решался после неудавшегося разговора с Киланом. Теперь меня угнетало, что она сидит за столом рядом с Динзилем и он, улыбаясь, что-то говорит ей, а она улыбается и смеется в ответ.

– Ты всегда так молчалив, воин с суровым лицом?

Я повернулся и увидел Дагону – ту, что меняла свой прекрасный облик, становясь такой, какой хотел ее видеть глядящий на нее человек. Сейчас ее волосы были цвета воронова крыла и на белом лице играл легкий румянец, при заходе же солнца волосы казались золотисто-медными и кожа – золотисто-смуглой.

«Интересно, каково это – быть столь разной?» – спросил я себя.

– Какие думы владеют тобой, премудрый Кемок? – продолжала поддразнивать меня Дагона, и я вышел из оцепенения.

– Невеселые думы, моя госпожа.

Дагона посерьезнела, перевела взгляд на кубок, который держала в руках, слегка качнула его, и пурпурная влага плеснула в края.

– Мне кажется, твои думы слишком угнетают тебя.

– Так оно и есть.

Почему я это сказал? Я не привык ни с кем откровенничать, кроме брата и сестры конечно; ведь мы трое раньше всегда были заодно. Были… А теперь? Я снова взглянул на Каттею, улыбающуюся Динзилю, и на Килана – тот был поглощен беседой с Этутуром и Хорваном, словно стал между ними связующим звеном.

– Ветка, не цепляйся за листья, – мягко произнесла Дагона. – Наступит час – ветер все равно сорвет их и унесет прочь. Но взамен вырастут новые.

Я понял намек, зная, что между ней и Киланом установились особые взаимоотношения, но именно это нисколько меня не задевало. Я был готов и к тому, что когда-нибудь рядом с Каттеей тоже появится близкий человек. Я ничего не имел против того, чтобы Каттея смеялась в этот вечер и женское кокетство заслоняло в ней и колдунью, и сестру. Но рядом с ней сидел Динзиль!

– Кемок!

Я снова взглянул на Дагону, испытующе смотревшую на меня.

– Кемок, что с тобой?

– Госпожа, – я смотрел ей в глаза, – я чувствую опасность. Я боюсь…

– Динзиля? Боишься, что он отнимет у тебя взлелеянное тобой сокровище?

– Да, я боюсь Динзиля. А точнее того, кем он может оказаться.

Не сводя с меня глаз, она поднесла кубок к губам.

– Я присмотрюсь к нему, воин. Очевидно, я неправильно поняла тебя поначалу. Не родственная ревность снедает тебя, этот человек неприятен тебе сам по себе. Почему?

– Не знаю. Просто смутное ощущение.

Дагона поставила кубок.

– Чувства вернее слов. Будь спокоен, я понаблюдаю за ним.

– Благодарю, госпожа, – тихо ответил я.

– Ты можешь ехать с легким сердцем, Кемок, – добавила Дагона. – И пусть тебе сопутствует удача. Но не выпускай из рук меч.

Я кивнул ей, поднимая свой кубок.

Таким образом, Дагона узнала о том, что меня мучило, и отнеслась к этому серьезно. И все-таки беспокойство мое не улеглось. Наутро мне предстояло отправиться с миссией к кроганам, а Динзиль явно не собирался покидать Долину.

Итак, решено было, что зеленые и все мы, к ним присоединившиеся, попытаемся заключить союз с жителями низинных областей. Килан должен был выехать с Дагоной к фасам, подземным обитателям, которых мы еще ни разу не видели. Их стихией были сумерки и ночь, но, насколько мы знали, к Великой Тени они никакого отношения не имели. А я отправлялся с Этутуром к кроганам, чьими владениями были реки, озера и все водные пути Эскора. То, что я и Килан из Эсткарпа, должно было придать нашей миссии особый вес.

Мы с Этутуром выступили в путь ранним утром. Килан и Дагона проводили нас. Они дожидались ночи, чтобы вызвать фасов, надо было установить факелы в отдаленном пустынном районе.

Лошадей мы оставили в Долине: я ехал верхом на одном из помощников Шапурна, а Этутур – на самом Шапурне. Наши скакуны-рентаны были чуть крупнее вьючных лошадей. Их шкура, ярко-рыжая на спине и кремовая на животе, лоснилась; на лбу у каждого торчал длинный, изящно выгнутый красный рог. Идя галопом, они задирали короткий пушистый хвост, кремовый, как и пушок между ушами.

Рентаны были без узды – такие же полномочные представители, как и мы, из любезности предложившие нам свои услуги, чтобы ускорить наше путешествие. А поскольку все пять чувств у них были развиты острее, чем у нас, рентаны выступали также в роли разведчиков, чутко реагируя на любую опасность.

Этутур был в зеленом одеянии жителей Долины, за поясом у него торчал боевой кнут, их излюбленное оружие. На мне была кожаная куртка и кольчуга Эсткарпа. После долгого перерыва кольчуга казалась непривычно тяжелой. Шлем с кольчужным шарфом тонкой работы я держал в руке, подставляя голову свежему рассветному ветерку.