Игорь Журавлёв - Метанойя

Клыки как-то очень быстро оказались у его шеи и всесильный Ибрагим по кличке Хан, которого уважал и боялся весь Ташкент, почувствовал, как они разрывают его плоть. Уже угасающим сознанием он успел зафиксировать картинку, на которой ведьма, хлюпая и урча, жадно глотает кровь, бьющую струей из его шеи. Его кровь… А дальше все скрыла темнота, принесшая избавление от страшной боли.

Ведьма глотала кровь и клочки вырванного горла, чувствуя, как чужая жизнь переливается в нее, добавляя ей молодости, здоровья, а также долголетия. Правильно сказано в Библии, что жизнь человека в крови его. И теперь это ее жизнь.

Наконец, сердце жертвы остановилось, перестало качать кровь и струя опала. Ведьма привычно и быстро, как она делал сотни раз за свою долгую жизнь, разодрала одежду на груди того, кто еще совсем недавно почитал себя кем-то важным и значимым, являясь, на самом деле, всего лишь едой для таких, как она. С огромной, нечеловеческой силой она вонзила когти прямо в грудь жертвы и легко разодрала её, взломала грудную клетку и засунула лапу внутрь. Пошарив, ведьма одним отработанным движением вырвала еще теплое сердце и с наслаждением вонзила в него клыки. Как хорошо, как вкусно, она обожала еще теплые сердца людишек, это настоящий деликатес для понимающих! А она была как раз из таковых.

Где-то позади, за кустами, проехала машина, на секунду лизнув светом фар открывшуюся картину, но водитель, конечно, ничего не смог разглядеть в темном переплетении ветвей. Ведьма встала и довольно потянулась. Ей так хотелось бросить все как есть, но необходимо было соблюдать осторожность. Никто ничего не должен заподозрить. За свою долгую жизнь она крепко усвоила это правило. И она стала заметать следы.

Спрятавшись за кустом, Маша судорожно думала о том, что ей делать. Вроде, доказательство налицо, но, с другой стороны, какое же это доказательство? Что она скажет Гульнаре: Изюмова превратилась во взрослую женщину? Да та ее засмеёт, конечно, и вообще никто ей точно не поверит.

Вдруг она услышала из кустов сдавленный крик и испугалась, подумав, что этот мужик насилует Изюмову. Не отдавая себе отчет в том, что делает, Маша стала тихонько пробираться поближе к кустам, из-за которых теперь доносилось какое-то ворчание и чмоканье. Струйка холодного пота бежала по Машиному позвоночнику, ей хотелось закричать и бежать отсюда изо всех сил. Но какая-то неудержимая сила влекла ее все ближе и ближе к кустам. Видя себя как будто со стороны, она потихоньку стала раздвигать ветви. В темноте происходило какое-то шевеление и все то же ворчание и чмоканье. Маша вглядывалась, напрягая глаза, не смея ни дышать, ни двинуться дальше.

В это время из-за поворота вывернул грузовик, и его фары на секунду осветили то, что происходило в темноте за кустами. Как на четкой фотографии Маша увидела чудовище, сидящее на корточках и склонившееся над телом мужчины в белом костюме, залитом кровью. Когда фары прорезали темноту, чудовище обернулось, и Маша очень хорошо разглядела его оскаленную морду. В этом воплотившемся кошмаре из самых страшных снов она, ни на секунду не усомнившись, признала Варвару Изюмову. Та была совершенно не похожа на себя, и в то же время ее совершенно невозможно было с кем-то спутать. Это была точно она — девочка из старшего класса и одновременно древнее кровожадное чудовище. В руках ЭТО держало что-то, истекавшее кровью, и огромными клыками отрывала от него куски. Нижняя половина морды старой ведьмы была вся в крови, которая капала с подбородка на красивое платье. Глаза ведьмы были совершенно безумные, желтые, страшные, огромные с узкими вертикальными и светящимися в темноте зрачками.

