Даниэль Клугер - Мушкетер

Он опустил руку и открыл глаза. Через мгновенье его лицо разгладилось, он ласково мне улыбнулся:

– Конечно, я преувеличиваю, господин Портос. Как бы мне хотелось порою стать столь же жестоким и бессердечным… – Исаак Лакедем развел руками. – Увы… – и добавил, к моему облегчению: – Вернемся же к нашей печальной истории. Как вы понимаете, для многих конверсо, к которым относились и ваши предки, крещение было вынужденной мерой. Нехристианин не имел шансов сколько-нибудь успешно продвигаться по службе, не мог стать дворянином. Слишком много ограничений существовало для евреев и мавров. Вот потому-то многие евреи и принимали христианство. И немедленно оказывались в привилегированном положении – ведь среди них было немалое число образованных, дельных людей с большими средствами и одаренных всяческими достоинствами. Королям же португальским – да и обществу – было в общем не важно, какой жизнью эти новые католики живут дома. Главное – все эти люди были искренне преданы престолу и стране. Португальские монархи закрывали глаза на то, что крещеные евреи продолжали придерживаться своих традиций. Некоторые даже тайно продолжали совершать иудейское богослужение. Молельни помещались в подземельях, с множеством предосторожностей…

Я тотчас вспомнил о песке, покрывавшем пол синагоги, находившейся в подвале фамильной часовни де Порту.

– Иными словами, они становились христианами – многие вполне искренне, – продолжил между тем старый ростовщик, – но при этом оставались евреями. На улице они были католиками, а у себя дома – иудеями. В большинстве семей через одно-два поколения конверсо переставали быть «новыми христианами» и превращались в просто христиан, забывших о своем происхождении и тех обычаях, которых придерживались их деды и прадеды. О прошлом напоминали лишь имена… К несчастью, ни ваш отец, ни я не относились к таким. Я говорю «к несчастью» не потому, что считаю это ошибкой. А если это и было ошибкой, то не нашей, а наших предков. «К несчастью» – потому что двойная жизнь навлекла беды на очень многих. Но мы были воспитаны так, что принимали все тяготы двойной жизни как должное. В нашем кругу были сильны особые настроения. Мы считали, что в испытании, которое послал Господь, есть смысл, недоступный пониманию других. Мы пребывали в убежденности, что событие, словно надвое разделившее их жизни, в действительности есть признак скорого прихода Мессии. – Он бросил на меня короткий взгляд, убедился, что я не очень понимаю, о чем речь, и сказал с виноватым видом: – Простите, что я так много и подробно говорю об этом, но иначе мне не удастся объяснить вам все, что касается вашей жизни и жизни вашего отца.

Меня все больше увлекал его рассказ, так что извинения нисколько не требовались. Г-н Лакедем понял это и скупо улыбнулся.

– Все же выпейте еще, – предложил он. – Это амонтильядо, мое любимое вино. Но если вы предпочитаете французские вина – ради всего святого, сударь, не стесняйтесь, скажите! Я прикажу подать анжуйского!

– Нет-нет, прекрасное вино, – поспешно ответил я. – Может быть, правда, чересчур крепко для меня. Не обращайте внимания и, прошу вас, продолжайте.

Г-н Лакедем кивнул. Через мгновение улыбка сошла с его лица.

