Татьяна Коростышевская - Сыскарь чародейского приказа [litres]

В раздражении я саданула кулаком по стене, кусок ее поехал в сторону. То есть там дверь была, только раздвижная и без ручки, и закрашена под цвет шпалер, потому-то я ее и не приметила. Спустившись по винтовой лесенке, я оказалась в кухоньке, чистенькой, прибранной и какой-то по-домашнему уютной.

Добрая тетенька в переднике угостила меня сладким чаем и рассыпчатой пшенной кашей. Так что через полчасика я, сытая и оттого сонная, откинулась на стуле.

– Спасибо! А вот у меня в соседней горенке чардей болеет…

– И чего? – Тетенька то ли не любила чардеев, то ли раздражалась тем, что я начала издалека.

– Его кормить когда будем?

Хозяюшка хмыкнула, достала из шкафчика какой-то листок, хмыкнула еще раз и ответила:

– Не раньше пятницы. У него пост специальный, чародейский.

Мне стало жалко шефа, я даже на минуточку забыла, что сержусь на него сверх меры. Может, ему того, тайком завтрак пронести? Нет. Вдруг у него от моих потчеваний что-то в организме разладится, какие-нибудь тонкие чародейские настройки? Нет уж, Гелюшка, не лезь туда, где ничего не понимаешь. И так неладно получилось твоими стараниями. Да и не ходи к Крестовскому лишний раз, тебе же спокойнее – без сердцебиений и ногоподгибаний. Вечером домой вернешься, а завтра – на службу, Ольге Петровне с бумагами помогать. Не жизнь у тебя начнется, а бесконечный праздник! Тут я шмыгнула носом, потому что от открывающихся перспектив захотелось разреветься.

Я вернулась в комнату, растянулась на постели, засунув очки под подушку, и уже почти было задремала, потому что после сытной трапезы поспать – самое то. Мысли в голове шевелились простенькие, необязательные – я немножко подумала о несправедливости, о мужской гордыне, о том, какие у шефа белые и гладкие плечи, о пауках, которые снятся мне непрестанно почти каждую ночь.

А вот интересно, шеф сказал, что у всех чародеев из его списка есть алиби на момент убийства «вдовы Жихаревой», а потом перенес меня с собой на много верст в подвал приказа. Тогда что такое алиби для чародея, если он за пару мгновений может в любом месте оказаться? Ничто! Значит, если бы меня от дела не отодвинули, как бы я это самое дело распутывала? Думай, Геля, тебе голова для этого дадена!

Я бы разделила его на несколько «нитей». Первая – чародейская. Тут я пока не знаю, как подступиться, тут бы мне консультация понадобилась. Вторая ниточка – любовная. Я бы вызнала про всех мужчин, с которыми «Жихарева» дружбу водила, и сравнила бы списки – чардеев и любовников. Только вот все это и без меня уже сделали, в этом я уверена.

Третье. Венера из Парижа. Что у нее с покойной Анной Штольц общего? Мамаев? Кстати, и эту ниточку из рук выпускать нельзя, хотя она настолько явная, что просто не может быть верной.

Четвертая. Коляска разбойного приказа…

Пятая…

Нитей было уже много, я не могла их все держать в голове одновременно. Может, потому и заснула. И мне, конечно же, приснился паук, только теперь пауком тем была я. Я сплетала ниточку за ниточкой, скрепляя обрывки знаний. Купец Жихарев, несчастная Анна, Мамаев, Петухов, Толоконников, шеф – всем находилось место в моей паутине. И мне было очень правильно и спокойно, я методично плела свою сеть и знала, что через какое-то время, пусть не сразу, ответ для меня станет очевиден.

Жаль, что я обо всем этом забыла, когда проснулась.

– Я тебе говорил, она тут! – орал кто-то над ухом. – Пусти, аспид! Рука! Ай!

– И зачем ты ее сюда притащил, окаянный? – басил Зорин. – Покалечил нам красавицу?

– Тише говорите, – увещевал Эльдар. – Семушка за стенкой, услышит, нам всем мало не покажется!

– Я ее без сознания на каретном дворе нашел, – оправдывался неклюд. – В кровище!

– У меня еще ожоги были, – сообщила я, не открывая глаз. – Как от гусеницы ядовитой.

– Чавэ! – Бесник потрогал меня за нос. – Бледненькая какая…

Я надела очки, села на кровати и строго проговорила:

– Что за балаган, господа, вы здесь устроили? Проявите уважение к страдальцам, обитающим в этой… обители!

Обитающим в обители! Перфектно, Геля! Твой учитель словесности велел бы тебе стоять в углу на горохе за эдакие экзерсисы.

– А зачем ты неклюдский пояс надел, Ванечка? – уже спокойнее спросила я Зорина, заметив у него под сюртуком знакомые серебряные пластины.

– Я с его помощью этого вон, – Зорин махнул в сторону неклюда, – искал.

– Далеко же ты меня искал, чардей, – скривился Бесник. – Ровно до вашего приказного дневального. Я, чавэ, – неклюд обернулся ко мне и опустился на краешек кровати с таким видом, будто дело обычное и у нас с ним так общаться давно заведено, – отмечаться в приказ пришел. Стою, значит, имя свое в книге отмечаний корябаю, тут налетают на меня эти два разбойника и давай пытать.

– Допрашивать! – возразил Зорин.

– Пытать! – припечатал неклюд и вытянул вперед руку, демонстрируя синяк на запястье. – С угрозами и членовредительствами!

– Это у них стиль такой в приказе, – успокоила я Бесника, припомнив, как мне лично угрожал Крестовский. – Ну не до смерти же тебя запытали. Значит, ты меня, получается, спас?

– Получается.

– Спасибо. А когда ты меня на каретном дворе нашел, ты никого больше там не видел?

– Тень? Морок? – Бесник пожал алыми плечами. Страсть собеседника к вырвиглазным цветам сорочек меня несколько фраппировала. – Да я там, честно говоря, не присматривался и не принюхивался. Запах был гадостный, будто… – неклюд поводил глазами из стороны в сторону, – будто и не человек там был.

– Понятно, – ввернула я любимое шефово словечко.

Если бы мне ничем таким в приказе заниматься не запретили, я бы первым делом каретный двор обыскала. Орудие, так сказать, преступления найти попыталась. Дубина? Отравленная гусеничная дубина! Только что придуманный предмет меня немало вдохновил.

Мамаев с Зориным тем временем попытались обустроиться для беседы. На кровати места для них не оставалось, Эльдар уселся на подоконник, Иван просто прислонился к стеночке, бормоча под нос что-то недовольное.

– Документы мне захватили? – спросил появившийся на пороге Крестовский.

– Что ж вы всей честной компанией к барышне-то ввалились? – Лекарь Матвей Кузьмич тоже не желал остаться в стороне.

Зорин порылся во внутреннем кармане сюртука и достал трубочку бумаг:

– Вот все, что под руку попало.

Шеф зашуршал документами, высокомерным жестом согнал с моей кровати Бесника и занял его место. Я почувствовала себя крайне неуютно, поискала глазами, на ком бы свой взор успокоить, и выбрала лекаря. Матвей Кузьмич смотрел сурово, почему-то не на нарушителей лазаретного спокойствия, а на меня, страдалицу.

– Кхм… – кашлянула я значительно. – Тут лекарь велел мне Беснику кое-что рассказать.