"Это же она его сердце ест" — совершенно спокойно и отстраненно подумала Маша, проваливаясь в темноту обморока.

— Что было дальше? — невозмутимо спросила Наталья Васильевна, поскольку поверить в сказанное было никак невозможно. Она и не поверила, всякое приходилось слышать на допросах, если все воспринимать всерьез… Вот только непонятно было, зачем Степашина все это сочинила? Или она сама в это верит? Ладно, потом разберемся, надо будет в местный психдиспансер заглянуть, навести о ней справки. Хотя, какой еще психдиспансер? Никто никогда не допустил бы до работы с детьми психически нездорового человека, а Степашина в детсаду всю жизнь работает, сделав карьеру от нянечки до заведующей. Ладно, потом разберемся.

— Да что было… — отрешенно сказала Мария Егоровна, — очнулась я через какое-то время и со всех ног бросилась бежать в детдом. Целый месяц я дрожала, боясь мести от Изюмовой, но, кажется, увлеченная своей жертвой, она меня не заметила. Гульнаре сказала, что ничего подозрительного не увидела, но от дальнейшей слежки отказалась наотрез. Как жила дальше? Ну, старалась избегать ее, всегда боялась до жути. Если честно, я до сих пор боюсь, хотя не видела ее много лет. А тогда… На следующий день по городу поползли слухи, что бродячие собаки какого-то мужчину в парке загрызли. Они тогда, после войны, стаями бегали, наводя на людей страх. Вот и приписали, видимо им, чтобы дело закрыть.

— Почему вы не заявили в милицию?

— И что бы я там сказала? Что шестнадцатилетняя воспитанница детдома ведьма? Что она превращается то в молодую женщину, то в чудовище и поедает сердца людей? Как думаете, что бы мне ответили? Вот вы и сейчас, я же вижу, мне не верите — взрослой солидной женщине, а уж девчонке… В лучшем случае, вежливо проводили бы, пообещав разобраться, и посмеявшись между собой после моего ухода. В худшем — отправили бы в психушку, и оттуда бы я всю жизнь не вылезала потом. Да и поймите, мне было четырнадцать лет, и я очень сильно боялась.

— Да, вы правы. Скорее всего, вам бы просто не поверили. Взгляните, пожалуйста, на эту фотографию. Знаете этого человека?

Степашина внимательно рассмотрела фото:

— Да, она, конечно, изменилась, но что-что, а менять облик она умеет. Это точно Изюмова. Я ее ни с кем не спутаю.

— Спасибо.

Выходила из детского сада майор Норикова с задумчивым видом. Капитан Мамед Хумраев, видя такое ее состояние, поостерегся выводить ее из задумчивости, лишь всей мимикой лица изображая сочувствие ее тяжелой работе.

— Едем ко второму свидетелю, — приказала Наталья, усаживаясь на заднее сиденье.

— Домчу с ветерком! — заверил ее Мамед.

Слесарь автопредприятия Шульгин Петр Петрович был на больничном, неудачно подвернул ногу. Поэтому через весь город пришлось ехать к нему домой. Наталья немного оттаяла, больше не пугая капитана официальным выражением лица, и Мамед этим сразу воспользовался. Он вновь начал трещать без умолку, и опасно косить оливковыми глазами, но Наталья уже не обращала на это никакого внимания. У нее не выходил из головы страшный рассказ Марии Егоровны. Она не могла определиться с тем, как ей к нему относиться. Это же бред какой-то, разве нет? Ведьма, поедающая в городском парке сердце убитого ей человека. Сценарий фильма ужасов, а не показания свидетеля! Конечно, никакой ведьмы не было и не могло быть, мало ли что девочке могло показаться в темноте при искажающем свете фар? С другой стороны, чтобы проделать подобное, вовсе не надо быть ведьмой из сказок братьев Грим. Для этого и сумасшедших хватает, с самыми разными маниями.