Александр Михайловский - Война за Проливы. Решающий удар [СИ litres]

Но это было только начало. Едва солнце поднялось чуть повыше над горизонтом, рейдеры встали на якоря у восточной оконечности острова Чекгеада и не спеша, с корректировкой с привязного аэростата, принялись бомбардировать десятидюймовыми фугасами улучшенной аэродинамики форты Эртогрул и Седдульбахир, прикрывающие вход в Дарданеллы со стороны европейского берега. И возразить туркам было нечего: русские корабли расположились на расстоянии в полтора-два раза превышающем дальнобойность устаревших турецких орудий, выпущенных на заводах Круппа в семидесятых-восьмидесятых годах девятнадцатого века. Так продолжалось полтора или два часа, пока стрельбу не было приказано задробить – и тогда оглушенные огневым ударом форты (разрушения в которых были незначительны) внезапной атакой с тыла захватила подошедшая русская пехота.

Почти сразу после этого ожил форт Кум-кале, расположенный на азиатском берегу напротив форта Седдульбахир, начав в упор бомбардировать захваченную русскими твердыню. По нему тут же открыла огонь шрапнелями русская полевая артиллерия, к которой через некоторое время присоединились продвинувшиеся к югу крейсера-рейдеры. Форт «Орхание» огня пока не открывал, потому что цели на европейском берегу пролива находятся для его орудий в мертвой зоне. Но и ему перепала порция «ласки». Турецкие форты при входе в Дарданеллы представляют собой открытые земляные и бетонные сооружения, орудия в которых стояли в бетонированных двориках, разделенных насыпными траверсами. Вся это конструкция (два форта на европейском берегу и два на азиатском) была рассчитана на непосредственную оборону пролива, когда противник, не глядя по сторонам, лезет в его горло.

Именно так, с наскоку, в нашем прошлом в Дарданеллы 18 марта 1915 года попыталась прорваться англо-французская эскадра – в результате она понесла тяжелые потери и не выполнила задачу. Правда, в тот раз основной ущерб союзникам нанесли расположенные в глубине пролива дополнительные батареи и набросанные перед самым прорывом неуправляемые минные заграждения. Но на данный момент ничего подобного нет, потому что все силы турок сосредоточены на обороне Стамбула со стороны Фракии. Дарданеллы прикрывают только внешние форты с устаревшей артиллерией и крепостное, то есть электроуправляемое, минное поле в глубине пролива. Дополнительных минных заграждений нет в том числе и потому, что турки сами интенсивно пользуются этим путем, а на внезапный визит «Измаилов» никто не рассчитывал. И теперь под градом десятидюймовых фугасов и трехдюймовых шрапнелей турки расхлебывают последствия своей самонадеянности. С другой стороны, имея фронт во Фракии сразу и против Болгарии, и против Российской империи (чего в пятнадцатом году нашей истории не было и близко), они не имеют ни дополнительных солдат, ни дополнительных орудий для укрепления обороны Дарданелл.

Но главные события происходили совсем в другом месте. Пока 45-я пехотная дивизия захватывала форты на европейской стороне Дарданелл, в его глубине две другие дивизии 16-го армейского корпуса – 41-я и 47-я – практически не испытывая сопротивления, форсировали пролив на захваченных на месте рыбачьих лодках. На азиатском берегу русские войска заняли город Чанаккале (и отключили крепостное минное поле), после чего 47-я дивизия осталась контролировать этот город, а 41-я двинулась по азиатскому берегу к формам «Кум-Кале» и «Орхание». С этого момента судьба Дарданелл была предрешена.

12 сентября 1908 года, около полудня. Фракийский фронт, Константинопольское направление, Чаталжинский рубеж.

Русская армия подошла к Чаталже в результате неудержимого девятидневного наступления. С высоты птичьего полета, на которой обычно летают поддерживающие русское воинство «ишачки» и «утята», видно, как пыль длинными рыжими хвостами поднимается из-под множества сапог шагающих по выжженным дорогам русских и болгарских солдат. Пылят колеса обозных и санитарных повозок, и копыта тысяч коней движущейся в авангарде конной армии генерала Брусилова. И нет силы, способной остановить или хотя бы задержать это движение.

Резервная армия турок, сконцентрированная в районе Люлебугаза, узнав, что фронт даже не прорван, а буквально сметен начавшимся русским наступлением, вместо нанесения контрудара стихийно развернулась и, не слушая командиров, бросилась под защиту Чаталжинских укреплений. Драться против численно превосходящих русских в чистом поле казалось им форменным самоубийством, и известие о еще одной русской армии (Реннекампф), заходящей им в тыл, только увеличивало вспыхнувшую панику. Напрасно французские советники, пару лет назад появившиеся в османской армии, пытались остановить это стремительное движение. Все, чего они добились – это обидных слов о бездомных франкских собаках, чья страна совсем недавно капитулировала перед кайзером Вильгельмом, ну а особо настойчивым османские аскеры попросту перерезали горло. Драпали бы, как все, в сторону Стамбула – остались бы живы.

Или не остались бы – ведь почти никто из беглецов, запрудивших дороги от Люлебугаза к Стамбулу, не достиг вожделенной безопасности. Сначала безоглядно отступающую массу аскеров настигли стремительные и неуязвимые бронегруппы – турки брызнули от них во все стороны как грязь из-под колеса; а потом то, что осталось, втоптали в землю безжалостные кавалеристы Брусилова; и только немногие аскеры, бросив оружие, подняли руки и сдались в плен. И теперь они, растерянные и понурые, под конвоем бредут навстречу наступающему потоку русских солдат – туда, где их погрузят в вагоны и отправят в далекую Сибирь, а за их спинами все сильнее разгорается яростный грохот Чаталжинского сражения.

Эту укрепленную линию построили еще к прошлой русско-турецкой войне, но тогда русская армия проскочила ее с налету, ибо у осман не нашлось нужного количества солдат, чтобы защищать этот рубеж. Европейские дипломатические демарши оказались намного эффективнее. Но теперь, сорок лет спустя, укрепления Чаталжи – это последнее, что отделяет Стамбул от ярости неутомимо шагающих к нему русских и болгарских солдат. Но сераскир (главнокомандующий турецкой армией Мехмед-Реза-паша), как и другие грамотные турецкие офицеры, обучавшиеся в германских военных школах, понимает, что вся эта оборона – не более чем фиговый листок. Несмотря на то, что эту линию обороны неоднократно подновляли и усиливали, превратив в почти непреступное произведение фортификационного искусства, неприступность эта соответствует стандартам скорее девятнадцатого века. Но для современных европейских армий такие рубежи – не более чем временная задержка. О том свидетельствуют размолоченный в щебень суперпушками Круппа Бельфор и сокрушенная огнем русских гаубиц крепость Эдирне.