Холли Рейс - Полночные близнецы [litres]

– Услышала, – отвечаю я.

Я окидываю взглядом реку, потом улицы, лежащие впереди, – те, которые уведут меня в сторону от цели.

Я ловлю горсть инспайров и прижимаю их к плечу Лэм. И представляю, как они погружаются в ее мышцы, наполняя силой ее ноги и копыта. В глубине моего мозга что-то пульсирует, это что-то перемещается по моей шее, по рукам, прямо в лошадиную шкуру под моими пальцами.

– А теперь лети, – шепчу я в гриву Лэм.

Все ее тело, все мышцы напрягаются, а потом она вытягивает передние ноги, взбрыкивает задними – и взлетает в потоке ветра.

– Ферн! – кричит Рейчел. – О боже, Ферн!

Я позволяю холодному воздуху смыть мои тревоги. Город подо мной превращается в скопление кукольных домиков. Гигантская чайка пикирует с высоты ко мне и пронзительно кричит, приветствуя меня. К ней присоединяется вся стая, и мы с Лэм летим среди них, а они направляются к тем местам, где побольше добычи.

Когда мы надоедаем птицам и они решают повернуть в сторону, я мысленно призываю их, и они возвращаются, вынужденные к тому моим воображением. Они будут хорошей маскировкой, когда я окажусь ближе к своей цели. Мы поворачиваем вслед за изгибом реки, и вот уже я вижу это. Королевский арсенал выглядит именно так величественно, как это предполагает его имя, – это комплекс каменных зданий, выстроенных вокруг дворов, арсенал смотрит на реку. Я направляю Лэм к краю складов, отпуская ту часть моего воображения, что держала ее в воздухе. У меня уже стучит в голове от усилий.

– Осторожнее, – говорит мне в ухо Рейчел. – Держи птиц рядом как можно дольше. Вокруг много сновидцев, но харкерам трудно определить, прячутся ли среди них авентуры.

Лэм мягко приземляется в парке неподалеку от Королевского арсенала. Я как могу быстро расседлываю ее и прячу седло и уздечку в кустах поблизости. Я касаюсь листьев, скручивая в ладонях инспайров, позволяя им напитаться моей силой. Она быстро нарастает, оборачиваясь вокруг упряжи, и вскоре становится почти невозможно понять, что там спрятано. Последнее касание – и из куста вырастает одинокий пурпурный цветок. Он подскажет мне, где искать, если я, вернувшись, забуду место. Прощаюсь с Рейчел и снимаю шлем. Наконец я поворачиваюсь к Лэм, которая уже принялась щипать сочную траву.

– Подожди меня, ладно? – говорю я.

Она тихонько ржет и тычется в меня носом, а потом возвращается к еде, явно больше озабоченная тем, как бы кто другой не обнаружил такую хорошую травку, чем перспективой моей неминуемой гибели.

– Ладно, я тоже тебя люблю, – говорю я и ухожу.

– Ферн!

Олли спрыгивает со спины Балиуса, чьи бока тяжело вздымаются после долгой скачки. Брат быстро шагает ко мне.

– Ты уж поосторожнее там, – говорит он.

– Не входи следом за мной, пока не убедишься… – начинаю я, протягивая ему шлем, чтобы он мог поддерживать связь с Рейчел в Тинтагеле.

– Знаю, – отвечает Олли. – Не буду ломать твой стиль, пока не узнаю наверняка, что ты мертва, ладно?

– Ты лучший.

Мне нужно пересечь лишь несколько улиц, и вот я вижу высокие стены арсенала. Я трачу некоторое время на то, чтобы собрать инспайров и распределить их вокруг себя в попытке сделаться похожей на сон. Проблема в том, что мои усилия уже вызвали небольшую головную боль, и она нарастает с каждой секундой. Я осознаю, что лорд Элленби переоценил мои возможности, и от этого мне горько.

Ворота арсенала охраняют вооруженные авентуры, без сомнения нанятые Мидраутом. Но я не уверена, что они здесь необходимы, – они уж точно не охраняют вход от снов, потому что каждый раз, когда какой-то сон или кошмар приближается к стенам, он или меняет свой курс, как будто пугаясь чего-то внутри, или рассыпается, превращаясь в инспайра. А потом я чувствую это – то самое ощущение тошнотворной пустоты, которое накатило на меня рядом с театром «Глобус». Окружающие меня инспайры на мгновение липнут ко мне, но их тут же сдувает некоей силой, что кроется за стенами. Я открыта, я больше непохожа на сон, но, может быть, они не должны были меня заметить.

– Стоять!

Ох, вот дерьмо.

Все в порядке, Ферн. Мы к этому готовились .

Я делаю глубокий вдох, приказываю своему сердцу вести себя прилично и подхожу к стражам.

– Слава богу, вы можете меня видеть, – говорю я.

– Что-то ты слишком уж молода, чтобы быть авентуром, – говорит один из них.

– Послушайте, – говорю я, – я открыла мамино зеркало, и вдруг появился белый свет, а потом я оказалась здесь. И я ничего не понимаю. Это какая-то игра в виртуальной реальности или еще что-то?

Стражи переглядываются.

– Пожалуй, тебе лучше пойти со мной. – Один из них хватает меня за руку и тащит через ворота внутрь.

– Эй, отстань! – Я пытаюсь изобразить смятение. – Я ничего не сделала! Слушай, если ты можешь мне просто объяснить, как отсюда выбраться, я уйду, хорошо?

– Ты веди себя потише, – негромко говорит страж. – Здесь никому не разрешается кричать. Ему это не нравится.

Ему. Мидрауту. Точно так же как он лишил ртов тех сновидцев, он отобрал голоса у своих собственных слуг. Я продолжаю протестовать – хотя уже намного тише, – а страж ведет меня по широким пешеходным улицам. Вдоль них – пушки и военные флаги. Я внимательно рассматриваю эти флаги. Белый фон, простой черный круг, и в нем – тонкая «V». Это немного напоминает эмблему танов, вот только на флаге Мидраута один-единственный луч вместо пятиконечной звезды.

– Сюда.

Страж толкает меня внутрь через деревянную дверь, потом ведет по пустому коридору, и наконец я оказываюсь в камере с кирпичными стенами; в ней нет ничего, кроме одного деревянного стула.

– Руки на стену, – приказывает страж.

Он ощупывает меня в поисках чего-нибудь такого, что могло бы изобличить меня или представлять опасность для него. Он внимателен, но, конечно, ничего не находит и очень быстро оставляет меня в покое, так что я могу приступить к своему делу.

Сначала я просто обхожу камеру в поисках инспайров, которые могли бы задержаться в этой тюрьме. Пугающее чувство пустоты усилилось, когда меня привели сюда, но я стараюсь не обращать на него внимания.

Лорд Элленби говорил нам, что сами стены и помещения здесь могли измениться по прихоти Мидраута, но я совсем не ожидала, что почувствую нечто настолько чужое. Пустота царапает мои кости. Здание подверглось таким сильным манипуляциям, что его способность меняться почти иссякла, как не может больше меняться дерево, когда его превращают в уголь. Но где-то там, в толще кирпичей, я все-таки чувствую инспайров. Я провожу ладонью по деревянной двери. С моей стороны замка нет, но он есть снаружи. Я пытаюсь дотянуться до механизма, но древесина слишком толстая, плотная. Мне нужно что-то еще.