Холли Рейс - Полночные близнецы [litres]

Наконец, когда солнце уже опускается, бросая золотистое сияние на лондонские крыши, главная дверь музея открывается – и оттуда выплескиваются трейтре. Они шагают размашисто, направляясь по улице к нашей засаде.

– Внимание! – рычит в шлемах голос лорда Элленби. – По моей команде…

Трейтре уже настолько близко, что я слышу тошнотворное слюнявое чавканье тех, кто обладает ртами. Но что-то не так. Я просто не могу понять, что именно.

– Ждите, пока они окажутся в середине ловушки, – говорит лорд Элленби. – Дагонеты, паломиды, на вторую позицию. Окружаем их плотнее.

Что я упускаю?

Я понимаю это в тот самый момент, когда лорд Элленби говорит: «Вперед!» – и мы бросаем лошадей в атаку. Золотого трейтре, генерала этой армии, здесь нет. А если его нет здесь, то где он?

Когда мы расходимся, создавая «клещи», со своих позиций появляются другие отряды, чтобы окружить трейтре, и я кричу в свой шлем:

– Стойте! Стойте! Они знают, что мы здесь!

Но я опоздала. Со звуком, похожим на извержение вулкана, здания позади нас раскалываются. Кирпичи и мрамор сливаются вокруг нас и над нами. Вот вам и сети. Эти трейтре и не собирались сбегать. Мы вместе с ними оказываемся в ловушке, в некоем гигантском ангаре.

У меня сжимается желудок, все органы словно сворачиваются в один клубок. Я падаю со спины Лэм. А между солдатами врага возникает некая фигура. Это Мидраут!

Он совсем не похож на того человека, который несколько месяцев назад выступал на Трафальгарской площади. В Аннуне Себастьян Мидраут куда более впечатляет. Черты его лица здесь резче, глаза ярче, и, куда бы он ни двинулся, за ним следует огненный шторм инспайров. Они трещат вокруг него, как электрические разряды, и я понимаю, что все мои слова о том, чтобы сразиться с ним, – простая бравада. Ни Олли, ни я никогда не управляли вот так инспайрами.

На Мидрауте латы, которые я видела в его крепости. Те, что кажутся созданными из металла и шелка, те, которые вызвали у меня тошноту, когда я к ним приблизилась. И в них он выглядит подобно некоему темному богу.

– Давай! – говорит лорд Элленби, снимая колпачок со своего морригана и подбрасывая того в воздух.

Венеуры следуют его примеру, птицы образуют целое облако, которое падает на Мидраута смертельным градом. Но морриганы не успевают добраться до него, их отбрасывает его сила, они пронзительно кричат от боли.

– Это не сработает, Лайонел, – говорит Мидраут лорду Элленби.

Венеуры успокаивают своих расстроенных морриганов. Так вот, значит, для чего эти латы – они защищают Мидраута от его собственной слабости. Мне бы сообразить это тогда, когда я впервые увидела, как морриган шарахнулся от одного календа, потому что эти латы сотворены из такого же материала. Из чего-то такого, что высасывает инспайров, выворачивает их наизнанку. Для морриганов, которые питаются голубым светом, эта пустота ядовита. Но чего я не понимаю, так это того, как вообще Мидраут может надевать такое. Я даже близко подойти не могу, не истощая свою силу. И насколько же могучим должен быть Мидраут, чтобы надеть нечто подобное и все равно сохранить свой Иммрал?

Мидраут взглядом изучает своих пленников, и наконец его глаза останавливаются на мне. Когда он начинает говорить, его голос такой же мягкий, как в Итхре, но действует он еще более обезоруживающе. Мне хочется делать то, о чем он просит.

– Я предлагаю тебе выбор, – говорит он, и, хотя теперь он смотрит на лорда Элленби, кажется, что его слова относятся ко всем нам. – За стенами замка мои трейтре удерживают две группы людей.

Он протягивает руку, и инспайры вспыхивают на его ладони, создавая нечто вроде марионеток, что движутся по его приказу. Тинтагель в осаде, его окружают сотни трейтре.

– Ты знаешь, что Тинтагель защищен от тех, кто хочет добраться до его обитателей, – говорит лорд Элленби. – Твоя армия не войдет туда без моего разрешения.

– Я не хочу причинять вам вреда, – отвечает Мидраут. – Я лишь прошу об услуге.

Он меняет картину над своей ладонью. Перед воротами Тинтагеля золотой трейтре расхаживает между двумя стайками перепуганных сновидцев. Слева от него сновидцы – старые или изнуренные и худые.

– Эти люди уже близки к смерти, – говорит Мидраут.

Справа сновидцы юные. Некоторые из них и вовсе младенцы, едва начавшие ползать.

– А вот у этих впереди целая жизнь, – продолжает Мидраут. – Если твои люди опустят мост, сдадутся моей армии и отдадут нам ключи от Тинтагеля, я прикажу им убить только первую группу. Если вы будете сопротивляться или попытаетесь так или иначе остановить нас, я прикажу убить вторую группу.

– Зачем, если ты не собираешься причинять вреда моим людям?

– Ты сам виноват, – отвечает Мидраут. – Ты сам это сделал, когда закрыл порталы в остальной части Лондона.

Мидраут нас переиграл, понимаю я. В Лондоне остался только один портал, достаточно большой, чтобы армия трейтре заполонила весь Аннун: это портал в Тинтагеле. Пытаясь защитить сновидцев за пределами Лондона, мы обрекли своих собственных людей.

– И, – говорит Мидраут, – я хочу вернуть то, что вы украли.

Должно быть, он имеет в виду ту коробку-головоломку. Значит, в ней есть еще какая-то польза, она не просто хранит его представление о будущем. Но что это может быть?

В наших шлемах звучит голос Майси:

– Лорд Элленби? Тинтагель окружен…

– Я знаю, Майси, – откликается лорд Элленби.

Я вижу, что он старается, чтобы в его голосе не звучала паника.

– Что нам делать?

Лорд Элленби ничего ей не отвечает. Вместо этого он обращается к Мидрауту:

– Для того, кто постоянно болтает об одном голосе , ты слишком уж любишь разъединять людей, Себастьян, нет? Ты знаешь, что я не могу принять такое решение.

– Значит, ты вскоре умрешь, – говорит Мидраут. – И тогда все будет зависеть от твоих капитанов.

– А мне интересно, – продолжает лорд Элленби, – ты все вот это, – он показывает на стены, окружившие нас, – задумал после того, как обнаружил, что Ферн заглянула в сознание Лотти? Или ты вложил это в память Лотти, чтобы поймать нас в ловушку?

– Ты что, действительно думаешь, что моя дочь могла бы не повиноваться моим приказам? Конечно, это было вложено.

Но я уже не слушаю Мидраута. Что-то в том, как говорил Элленби, – в том, как он показывал на стены, как многозначительно посмотрел на меня… О боже. Он хочет, чтобы я сдвинула эти стены, так? Самсон незаметно заставляет свою лошадь податься в сторону, чтобы прикрыть меня. Лев Фебы становится с другой стороны, так что Мидраут не может увидеть, что я собираюсь сделать. Я стараюсь не думать о том, что все эти люди погибнут, если я не найду выхода. Пусть нас больше, чем трейтре, но мы заперты между ними и стенами. И трейтре легко нас одолеют.