Руслан Агишев - Диверсант Петра Великого [litres]

– Это на что же мы подписались? – вырвалось у меня. – Да тут полк нужен с усилением, чтобы этот орешек сковырнуть. Не пора ли оглобли назад поворачивать? Не потянем ведь…

Однако я совсем недооценил своих людей. Оказалось, у них уже и черновой план был готов.

– Подожди, Александр Данилыч. Чай не лаптем щи хлебаем и не дурнее других, – хмыкнул боярыч, услышав мой вздох. – Мы тут давеча покумекали с робятами и вот что скажем… Седни осьмое, а завтре, значица, девятое. Большой праздник. Троица. Москва гулять будет. Боярин тако ж чарочку примет, да и дворне с холопами поднесет браги али вина. А где одна чарка, там и две чарки, – хитро подмигнул парнишка мне. – В этот день Шереметев и в церкву съездит, и к старинным друзьям зайдет. Вечером же и он, и все его холопы будут как мертвые валяться. А тут и мы…

К вечеру мы уже были в Москве, устроившись на постой к какому-то знакомому цыгана. Изба была покосившаяся, грязная, но как раз этим и особенно привлекательная для нас. Сюда точно никто из власть имущих не станет заглядывать.

На следующий день Москва, действительно, гуляла. С самого утра гремел перезвон колоколов десятков церквей и монастырей огромного города. Празднично одетые люди с заутреней спешили домой или в гости, где их ждал накрытый стол. Жители попроще уже начали праздновать, сметая с лотков продавцов пироги, кулебяки, жареных кур. Голытьба шастала по рынку, норовя что-нибудь сдернуть из съестного. Нищие радостно скалили беззубые рты и шептали осанну дававшим милостыню. На Троицу подавали хорошо. И яйца давали, и пироги, и мяса кусок. Особо жалостливым могли и грошик кинуть…

У нас же праздновать времени совсем не было. К вечеру нужно было иметь досконально разработанный план.

– Волчью или медвежью шкуру бы где раздобыть… – мечтательно протянул Пали, поигрывая своей любимой плеточкой. – Мы в таборе только так лошадей и крали. Парочку шкур кинешь через забор, псы сразу же скулить начинают, а потом по норам прячутся. Хорошее дело такая шкура… Только где ее взять-то сейчас? Гроши потребны.

Заикнувшись о грошах, чернявый уставился на меня. А что толку? У меня в кармане мышь повесилась. От тех пары рублей, что дал Петр, ничего не осталось.

– Ты на рынок к своим наведайся. Неужели у цыган медведя не найдется? – пришла мне в голову хорошая мысль. – Своему, чай, не откажут. И волком на меня не зыркай! Топтыгина резать не надо. Тряпье у них попроси, на котором он спит. Давай-давай, времени в обрез.

Немногословный Пали кивнул и, насвистывая что-то незамысловатое, вышел со двора. Я же с остальными остался сидеть. Время икс становилось все ближе и ближе, а у нас конь не валялся.

– Дворня точно гулять будет? А если нет? – Я уставился на боярыча. – Мы же даже пикнуть не успеем, как нас повяжут.

В ответ на меня посмотрели, как на маленького. Мол, как этого можно не понимать?

– Как же в такой большой праздник чарочку-то не принять? Светлая Троица. Душа радуется. Нельзя не выпить. Коли браги али вина не принять, и не русский ты вовсе. Батюшка мой, царство ему небесное, всегда так говаривал. Все лежма лежать будут, командир, – растолковывал мне боярыч прописные истины. – До самого утра валяться. Бошки так трещать будут, что за версту слышно… Не сумлевайся. Пройдем так, что мышь не почует.

К вечеру наше нетерпение достигло пика. По десятку раз было проверено снаряжение, с места на место переложены ножи и крючья, густо смазаны оси телеги.

Наконец, ворота на нашем дворе распахнулись и показалась чумазая физиономия Пали, призывно махнувшего рукой. Цыган был у шереметевского двора и должен был подать сигнал, когда в усадьбе все улягутся спать.

– Пора, господине. Как вечерня прошла, так и все затихать стало. Сейчас же, як на погосте, тихо, – скалил щербатый рот цыган, распахивая воротину. – Все дрыхнут. Сторожей через щелку в заборе видел. Брагой упились так, что на ногах не стоят. Идти надоть.

Надоть так надоть. Минут через тридцать наша телега уже была у стены усадьбы. «Твою дивизию, вот это забор – мечта дачника! Тут не два и не три, а, похоже, все четыре метра. Они что тут, вековые дубы вкопали?» Потемневший от времени, ошкуренный частокол внушал уважение и казался неприступным. «Да тут вертолет надо! С нашими крюками только спины друг другу чесать…»

Тут я почувствовал, как меня что-то схватило и с дикой силой подбросило вверх. Не знаю, каким чудом мне удалось сдержаться и не завопить от неожиданности. Беспорядочно размахивая руками в воздухе, я смог уцепиться одним из крюков за верхушку частокола.

– А таперича вниз, – рядом со мной воткнулось еще пару крюков и появилась черная от сажи рожа цыгана. – Знатно. Як лебеди взлетели… Абрашка вообще дурной. Кабы еще чутка, и в терем попали… А запах-то медвежий вона какой духовитый. Псы як мыши попрятались. Знамо дело, боятся они топтыгина-то.

Я, ничего не ответив, скинул приготовленную веревку вниз. С такой высоты просто так не спрыгнешь. Разобьешься. Ноги в брюхо войдут, как у трансформера.

– Пали, найди сторожей и вяжи их крепко. – Я кивнул на темнеющие постройки. – А то вдруг и не упились они… Потом домишко с холопами запереть надо. Не дай бог, кто ночью по нужде выйдет. Давай действуй. А мы к боярину…

Выступившая перед нами из темноты громада терема оказалась тем еще орешком, расколоть который удалось не сразу. Парадная и двери для дворни были заперты изнутри, окна первого этажа закрыты массивными ставнями. К счастью, боярыч знал кое-что из привычек боярина Шереметева.

– В его светлице окна распахнуты должны быть. Духоту этот аспид не переносит. – Паренек кивнул наверх, на богато украшенный резьбой деревянный балкончик. – Тама и заберемся.

Собственно, так и оказалось. Взобравшись по многочисленным выступам бревен, мы обнаружили открытое окно, через которое попали в боярскую опочивальню.

– Он твой, как я и обещал. – Я ткнул пальцем на кровать, в толстой перине которой буквально утопало храпящее тело. – Только тихо.

Не обращая внимания на поднявшуюся за моей спиной возню, я начал обыскивать опочивальню. Это была небольшая комнатушка, метров пять на пять, в которой места-то свободного особо не было. Под иконами стояла громадная кровать, рядом – под стать ей здоровенный сундук, оббитый железными полосами. С другой стороны, прямо во всю ширь стены, располагалась массивная лавка, на которой спать можно было. Вот, пожалуй, и все убранство спальни. «А где золото и брильянты? Где килограммовые золотые кубки и блюда? Перстни с гигантскими опалами и изумрудами? Где все это?» Не поленился, заглянул под лавку, потом под кровать и даже под толстую лохматую шкуру какого-то зверя под ногами. Нигде ничего не было! «Где все? В подвале? Неужели в этом сундуке сокровища держит?» Овладевший мною дух кладоискательства едва не заставлял рвать доски голыми руками. К счастью, сундук заперт не был. «Блин, тряпье какое-то! Порты, рубаха, пояса… Это, что ли, сокровища?»