Виктор Попов - Мельница времени

И тут же ощерил длинные желтые зубы, как рвущийся с цепи пес.

– Я понял! – грозно прокричал он. – Тебя подослали, чтобы меня извести! Все, тебе конец!

– Да вы тут сговорились, что ли?! – выпалила в ответ девочка. – То Ягини, к которым в плен попала, шпионкой обозвали! Теперь вы еще!

– Ты у Ягинь в плену была?! – выпучил глаза старик. – Они тебе враги, что ли?!

– Ну, не друзья, во всяком случае, – хмуро произнесла Катя. – Муравьям меня хотели скормить.

– Это меняет дело, – несколько успокоившись, промолвил Босоркун. – Рассказывай.

«Правда, оказывается, что общая беда сплачивает», – хмыкнула про себя девочка.

И продолжила:

– Никакой водой, которую вы так боитесь, я вас изводить не собираюсь. Мне просто послушать надо и дальше идти. Только не спрашивайте, зачем. А то это до бесконечности длиться будет. Пожалуйста.

Босоркун молчал и подозрительно косился на Катю. Было видно, что его гложут какие-то сомнения. Наконец, он негромко пробормотал:

– Сама и впрямь не Ягиня. Значит, змеиного коварства у нее нет. Да и мала слишком, чтобы так хитрить изощренно. Что тогда?

– Это вы о чем? – искренне поинтересовалась девочка.

– О речах твоих прельстительных, – все еще с прищуром во взгляде сказал Босоркун. – Сколько на свете живу, никто уважительно на «вы» не называл, «пожалуйста» не говорил. Все только клянут.

– Ничего удивительного тут нет, – улыбнулась Катя. – Вы своим жаром дождевые тучи отгоняете, посевы губите. Вот и ругают. А мне вы пока ничего плохого не сделали. Даже наоборот, Песьеголовцев прогнали. За что же я вам грубить буду?

Старик задумчиво крякнул, бережно расправил раненое крыло и сел.

– У меня детство было очень тяжелое. Жили в нищете, впроголодь. Не только мы, все соседи. Выйдешь, бывало, из лачуги, под ложечкой страсть, как сосет. А глянешь вверх, птицы над головой парят. Сразу так хорошо становилось, даже про голод забывал. Вот и появилась у меня мечта заветная, летать научиться. Чтобы в поднебесье парить, людей радовать. Мечтал, мечтал, крылья и выросли. Когда о чем-то бескорыстно мечтаешь, то обязательно сбывается. Ах, с каким упоением я тогда летать начал! Но недолго. Однажды неожиданно туча грозовая налетела, крылья разом насквозь промочила. Будто кто-то нарочно ее наслал, чтобы мечту мою сгубить, других радовать. Ну, и низвергся. Вот здесь как раз, в горах этих. Сколько весь переломанный пролежал, даже не помню. Без пищи, без воды. Аж высох. Но ничего, выжил. Так тут и остался. Только вот страх жуткий перед водой, дождем превозмочь не смог. До сих пор внутри холодеет от одной мысли о влаге. Поэтому сейчас, лишь кости ломить начинает, знаю, дождь надвигается. Срываюсь с места и мчусь его прочь отгонять. А люди не понимают, что лишь себя уберечь стараюсь. Гадости выкрикивают, камнями, палками кидают, всякие ужасы про меня рассказывают. Вот эти, так вообще додумались, стрелой угодили. Болит страшно. Теперь, думаю, летать больше не смогу, потому что рана не заживает, только хуже становится.

Катя подошла и внимательно осмотрела поврежденное место. Оно было сильно воспалено, от осевшей на нем пыли по краям начало выступать нагноение. Хорошо, что кость была не задета, только мягкие ткани.

– Вам бы рану обработать надо, – со знанием дела сказала девочка. – А потом чем-нибудь прикрыть, чтобы грязь не попадала. Все и пройдет.

– Обработать, это как? – не понял старик.

– Водой чистой, по крайней мере, промыть. Перекиси водорода и стрептоцида у вас, думаю, не найдется.

– Во-до-ой?! – затрясся побледневший Босоркун.

– Да не дрожите вы так, – успокаивающе произнесла Катя. – Как ребенок, честное слово. В детстве, вон, и умывались, и в реке плескались, ничего же страшного не произошло. Даже крылья потом выросли. Вода-то у вас где-нибудь здесь есть?

При упоминании о воде старик снова задрожал, а его учащенное дыхание стало вырываться с шумом. Однако желание излечить крыло было, наверное, сильнее страха, потому что, наконец, он еле слышно прошептал:

– Вот тут в расселинке ключ опять кипеть начал. Они здесь то и дело пробиваются. Раньше пролетишь, обдашь жаром, они вмиг испаряются. А сейчас никак подобраться не могу, щель узкая очень, крыльями не втискиваюсь. Пойди, глянь.

Катя отошла в указанном направлении и невдалеке между двумя отвесными стенами, действительно, обнаружила источник. Он был маленький, совсем еще молоденький, но своими упругими струйками уже пытался клокотать, как настоящий вошедший в силу родник. Кое-как протиснувшись внутрь, девочка погрузила руки в холодную воду, зачерпнула и двинулась обратно. Но как она ни старалась сжимать ладошки, по ее возвращению вода вытекла вся без остатка. Набравшись терпения, она вернулась и предприняла вторую попытку. Затем третью. Результат был тот же.

– Слушайте, – обратилась она к старику, – может, вы все-таки сюда подойдете? А то мы так до скончания века не управимся.

Тот сгорбился от напряжения и, пятясь задом, мелкими шажками двинулся к щели, где и уселся, напоминая взъерошенного воробья. Назад старался не смотреть. Катя начала аккуратно кропить водой рану. То ли влага из подземных глубин и впрямь была чудодейственная, то ли по какой другой причине, но только она с легким шипением зашлась нарзанной пеной и принялась промывать саднящее отверстие.

Девочка проворно развернулась и снова побежала к источнику. С каждым разом рана все больше бледнела и затягивалась.

– Ты долго еще там бегать будешь?! – в отчаянии выкрикнул Босоркун. – Хватит томить! Начинай уже! Сил больше нет ждать!

Катя весело рассмеялась:

– Да я уже все закончила!

– Как это?! – вытаращил глаза старик.

– А вот сами убедитесь! – радостно сказала девочка.

Босоркун стал медленно поворачивать голову, будто боялся увидеть за спиной нечто ужасное. Когда его взгляд упал на распростертое поврежденное крыло, мышцы невольно сократились, и оно плавно поднялось вверх.

– Не болит! – выпалил старик.

Он повел им еще раз и еще. Крыло послушно двигалось, полностью повинуясь его воле.

– Не болит!!! – закричал Босоркун, что было сил.

Эхо с готовностью подхватило этот полный восторга вопль. Оно заметалось между склонами, радостно стучась в каждый и не пропуская ни единого. Пусть знают все: больше не болит!

– Уф! – испустил старик вздох облегчения. – Вот уж не думал, что так обернется!

И взглянул на Катю повеселевшими глазами.

– Проси, что хочешь!

– Да я уже просила, – ответила та. – Мне бы журчание послушать. Вон оттуда, – и указала на выступ.

– Там ты только половину звуков услышишь, – покачал головой Босоркун. – А другую горы скрывают. Давай вот как сделаем. Садись ко мне на закорки. Я взлечу и застыну в плавном парении, чтобы взмахи крыльев не мешали. А ты и послушаешь.