Н. Джемисин - Каменные небеса [litres]

Я не буду описывать шок и смятение, охватившие меня в эти первые часы после моего изменения. Я никогда не смогу ответить на вопрос, как я вернулся с Луны на Землю; помню лишь кошмар бесконечного падения и горения, возможно, это был бред. Я не буду просить тебя представить, каково это вдруг оказаться в одиночестве, без голоса, после того, как целую жизнь пел для других таких как я. Таково было правосудие. Я принимаю его; я признаю свои преступления. Я искал искупления за них. Но…

Ладно. Что сделано, то сделано.

В эти последние моменты перед трансформацией мы успели отменить приказ о Выжигании двумстам и двадцати девяти фрагментам. Некоторые раскололись от напряжения. Остальные погибнут за последующие тысячелетия, их матрица была разрушена непостижимыми магическими силами. Большинство перешли в режим сна, продолжая тысячелетиями парить над миром, которому больше не нужна их сила, – пока, по воле случая, одна из хрупких тварей внизу не пошлет смутного, нецеленаправленного запроса о допуске.

Мы не могли остановить двадцать семь, захваченных Землей. Но нам, однако, удалось ввести задержку в их командную структуру: сто лет. Сказки ошибаются лишь в одном – в периодизации, понимаешь ли. Через сто лет после того, как дитя Отца-Земли было отнято у него, двадцать семь обелисков прожгли путь к сердцу земли, оставив огненные раны по всей коре планеты. Это не было тем очищением, которое задумал Земля, но все же это стало первым и самым страшным Пятым временем года – вы называете его Расколом. Человечество выжило потому, что для Зимы сотня лет – ничто, и ничто даже для человеческой истории, но для переживших падение Сил Анагиста это было достаточным сроком для подготовки.

Луна, роняя кровь обломков из раны в сердце, исчезла через несколько дней.

И…

Я никогда больше не увидел ни Келенли, ни ее ребенка. Я никогда не искал их, стыдясь себя, того чудовища, которым я стал. Но она выжила. То и дело я слышал скрежет и рокот ее каменного голоса и нескольких рожденных ею детей. Они не были совсем одиноки – при помощи остатков своей магестрической технологии уцелевшие силанагистанцы вывели еще несколько настройщиков и использовали их для строительства убежищ на случай чрезвычайной ситуации, систем предупреждения и защиты. Однако эти настройщики со временем умирали, когда кончалась их полезность или когда остальные обвиняли их в гневе Земли. Только дети Келенли, которые не показывали себя, чья сила не была видна простым взглядом, продолжали существовать. От ньессов остались только потомки Келенли – лористы, бродящие от поселения к поселению, предупреждающие о грядущей катастрофе и учащие остальных сотрудничать, приспосабливаться и помнить.

Но, однако, все получилось. Ты жива. Это ведь тоже моих рук дело, не так ли? Я делал лучшее, что мог. Помогал чем и когда мог. И теперь, любовь моя, у нас есть второй шанс.

Пришла тебе пора снова покончить с миром.

2501: Тектонический сдвиг в направлении Минималь-Максималь: массивный.

Ударная волна прошла по половине Северного Срединья и Арктике, но остановилась на внешнем рубеже экваториальной узловой системы. На другой год цены на продовольствие резко возросли, но голод предотвращен.

ЭТО ЗАКАТ ТОГО ДНЯ, КОГДА НЭССУН РЕШАЕТ ИЗМЕНИТЬ МИР. Она весь день пролежала, свернувшись комочком, рядом с Шаффой, подложив под голову его старую, все еще в хлопьях пепла, одежду, вдыхая его запах и желая невозможного. Наконец, она встает и очень осторожно скармливает ему остатки приготовленного ею варева из овощей. Еще она дает ему много воды. Даже после того, как она затащит Луну на встречный курс, до столкновения с Землей останется еще несколько дней. Она не хочет, чтобы Шаффа в это время слишком страдал, поскольку ее не окажется рядом, чтобы помочь ему.

(В душе она такая хорошая девочка. Не сердись на нее. Она может делать выбор лишь в пределах ее невеликого опыта, и не ее вина, что этот опыт по большей части был ужасен. Вместо этого подивись, насколько легко она умеет любить, насколько полно. Любви достаточно, чтобы изменить мир! Она узнала откуда-то, как любить вот так.)

Промокая тканью пролитое варево с его губ, она тянется вверх и начинает активировать свою сеть. Здесь, в Сердечнике, она может делать это даже и без оникса, но запуск займет время.

– «Заповедь, начертанная в камне», – серьезно говорит она Шаффе. Его глаза снова открыты. Он моргает, вероятно, реагируя на звук, хотя она понимает, что это бессознательно.

Эти слова она прочла в странной рукописной книге – той, в которой она нашла, как использовать малую сеть обелисков как «резервный ключ», чтобы подорвать власть оникса над Вратами. Человек, написавший эту книгу, был, вероятно, сумасшедшим, судя по тому, что он, похоже, любил мать Нэссун много лет назад. Это странно и неправильно, но почему-то не удивляет. Каким бы огромным ни был мир, Нэссун начинает понимать, что он еще и тесен. Одна и та же история ходит по кругу. То же начало, тот же конец. Те же вечно повторяемые ошибки.

– Некоторые вещи слишком сломаны, чтобы их исправить, Шаффа. – Необъяснимо, но она думает о Джидже. Эта боль заставляет ее на миг замолчать. – Я… я не могла придумать ничего лучше. Но я хотя бы сумела остановить эту плохую вещь.

С этими словами она встает, чтобы уйти.

Она не видит, как лицо Шаффы поворачивается, словно Луна, уходя в тень, чтобы посмотреть ей вслед.

Когда ты решаешь изменить мир, стоит рассвет. Ты все еще спишь в спальнике, который Лерна принес на крышу здания, помеченного желтым крестиком. Ты провела ночь под водонапорной башней, слушая постоянный грохот Разлома и треск случайных молний.

Возможно, вам следовало еще раз заняться сексом, но ты не думала об этом, а он не предлагал, так что ладно. У тебя и так уже из-за этого проблемы. Нечего полагаться только на средний возраст и голодовку в деле контроля за рождаемостью.

Он смотрит, как ты встаешь и потягиваешься, и восхищение в его взгляде так и остается для тебя смущающим и непонятным до конца. Из-за этого ты чувствуешь себя лучшим человеком, чем ты есть на самом деле. И это снова заставляет тебя бесконечно сожалеть о том, что ты не можешь ждать до рождения ребенка. Ровная, упорная доброта Лерны – то, что должно каким-то образом уцелеть в этом мире. Увы.

Ты не заслуживаешь такого восхищения. Но намерена заслужить.

Ты спускаешься вниз по лестнице и останавливаешься. Прошлым вечером, кроме Лерны, ты дала знать Тонки, Хьярке и Юкке, что пора – ты уйдешь утром после завтрака. Вопрос о том, смогут ли они пойти с тобой или нет, остается открытым. Если сами вызовутся – одно дело, но спрашивать ты не будешь. Что же за человек ты будешь, если начнешь силой толкать их навстречу такой опасности? В нынешней ситуации им и так достанется, как и всему человечеству.