Холли Рейс - Полночные близнецы [litres]

Мидраут появляется в поле моего зрения. Он протягивает руку, и в бреду я поначалу думаю, что он хочет помочь мне встать. И только когда шар инспайров расползается по мне, я понимаю его истинное намерение. Дышать уже почти невозможно.

– Пожалуйста, не надо, – хриплю я.

Он не отвечает. Я смотрю в его глаза, пытаясь понять, как он может делать такое с другими. С человеком того же возраста, что его собственная дочь. На его лице не отражается удовольствия. И мстительности тоже. Но ему и не скучно. Он как будто просто уничтожает соперника-выскочку.

Я чувствую страшное давление на грудную клетку. Легкие горят огнем. Я закрываю глаза и пытаюсь достичь уровня внутреннего покоя. Я вовсе не принимаю того, что должно произойти, но это единственный способ сохранить ясность мысли. Я направляю инспайров в свои кости, укрепляя их насколько это возможно. На мгновение открываю глаза и вижу улыбку Мидраута – он прекрасно понимает, что именно я делаю. Он слегка взмахивает рукой, и давление увеличивается в несколько раз. Мои ребра трещат, я кричу на последнем издыхании.

Что-то мелькает на краю моего поля зрения. Я уже почти ничего не вижу, но это движение улавливаю. Когда Мидраут взмахивал рукой, он сдвинул с места нечто спрятанное под его латами. Неужели это…

Он так сосредоточен на своих манипуляциях надо мной, что не замечает, как я слегка повернула руку и вытянула инспайров из своих костей. Он не замечает, как инспайры осторожно вытаскивают этот предмет из потайного места.

Появляется золотой цилиндр. Оболочка пули, отполированная до ослепительного блеска. Безупречный карманный портал. Зрение возвращается ко мне. Но снова трещит моя грудная клетка. Все органы отказываются работать. Но у меня еще осталось немного мысленной силы, и это все, что мне нужно.

– Что это ты делаешь? – вдруг резко спрашивает Мидраут.

– Сам догадайся! – выдыхаю я, последним усилием вкладываю оболочку ему в руку и активирую ее, заставив его повернуть запястье.

Рык Мидраута – вот все, что я слышу, когда его захватывает голубой свет и уносит обратно в Итхр.

Тяжесть на моей груди мгновенно исчезает, но тело все еще охвачено безумной болью. Моя туника пропитана кровью. Когда я пытаюсь пошевелиться, сломанные ребра трутся друг о друга. Но я должна двигаться. Что это говорила Андраста о мамином зеркале много месяцев назад? «Если оно разобьется в другом мире, я не смогу тебе помочь». Я хватаю обломок камня и изо всех сил, сколько их у меня осталось, колочу по оставшемуся на земле порталу Мидраута, пока не расплющиваю его. Он не сможет вернуться в Аннун, пока не сумеет раздобыть новый портал в Итхре, а это вряд ли будет легко даже для человека его положения. Он устранен, по крайней мере, на какое-то время. Дело сделано, я падаю без сил.

Но мне не позволено потерять сознание, потому что Лэм решает именно в этот момент подойти ко мне и облизать мое лицо. Немного поодаль Балиус, уже вставший на ноги, тычется носом в Олли. И наконец мой брат шевелится. Потом он садится, замечает меня и подползает ближе:

– Ты как, сестренка?

– Черт побери, ты, похоже, опять предпочел остаться в стороне, когда кто-то пытался меня убить.

Смех Олли больше похож на судорожную гримасу. Он гладит меня по разможженному плечу, и от этого по всему моему телу должна бы пронестись волна боли. Но вместо этого электрический удар смягчает боль.

– Мидраут исчез?

– На время.

Олли кивает:

– Значит, остались всего лишь трейтре.

– Да, всего лишь трейтре.

Дрожа, я переворачиваюсь на живот, с трудом встаю на четвереньки. Олли безуспешно пытается подняться на ноги. И снова падает в облаке щебеночной пыли.

– В общем все хорошо, – замечаю я.

Пошарив вокруг в поисках какой-нибудь поддержки, я превращаю несколько инспайров в костыль для Олли, потом создаю повязку для своей груди. Она тугая, боли не устраняет, но хотя бы дает мне уверенность, что ребра не проткнут внутренние органы. Лэм и Балиус явно понимают, в каком мы жалком состоянии, потому что оба ложатся рядом, позволяя нам вскарабкаться на их спины.

Бок о бок наши лошади увозят нас от развалин тюрьмы Мидраута на свежий воздух Лондона, опустошенного трейтре.

Тела сновидцев разбросаны тут и там по дороге. Некоторых явно захватили летающие трейтре и подвесили на фонарных столбах, как туши в лавке мясника. И каждый из этих людей сейчас лежит мертвым в своей постели в Итхре, возможно, рядом с ничего не подозревающим любимым человеком. Все они легли спать, чтобы видеть сны. Все, чего они хотели, – это хороших снов.

Мы молча пускаем лошадей галопом.

– Мы могли бы добраться туда быстрее, – говорит Олли.

Я киваю, отгоняя мигрень – указание на то, что я и так уже сделала слишком много. Я похлопываю Лэм по шее, бормочу:

– Пока, скоро увидимся.

И взлетаю с ее спины в небо.

Олли присоединяется ко мне, и мы летим над крышами, вместе с воронами стремясь к Тинтагелю.

Сначала мы слышим шум битвы. Крики, звон металла о металл. Глухой стук чего-то огромного, упавшего на землю. Крылатые трейтре, освещенные солнцем, кружат над куполом замка. Я с высоты вижу весь масштаб произошедшего за то время, пока мы сражались с Мидраутом. Вокруг Тинтагеля выстроились сотни и сотни трейтре. У каждого гладкая металлическая шкура, но на этом сходство между ними заканчивается. Их тела сооружены из потрясающе разнообразных и страшных орудий убийства. Некоторые ползут, как пауки, по стенам зданий, просовывая длинные лапы в окна и вытаскивая наружу сновидцев и рыцарей, чтобы швырнуть их на землю в сотнях метров внизу. У других огромные челюсти с рядами акульих зубов, они пережевывают людей и камни, как бисквиты. А есть и такие, что похожи на трейтре, убившего мою маму, – они гибкие и элегантные, с длинными, как хлысты, хвостами.

Рыцари уже убили несколько тварей. Тела медных и бронзовых трейтре лежат на земле. Я мельком замечаю своих друзей. Самсон стреляет из лука в протянутые к нему лапы одного трейтре; Наташа стремительно склоняется в седле, чтобы ударить в живот другого. Феба мечется между своей лошадью и своим львом, используя их, чтобы отвлечь монстров от нападения на другого рыцаря. В центре битвы – лорд Элленби, гордо сидящий на своем скакуне, – он стреляет из лука в разные стороны с такой скоростью, что мне это кажется невозможным.

Но павших рыцарей куда больше, чем убитых трейтре. Я почти не вижу их за общей суматохой, но они там, на земле. А потом мое сердце подпрыгивает к самому горлу. На краю поля битвы лежит наполовину съеденное тело. Узнать его можно лишь по лицу. Райф. Райф, спасший меня от ангелов в ту первую ночь, первый человек, давший мне прозвище. Я глотаю ветер, нуждаясь в том, чтобы заполнить как-то провал внутри.