– Да-да… – пробормотал он еле слышно. – Дада… Но мне вновь придется рассказать о том, что на первый взгляд не имеет отношения к делу. Потому я вновь прошу прощения… Так вот. Далеко-далеко на востоке, Бог весть, где именно, течет удивительная река Самбатион. – При этих словах взгляд его устремился куда-то вдаль. – За этой рекой простирается царство, в котором безбедно живут потомки десяти израильских колен, некогда уведенных в плен ассирийским царем. Шесть дней в неделю эта река столь бурна, что перейти ее невозможно – ни вброд, ни на лодке. Но в седьмой день она стихает. К сожалению, этот седьмой день – святая суббота, а в субботу нарушать покой нельзя. Поэтому те евреи, которые живут за Самбатионом, не могут прийти к нам, а мы, даже если бы отыскали то место, никогда не смогли бы соединиться с ними… Вам это покажется странным, но события, превратившие вашу семью в изгоев, связаны с этой очаровательной старинной легендой… – Он снова улыбнулся. – Итак, ваш прадед, Дуего ду Пирешу, как я уже сказал, принадлежал к числу самых уважаемых подданных его величества короля Жоао Третьего – тогда, повторяю, Португалия еще была самостоятельным государством, и в Порто правил самостоятельный монарх. Так вот, Дуего ду Пирешу был личным секретарем его величества. Он был молод, блестяще образован, энергичен и умен. Вполне можно было ожидать, что он со временем займет пост первого министра. В его семье тайно соблюдали еврейские традиции.

– Что они собой представляли? – спросил я, вспомнив с содроганием рассказы моего слуги о кровавых жертвоприношениях, устраиваемых евреями.

Г-н Лакедем посмотрел на меня удивленно. Видимо, он полагал, что я сведущ в еврейских обрядах.

– Обрезание для младенцев, – пояснил он. – Зажигание свечей по субботам. Воздержание в субботу от какой бы то ни было работы – если только она не сопряжена со спасением человеческой жизни. Отказ от употребления в пищу свинины и зайчатины, а также крови животных.

– И это все? – недоверчиво спросил я, когда он замолчал.

Ростовщик пожал плечами:

– Некоторые хоронили умерших не в гробу, а завернутых в молитвенную накидку. Многие утром читали молитву, содержащую еврейский символ веры – «Слушай, Израиль!». Что же еще? Вы полагаете, этого мало? – Он невесело усмехнулся. – Если бы в те времена на Порто распространялась власть испанских королей, соблюдение даже одного из этих иудейских обычаев могло закончиться арестом и судом инквизиции. Да что там! Если становилось известно, что умирающий перед смертью поворачивался к стене, этого было достаточно, чтобы тело выкопали из могилы и сожгли, словно живого еретика!

– Не может быть… – прошептал я, с ужасом вспомнив о предсмертной просьбе отца и удивившем меня обряде похорон.

– Представьте себе. Впрочем, в Португалии на многие вещи смотрели сквозь пальцы, а инквизиторы не были столь ревностны в преследовании еретиков… – Г-н Лакедем тяжело вздохнул. – Все переменилось в тысяча пятьсот двадцать четвертом году, сто лет назад. В том году в Порто появился очень странный человек, и это появление резко изменило жизнь сеньора Дуего. Прибыл он из Рима, с посланием Римского Папы Климента Седьмого к королю Жоао Третьему. Человек этот звался Давид Реувени. Он утверждал, что является братом и послом еврейского царя Иосифа, чьи владения как раз и находятся за волшебной рекой Самбатион.

Чудесным образом он пересек реку и прибыл в Европу. До прибытия в Порто Давид Реувени уже посетил Рим и даже был принят самим римским первосвященником. С ним беседовал император Карл. А его появление в Порто вызвало настоящую бурю среди португальских конверсо. Рассказывают, что Давид Реувени держался с ними настороженно и даже холодно. Этот маленький человечек, почти карлик, в причудливом наряде и с грамотами, скрепленными фантастическими печатями царя Иосифа, был до чрезвычайности высокомерен. Можно даже сказать, что он словно презирал своих несчастных единоверцев, вынужденных скрывать свою принадлежность к еврейскому народу. И мне кажется, что именно это высокомерное презрение подействовало на португальских конверсо сильнее всего. Многие не просто поверили в то, что Реувени – действительно посол еврейского царя. Они сочли происшествие знаком того, что именно им предстоит стать тем передовым отрядом, который отвоюет Иерусалим у неверных.