Варвара Озерова - Sophia Isla. Доблесть маленькой души

– Может, они хотели обеспечить себе определенную базу… – Даниэль мастерски подбирал нужное слово, – доказательств? При случае рассказать о том, что побывали в Черапунджи, видели все своими глазами, слышали своими ушами. Тем самым превратить эту поездку в некоторое доказательство своей теории? – Даниэль попадал четко в цель, его простота рассуждений воодушевляла Мию.

– Если, по их мнению, дождевые осадки стекают со склонов гор в долины, равномерно питая урожай Бангладеша, из чего следует, что никакие силы не причастны к засухам, – то вполне может статься, что отсутствие намека на паранормальное явление станет тому доказательством! – Мия просияла, они шли по хлебным крошкам, оставленным Блейками из презрения к чуждой им культуре. – Может, осадки куда и стекают, но точно не к нашим соседям!

– Да, ты права, это невозможно. – Голос Даниэля превратился в наставнический, профессорский, ее любимый. – Я смотрел по картам: самые высокие точки местности обрамлены густыми полями Черапунджи. Да что там полями, до полей идет густой лес, а на границах с соседями… – Даниэль неожиданно замолчал, смотря Мие в глаза, – он понял причину ее отчаяния.

Ведь никто им не поверит: кому может понадобиться усомниться в словах богатых людей из Великобритании?

Тем более кому придет в голову встать на сторону сверхъестественной теории, подставляя свою репутацию под перекрестный огонь ошеломленных критиков?

Если такой человек найдется, какова вероятность, что он проверит карту местности?

То могли бы сделать они, Крафты. Но кто они ? Люди без титула, люди без фамилии .

Джим тоже все понял, ему стало так же грустно. Долгое молчание было прервано тонким вдумчивым голосом:

– Но может быть, и мы что-то сможем? Пока что нет никаких доказательств, а значит, мы сможем их опередить.

Мия сочувственно посмотрела на сына, затем на Даниэля.

– Как и доказательств причастности высших сил, дорогой. Видишь ли, миссис Блейк была крайне заинтересована рассказами про Воздушных Див и про шалости местных духов, хранителей этих мест. Я бы сказала, слишком заинтересована для человека науки. Ко всему прочему, я не смогла предложить им никаких альтернатив, никаких официальных доказательств. И неспроста ведь они засыпали меня вопросами про «Дар чистого неба», упоминаемый в легенде «Непорочного» [14] Легенда Непорочного гласит: «Только свежая непорочная плоть может овладеть даром неба и открыть сокровищу возможность: подарить мертвецу второй шанс, во спасение его души.» , автор которой неизвестен, так же как и автор любого другого местного фольклора. А им обязательно нужен автор: конкретный человек, вокруг которого они закрутят линию своей миссии, возможно, даже обвинят во лжи, чтобы обрести почву под ногами.

После короткой паузы Мия добавила:

– Могла ли я выдать им то, что доселе никому не известно?

Как только Мия произнесла это вслух, она испугалась собственной мысли. Стало ясно: Блейки обязательно напомнят о себе.

Закончив позднюю трапезу, все без исключения почувствовали легкость и покой на душе. Излечившись от волнений и переживаний, семья отправилась в свои уютные спальни, где беззаботно предалась глубокому сну под томную мелодию благовоний, на время позабыв о грядущих хлопотах долгожданного праздника.

Этой ночью в голове Мии Крафт звучал прокуренный голос коренастого диктора:

– Знакомьтесь! В правом углу ринга – молодая супружеская пара Блейков! Вчерашние студенты-социологи, скандальные популяризаторы, борющиеся за право признания единственно верной теории – своей теории!

Из зала раздался оглушительный шум аплодисментов. Дождавшись, когда шум поутихнет, диктор продолжил:

– И в левом углу ринга – коренные жители Черапунджи, передающие из поколения в поколение свою многовековую историю…

Аудитория раскалялась, подобно чану на костре, что только раззадорило алчного человека:

– Так чья же правда победит в этом нечестном бою: злой язык чужеземца против языка нации…

К трем часам ночи было слышно, как под окнами спящих жителей Черапунджи стонет от засухи сырая земля. Деревья трещали по швам: древесная кора вздымалась и лопалась, образуя новые пузыри. Все вокруг стонало от обезвоживания.

Люди изнемогали от жажды, отчего их сны были омрачены миазмами скверных ощущений. Лишь дом Крафтов хранил прохладу – никто не страдал.

Никто, кроме маленького Джим-Джима.

Зеленый лес благоговеет перед маленьким мальчиком: все коряги перед ним будто исчезают, а утренняя роса расползается по коже, приятно освежая ее. Пылкой страстью, переплетенной нитью азарта, ребенок следует в глубь леса за мелодией, насытиться которой не в силах.

Джим смело ступает по грязи. В его душе пылает любовь: вера в людей, пусть даже те и приносят ему боль; вера в жизнь, пусть даже та и заставляет его грустить порой; и вера в себя, как в прекрасный кувшин, в котором пересекаются силы всего того, что его окружает.

Раскинувшиеся свободолюбивые ветви извиваются, гармонируют с женским голосом, подобно мембране, усиливая потоки торжественного песнопения.

Джим приближается к поляне.

На срубе дерева сидит женщина: голова ее опущена вниз, а мелодия, которую она тянет нараспев, поглощает воздух вокруг мальчика, оставляя для дыхания лишь звуки. Джим ныряет в толщу неизведанных вод с головой. Тяжесть погружения дала ему шестое чувство, подобно жабрам, необходимым на новой глубине.

Такого влечения Джим-Джим никогда не испытывал ранее: ее пение – ее дыхание, а лес дышит с ней в унисон, будто он и есть этот звук, созданный здесь и сейчас.

Женщина ласково пригласила Джима к себе на колени: ее руки бережно обхватили талию маленького мальчика и с легкостью перенесли его. Пение лелеяло слух Джима, медленно приближаясь к завершению последнего такта.

Когда их накрыла звенящая тишина, Джим прильнул к ее застывшей груди, в надежде услышать стук сердца прекрасной лесной дивы, но вместо этого услышал красивый холодный голос.

Такой приятный, что Джим мог бы назвать его сладким , если бы был в состоянии об этом подумать.

Прекрасная женщина рассказывала о своей нелегкой жизни: о тяжелом прошлом, что не давало ей спокойно уснуть уже на протяжении многих лет.

Она поведала мальчику о поступках, которые принесли ей сомнение и горе, хоть и вершились ее руками; о вещах, которые она не успела сделать, хоть и имела возможность воплотить их в реальность.

Она рассказала о бескрайнем небе, в котором течет жизнь, невидимая нашему скупому глазу, но обладающая неимоверной силой, стихийной и гармоничной: