Елена Хаецкая - Прозаические лэ [сборник litres]

И вот когда письмо было наконец прочитано и смысл его установлен, Турольд и Валентина залились густой краской и надолго замолчали. И впервые им было неловко глядеть друг другу в глаза.

Потому что отец Турольда задавал вопрос, который сам Турольд ни за что не хотел бы задавать. Ему не нужен был ответ Валентины, ни правдивый, ни лживый, потому что любой ответ отдалил бы их друг от друга. И они сидели, прижавшись друг к другу, как разоблаченные заговорщики в ожидании казни, и объединяло их нежелание подчиниться воле Гарольда.

Турольд сказал:

– Я попрошу совета у Артусы. Король, мой отец, полностью ей доверяет.

Артуса обо всем знала еще прежде, чем письмо от Гарольда было прочитано: она догадалась о существе вопроса, едва лишь увидела на послании королевскую печать.

– На другом конце острова, – сказала Артуса, – живет человек по имени Блеоблерис. Это могущественный колдун, который владеет множеством сокровищ. Иные сокровища достались ему силой меча его подданных, иные он сотворил сам, а иные сделали для него плененные им волшебные существа. Мне же известно обо всем потому, что я состою с ним в родстве. Тебе, Турольд, следует отправиться к Блеоблерису и забрать у него некую чудесную вещь. Свойства этой вещи убедят твоего отца и позволят тебе никому не задавать вопросов, которые разрушат твою жизнь.

– Расскажи мне, что это за вещь и как я могу ее раздобыть! – взмолился Турольд.

– Слушай, – сказала злая фея. – Жил некогда граф Годмунд, женатый на великанше, и был у него чудо-баран с разноцветным руном. Многие зарились на этого барана, но Годмунд строго охранял прекрасное животное и никому не позволял к нему прикасаться. Весть о чудо-баране разошлась по всей Ирландии…

– Разве «Годмунд» – ирландское имя? – перебил Турольд.

Артуса пожала плечами:

– «Блеоблерис» тоже не ирландское имя, – сказала она. – Однако не мешай моему рассказу. Возможно, мужа великанши звали и не Годмунд, но это не имеет большого значения для того, что тебе предстоит узнать. Итак, жили в той земле четыре эльфы, которым просто не давала покоя мысль о волшебном баране с разноцветным руном. Надо прибавить, что шерсть барана была четырех цветов: белая, черная, красная и желтая. Как раз по числу эльф – и по цвету их волос, ибо одна сестра была черноволоса, вторая беловолоса, третья красноволоса и младшая, самая хитрая, – желтоволоса. Ее звали Лисицей, красную – Куницей, черную – Лаской, а белую – Песцом. В этих животных они умели оборачиваться.

– Они украли барана? – снова перебил Турольд.

Артуса покачала головой:

– Эльфы были не настолько глупы, ведь они были женщинами и не шли напролом. Нет, по ночам они пробирались в золотой сарай, где Годмунд держал своего барана, и тайком начесывали шерсть. И так они украли четыре больших тюка, каждый своего цвета. Но в последний день, когда они явились с гребешками и щетками, граф Годмунд подстерег их и набросил на них волшебную сеть, которую соткали для него Маленькие Девы, народ твоей матери.

– Народ моей матери умеет ткать чрезвычайно плотные сети, – сказал Турольд, кивая с довольным видом.

– Стало быть, ты понимаешь, что мой рассказ правдив, – сказала Артуса. – Итак, Годмунд изловил четырех эльф и пригрозил, что предаст их смерти. А это ничего ему не стоило, ведь он обладал огненным мечом, который сотворили для него великаны – народ его супруги, – и этот меч мог перерубить любую плоть любого существа, доброго или злого, обычного или сверхъестественного, очень маленького или очень большого. Поэтому эльфы стали плакать и молить его о пощаде. Годмунд сначала делал вид, что очень рассержен, а затем согласился пощадить сестер с условием, что из украденной шерсти они соткут для него чудесный четырехцветный плащ. И это – то, к чему я веду мой рассказ, Турольд, поэтому отныне слушай меня еще более внимательно! Эльфы засели за работу. Годмунд велел заковать их в цепи, но так, чтобы это не мешало им прясть и ткать. Он запер их в пещере, завалив вход, но оставил отверстие высоко в потолке, чтобы они не испытывали недостатка в освещении, необходимом для их работы. И вот за восемнадцать зим они соткали волшебный плащ.

– И он отпустил их?

– Четыре эльфы к тому времени так состарились, что иссохли и умерли и сами себя воткали в эту ткань, – сказала Артуса. – Их лица, руки, их маленькие скорченные тела можно различить среди четырехцветных узоров.

– В чем же волшебная сила этого плаща? – спросил Турольд. – И почему он хранится у твоего родственника Блеоблериса?

– Ты действительно хотел бы узнать всю историю, от начала и до конца: о том, как Блеоблерис объявил войну Годмунду, потому что четыре эльфы были его подданными и потому, что он сам жаждал завладеть чудесным бараном, и о том, как шли события этой войны, и о том, как во всем этом принимали участие великаны?..

Она помолчала, потому что Турольд в ужасе покачал головой, и после короткой паузы заключила:

– Итак, Блеоблерис завладел пестрым плащом и хранит его среди прочих своих сокровищ, однако во время пиров достает из сундука и заставляет всех дев и женщин примерять его – ради жестокой потехи. Если дева чиста и невинна, а жена добродетельна и во всем верна и послушна мужу, то волшебный плащ остается в неизменности; если же поведение девы было предосудительным, а в поступки жены вкрался грех или хотя бы греховная мысль, – плащ начинает корчить рожи, ползти то вверх, то вниз, извиваться, удлиняться, укорачиваться, – словом, всячески порочить ту, которая его надела. И поскольку невозможно найти жену, в мыслях которой никогда не было бы ничего греховного, то плащ таким образом потешает собравшихся за пиршественным столом мужчин.

– А мужчины? – спросил Турольд. – Разве не было бы весьма забавно и поучительно надеть такой плащ на любого из них?

– В самой природе мужчин заложена греховность, – сказала Артуса. – Хоть и считается, что Ева сбила с пути Адама, но Еву-то еще раньше сбил с пути змей, а змей был мужского пола. Так или иначе, мужчины этот плащ никогда не надевают. Но ты плохо слушал меня, Турольд! Если ты завладеешь четырхцветным плащом, то сможешь никогда не задавать Валентине тот вопрос, о котором так заботится твой отец.

Турольд поклонился Артусе и громко признал ее самой коварной женщиной и самым верным другом на земле.

Квинталин и Грелант сидели в лесной избушке; сын гадьи вяло перебирал струны арфы, которая после неудачи с Валентиной как будто утратила всю свою силу, а карлик потягивал из кувшина пиво и скучал. Когда Турольд открыл дверь и пошел, оба посмотрели на него с ненавистью, но даже не встали с места. Турольд уселся рядом с карликом, взял у него кувшин и выпил одним махом все, что там оставалось, а оставалось немало, поскольку кувшин был бездонным.